Медленное возгорание (ЛП)

Выпрыгнув из душа, я вытираюсь полотенцем за рекордно короткое время. Мысль о том, что мне придётся натянуть на себя те же трусики, вызывает отвращение, так что я надеваю чёрные штаны для йоги без них. Без лифчика пойти не могу, так что скольжу в него, а после и в майку. Ощущение от одежды такое, будто я голышом, но, поскольку здесь нет зеркала в полный рост, дабы убедить меня в обратном, я представляю, что ничего не выставлено напоказ. Я и так пряталась здесь очень долго.

Рок сидит на краю кровати и смотрит на дверь ванной, когда я выхожу. К сожалению, он надел рубашку. Я вроде как собиралась исследовать все его тату. Он просто сидит там и пристально смотрит, поэтому мою кожу пощипывает под таким взглядом. Даже если в комнате тепло, я содрогаюсь и быстро провожу руками по предплечьям.

— Чёрт, здесь недостаточно тепло для тебя. Можешь взять одну из моих рубашек, — он подскакивает с кровати и открывает ящик комода. Края его поношенных джинсов прикрывают пятки, и я не могу избавиться от мысли, что даже ступни у него сексуальные. — Вот, куколка.

Он передаёт мне голубую рубашку и возвращается на кровать. Полустёртые серые буквы «LOKI» написаны поперёк футболки. На спине — обесцвеченный череп в короне.

— Твой клуб что, занимается продажами?

Он подавляет смешок:

— Ага, типа того. В некоторых местах мы не можем носить наши цвета, но мы всё равно хотим, чтобы люди знали, кем мы являемся, так что…

— Цвета?

Он рисует воздушный круг у себя на груди.

— Жилет с нашивками, — объясняет он.

— Точно. Чтобы люди понимали, «перейди дорогу одному, перейдёшь всем»?

Он хмурится и не отвечает. Я не хотела обидеть его, но думаю, что, возможно, именно это и сделала.

— Прости, — произношу я, скользя в его рубашку.

— Не извиняйся. Я забываю, насколько ты невинна.

Я разражаюсь смехом, совершенно не подобающим леди.

— Невинная? Ты думаешь, я невинная?

Выражение его лица смягчается.

— Я имею в виду, ты не знаешь ничего о жизни МК.

Я не уверена, что на это ответить, поэтому выдаю первое, что приходит в голову:

— И что это значит?

Я могла иметь в виду сотни разных вещей. Больше подробностей о его МК, которые — уверена — на девяносто девять процентов состоят из нелегальной деятельности. Или «это» — наше с ним пребывание в его спальне. Он собирается позже высадить меня возле моего дома, и пройдёт ещё один год, прежде чем я снова его увижу? Поцелует ли он, блядь, меня ещё хоть когда-нибудь так же, как в тот безумный день в его офисе в «Хрустальном шаре»? Потому что прямо в эту секунду я чертовски готова получить от него ещё один поцелуй. Мне больше не нужно чувствовать вину за то, как сильно я его хочу. Эта мысль заставляет меня остановиться. Я должна чувствовать себя виноватой из-за того, что желаю другого мужчину так скоро после смерти моего мужа. Особенно, если этот мужчина является тем, к кому меня тянуло даже до смерти Клэя. Это настолько, настолько неправильно.

— Иди сюда, Хоуп.

О боже, звук моего имени, слетевшего с его губ, превращает мои внутренности в желе. Я не думаю о том, чтобы не пойти к нему, и не колеблюсь. Когда я подхожу к нему, наши глаза оказываются на одном уровне из-за огромных размеров Рока и высоты его кровати. Крепкие руки опускаются на мои бёдра, и он притягивает меня между своих колен.

— Это может быть всем, что ты захочешь.

Глава 10.

Рок.

Конечно, я лгу.

Между нами может быть одно.

Хоуп — моя.

Неизменно.

Боже, в меня будто врезалась грёбаная фура, когда она вышла из ванной, одетая в узкие штаны, облегающие её настолько, что было чётко видно отсутствие на ней белья. Я был куском мудака, предлагая ей этот наряд, но я понятия не имел, какой у неё размер, так что нашёл растягивающиеся штаны, которые в любом случае подойдут. Майка явно была идиотским решением, потому что с самого начала я легко мог дать ей одну из моих рубашек. Но я умирал от желания увидеть больше её тела. Это тоже глупо, потому что ничего не распаляло меня сильнее, чем её вид в моей футболке с логотипом клуба, нарисованным яркими цветами на её груди.

Она покусывает нижнюю губу, а потом кладёт руку мне на плечо:

— Это безумие. Мы едва знаем друг друга, но каким-то образом рядом с тобой всё обретает смысл, — её голос не громче шёпота, но каждое слово пронзает мою душу. Даже выразить не могу, насколько приятно слышать это от неё, хоть я и не пропускаю мимо ушей тревогу в её тоне.

Притянув руку Хоуп к своему рту, я оставляю поцелуй на её ладони и после встречаюсь с ней взглядом.

— Не имеет значения, как долго мы знаем друг друга. Я знаю тебя. Я тебя хочу. Просто будь рядом со мной. Если это то, чего ты хочешь.

— Что подумают люди? Прошёл лишь год, — поспешно говорит она.

Я не тот человек, которому следует задавать этот вопрос. Я хотел сделать её своей с тех самых пор, как впервые увидел. Её семейное положение никогда ничего для меня не значило. Я не полный придурок. Я сожалею о её утрате и на самом деле понимаю, что, если бы не внезапная смерть Клэя, она бы не стояла здесь и не задавала эти вопросы. Данная ситуация мне тоже не приносит никакого удовольствия. Но что есть, то есть.

— Я не знаю, что тебе ответить. Знаю, ты не можешь всё не анализировать. Это у тебя в крови. Но попытайся не делать этого. Ты никогда не станешь счастливой, если будешь пытаться угодить мнению людей о том, какой ты должна быть.

Кивнув, она застенчиво опускает голову, и я притягиваю её ближе. Теперь она стоит между моих ног, и всё, о чём я могу думать, — это сорвать с неё каждый кусочек этих тряпок. Мои руки покоятся на бёдрах Хоуп, и я чувствую, как выпирают её тазовые кости. За последний год она стала болезненно худой. Я хочу отвести её вниз на кухню и кормить, пока не вернутся её изящные изгибы.

Взволнованный взгляд на её лице тревожит тем, что я зашёл слишком далеко. Я убираю руки с её бёдер. Она до сих пор скорбит. Всё ещё хрупка. Все те вопросы только доказали, что я здесь ни при чём. Мне не стоило слушать её подругу прошлой ночью. Вся моя идея с ожиданием длиной в год, чтобы сделать Хоуп своей, будто я какой-то неандерталец, была чертовски тупой. Я хочу — нет, нуждаюсь — чтобы она была готова к другим отношениям прежде, чем мы что-то начнём. Потому что, как только она станет моей, я никогда не отпущу её. В этом я уверен.

Виной всему этот проклятый добровольный целибат. Я настолько возбуждён, что могу взорваться в любую секунду.

— Ты в порядке? — удаётся мне спросить.

Она подступает ещё ближе, пока её колени не упираются в матрас. Её грудь на уровне моего подбородка, и я сопротивляюсь желанию зарыться в неё лицом. Хотя, подняв глаза на Хоуп и увидев голодный взгляд, я начинаю задумываться о том, что могу и ошибаться. Я здесь единственный, кто всё анализирует. Может, она тоже хочет этого. Мои руки снова возвращаются на её бёдра. Её губы приоткрываются, но Хоуп ничего не говорит. Она напряжена и расстроена. До меня наконец-то доходит: она хочет, чтобы я сделал первый шаг. Я забываю, что она совершенно не такая, как другие женщины, и наслаждаюсь мыслью стать главным. Все женщины, которые были у меня последние несколько лет, являлись быстрым перепихом. Не было смысла узнавать, кто и чего хочет, потому что мы желали лишь освобождение и ничего больше. Никто из них не нуждался в моём контроле. Это будет так хорошо. Я хочу раскрыть все без исключения чувственные подробности о Хоуп.

Я скольжу рукой к подолу её рубашки, а затем под неё, пока не встречаю мягкую тёплую кожу.

— Мне нравится, как ты выглядишь в моей рубашке, малышка.

Быстрым движением я дёргаю ту вверх, снимаю через голову Хоуп и отбрасываю её на туалетный столик. Мои ладони сползают вниз и сжимают её маленькую сладкую попку. Она резко хватает ртом воздух и для равновесия опускает руки на мои плечи.