Мелькнул чулок

– Рад видеть вас, – заикаясь, пробормотал Хэл. – Не расслышал, как вас зовут, дорогая.

– Какая обида, мистер Парри! Вы не помните меня? Мы встречались на вечеринке у Джулиуса Мира на прошлой неделе.

Она кокетливо улыбнулась.

– Забыли меня? Или опять шутите?

Хэл никак не мог ее вспомнить. Конечно, из памяти не мог изгладиться этот певучий голос с такими дразнящими, волнующими нотками, нежная кожа, проницательные умные глаза и атмосфера знойной чувственности, окружавшая девушку. Он никогда не думал, что все эти качества могут сойтись воедино в одной женщине.

Правда, он напился в стельку на вечере у Мира. Так что все могло случиться. Действительно, в ней было что-то смутно знакомое.

Хэл взглянул на девушку глазами опытного хореографа и задал точный вопрос:

– Вы танцовщица?

– И еще многое другое, – кивнула она. – Люблю петь. Но разве вы не припоминаете, мистер Парри? Мы говорили обо мне на прошлой неделе. Нельзя ли теперь для разнообразия поговорить о вас?

Эти слова удивили Хэла – ведь он знал, что всегда говорят исключительно о себе.

С другой стороны, как мило, что девушка так хорошо воспитана!

Он позволил ей взять себя за руку. Пока они шли из комнаты в комнату, Хэл пытался заставить девушку рассказать о себе, чтобы хоть как-то припомнить детали их знакомства на прошлой неделе. Но язык под действием алкоголя ворочался с трудом, а кокетливые взгляды и ее потрясающее тело туманили мозг. Правда, когда девушка упомянула, что работала моделью, он вспомнил ее лицо, красовавшееся на обложках журналов мод.

У Хэла вообще была хорошая память на лица. Он вспомнил, что рассматривая ее фотографии в журналах, он восхищался безупречными очертаниями ее ног и бедер. На снимках девушка выглядела потрясающе – холодная и спокойная; но он-то знал, что подо льдом скрыто адское пламя, слишком мощное для работы в домах моды.

И вот теперь она появилась во плоти, она здесь, рядом, держит его под руку, обращается с ним, как с любимым отцом.

Маленькие глазки Хэла перестали замечать разряженных женщин. Опьянение прошло, оставив приятное чувство тепла. Неловкость испарилась, и Хэл позволил своей великолепной спутнице вознести его над толпой.

Вечер явно удался. Хэл не спал почти всю ночь, и, к его радости, девушка не отходила от него. Он рассказал ей о славном прошлом и блестящем будущем. Девушка ловила каждое его слово. Хэл долго распространялся о последнем фильме-рекламе «Дэйзи», предпостановочных работах, трудностях с подбором актеров. Одно лишь мешало ему: он никак не мог припомнить имя собеседницы, хотя был уверен, что девушка, знакомясь, назвала себя.

Пришлось к ней обращаться попросту «дорогая». Она, казалось, одобрительно реагировала на такое обращение.

Хэл скрывал растущее возбуждение, пока она провожала вместе с ним первых уходящих гостей и даже отдавала приказания дворецкому и бармену, занявшимся уборкой под конец вечера.

Хэл находился на седьмом небе, а эта замечательная девушка была его другом, ангелом-хранителем. Желание ознобом пронизывало тело. Он не осмеливался представить, что случится, если она скинет это облегающее платье и предложит ему себя. Он умрет от счастья.

Но отнюдь не с разочарованием, а с чувством благоговения и внутреннего покоя он, наконец, лег и позволил ей подоткнуть одеяло, поцеловать его в лоб, как мать целует на ночь ребенка.

Хэл смутно припомнил, как настаивал, чтобы она завтра же пришла пробоваться на главную роль в рекламе коммерческого фильма, и даже под взглядом девушки записал время в своем ежедневнике.

Но она, как Золушка, к утру, конечно, снова станет самой необыкновенной девчонкой, лишится своей удивительной красоты. И о пробах придется забыть. Она слишком прекрасна, чтобы быть настоящей.

Глядя на таинственную улыбку и прелестное лицо, озаренное слабым светом, падающим из холла, Парри погрузился в дремоту, но тут же удивленно сообразил, что произносит какое-то имя. Имя, которое всю ночь не мог вспомнить.

Энни Хэвиленд.

Глава XIV

Нью-Йорк, 1968 год, 3 мая

Молодой человек почувствовал, как Кристин пошевелилась рядом с ним в темноте. Слышно было, как за окном проехала машина.

Теплое и мягкое обнаженное тело прижалось к нему. Она останется в его объятиях еще несколько минут, прежде чем ускользнет.

Кристин появилась через полчаса после телефонного разговора, одетая в красивую юбку и блузку, под которыми, он знал, было прозрачное белье; позже она будет ласкать его тонкой тканью, возбуждать, пока он вновь не потеряет рассудок.

Все произошло, как в мечтах.

Но обреченность происходящего делала эту ночь абсолютно неповторимой, и когда все было кончено, он стиснул обнаженную Кристин в объятиях, прижал к себе, наслаждаясь прикосновениями к гладкой коже, целуя груди, щеки, плечи, пока девушка глядела на него непроницаемыми глазами.

Чувство благодарности и облегчение затопили душу молодого человека – ведь совсем недавно он был уверен, что никогда больше не увидит Кристин. И он знал, что, если они не встретятся, что-то внутри него умрет навеки. Звонок ее был чем-то вроде отсрочки смертного приговора.

Теперь он стал беднее на пятьсот долларов, а ведь он приехал в Нью-Йорк за деньгами. Он понимал, что на этом его несчастья не кончатся. Это прекрасное светловолосое создание высосет из него всю кровь, прежде чем бросит окончательно.

Бездонная порочность была сущностью ее неотразимой привлекательности.

Даже говоря с Кристин по телефону, он понимал, что вступает на роковой путь самоуничтожения.

И в эту секунду он вдруг осознал, в чем его спасение.

Мягкое тело в его объятиях будет преследовать его в мечтах и доведет до гибели, если он позволит желанию взять верх над волей.

Но желание было сейчас всем тем, ради чего он жил.

Его терзания кончатся только со смертью Кристин.

А без нее существование потеряет всякий смысл.

Поэтому он нежно прижимал девушку к себе, с изумлением думая о том, как огромная бездушная машина судьбы может избрать своим орудием обыкновенную теплую человеческую плоть. Молодого человека успокаивали мысли о том, что его дни с ней сочтены. Все равно, какое теперь его ждет будущее, и есть ли оно вообще.

Еще несколько недель, месяцев… лишь бы держать ее, вот так, близко, наблюдать, как она раздевается, слышать ее голос… и потом он покончит с ними обоими.

Есть время все обдумать. Когда настанет день, он будет спокоен и собран. Рука не дрогнет. Умереть с Кристин… Даже смерть покажется наслаждением.

Глава XV

Нью-Йорк, 1968 год, 3 мая

На следующий день ровно в час дня, стоя перед бледным, невыспавшимся, но потрясенным Хэлом, Энни вложила каждую унцию вдохновения, таланта и честолюбия в реплики главной героини рекламного фильма.

Хэл мечтал об Энни всю ночь, и теперь он был вне себя от нетерпения. Хотя он сам был в ужасе от своего столь некстати проявленного великодушия, Хэл умирал от желания увидеть девушку еще раз. И он не был разочарован. Оказалось, что Энни так же прекрасна под ослепительным светом юпитеров, как и вчера, в его доме. А когда она осталась в одном трико, чтобы продемонстрировать танец, вид ее ног почти лишил его дара речи.

Пока он давал Энни указания и болтал с ней между дублями, в глазах девушки по-прежнему сияли лукавые искорки, которые свели Хэла с ума и окончательно запутали его мысли.

Ее манеры и строгое поведение говорили о самоуважении и природном достоинстве, так что мужчинам вряд ли приходило в голову позволить с ней вольности. Но неуловимый призыв в этих сияющих серебристо-прозрачных глазах притягивал неотвратимо.

«Я знаю, о чем вы думаете, – казалось, говорила ее улыбка. – Вы думаете о том, что я – женщина, вы ощущаете это всеми силами мужских инстинктов. Вы мне тоже нравитесь, но я бы не хотела, чтобы вы прикасались ко мне, я была бы потрясена и обижена. Но я тоже думаю об этом и чувствую, что вы хотите»…