Грейте ладони звездами (СИ)

Тот смотрит на нас с Домиником опасливым взглядом, должно быть, понимая, что я слишком на взводе и потому простить его брата, не устроив ему хорошую взбучку, у меня не получится. Но все же покорно скрывается за дверью подъезда...

Никогда больше не смей так делать! - в сердцах кидаю я Доминику, неясной тенью проступающему в ночном полумраке, и тычу пальцем в его грудь. - Никогда, слышишь? Ты хоть представляешь, что я из-за тебя пережила?! У меня чуть сердце не остановилось от ужаса... Я себе такого напридумывала, что и встрашном сне не приснится. И все из-за тебя...

Дышу так рвано и натужно, словно стометровку пробежала, а сама даже не уверена, что тому виной: возмущение из-за исчезновения сына или само присутствие Доминика, с которым мы впервые после его исчезновения остались наедине.

Извини, не думал, что мы так задержимся, - покаянно произносит призрачная тень, и обычность ее голоса даже удивляет меня. - Я должен был лучше рассчитывать время.

Извини?! - продолжаю я все тем же возмущенным голосом. - По-твоему, после трех лет отсутствия и последующего упорного молчания... нет, даже не молчания, а полного игнорирования меня, словно я какое-то пустое место, теперь достаточно сказать простое «извини» и все разрешится само собой?

Выпалив все это одиным махом, я и сама вдруг понимаю, насколько обижена отношением Ника ко мне, раз уж это выплеснулось из меня, словно само собой, ненароком... Помимо моей воли. Я даже и не собиралась затрагивать эту тему... Доминик, если и удивлен таким поворотом разговора, вида не подает, я скорее чувствую, чем вижу, напряженную линию его губ и тяжелого подбородка.

Я, действительно, не думал, что ты все это так воспримешь, Джессика, - после некоторого молчания произносит он, - у меня и в мыслях не было обидеть тебя... Просто... просто ты должна понять, - голос его звучит глухо в вечерней тишине, - вновь встретиться с тобой уже было достаточно сложно, а тут еще новость о твоей работе в доме Вайсов...

Не я тебя преследую, - выдаю я стремительно. - Не знаю, что ты там порассказал Ванессе... - («про нас», хочется добавить мне, но я вовремя замолкаю, ведь никаких «нас» никогда не было), - но она явно имеет что-то против меня, и сегодня я поняла это с определенной ясностью. Разве ты не видел, что сцена в спальне была искуссно ею подстроена? Она недолюбливает меня, и это еще слабо сказано.

И зачем я вываливаю все это на него? Ему ведь нет никакого дела. Три года прошло... Остынь, Джессика.

Я ничего ей про тебя не рассказывал, - Ник переступает с ноги на ногу, - я лишь обмолвился однажды, что работа в Японии стала для меня неплохим способом бегства, вот и все. Она не стала расспрашивать, а я не углублялся в этот вопрос. Возможно, она сама сделала некие выводы, независимо от моего молчания, я не знаю... но с чего бы ей теперь недолюбливать тебя?

Это ты мне скажи, Доминик Шрайбер! - слишком эмоционально отзываюсь я. - Я уже ничего не понимаю, - снова всмотриваюсь в едва светлеющее пятно на месте его лица. - Сегодня ты был очень зол на меня... я бы даже сказала, ненавидел меня, - более тихим голосом добавляю я, - может быть, я и сама виновата, я готова это допустить, но когда-то мы неплохо ладили, можно сказать, были друзьями, и эта перемена в тебе глубоко меня ранит.

Темная фигура снова переступает с ноги на ногу.

Возможно, мне не следовало этого говорить, может, стоило продолжать делать вид, что между нами все так и должно быть, но темнота ночной улицы, словно тайная исповедальня, исторгала из меня все накопившиеся обиды и претензии.

Я вовсе не ненавижу тебя, Джессика, - отзывается на это Доминик, - с чего бы мне тебя ненавидеть? Просто ты права, то, что сегодня случилось... было мне неприятно. Я не хотел, чтобы ты врывалась  в спальню и... срывала с меня рубашку... - Слышу в его голосе проклюнувшуюся улыбку и тоже улыбаюсь шутке. - Возможно, три года назад это и было моей наипервейшей мечтой, но теперь у меня для этого есть Ванесса.

...которая своего не упустит! - вставляю я в той же тональности.

В этом вся она, - Ник кажется немного смущенным. - Но перемена, о которой ты говоришь, - тут его голос становится серьезнее, - ты не права: разве я не тот же Ник, которого ты знала прежде? После своего возвращения я словно вернулся в прошлое, которое закрутилось вокруг меня стальной петлей... Словно и не было трех лет отсутствия, - секундная заминка. - Нет, я чувствую себя все тем же...

Говорит и вдруг замолкает, как бы почувствовав, что сказал лишнее, и вот я уже спешу сгладить возникшую было заминку шуткой:

Ты, может, и ощущаешь себя прежним, как знать, вот только даже родная мать уверена, что ее мальчика похитили инопланетяне и  где-то в процессе исследования его генома промыли ему мозги, напрочь подменив ее Ника другим человеком.

Скажи, что ты шутишь?!

Я серьезна как никогда, Доминик. Ты изменился! - Мы стоим и смотрим друг на друга, так толком друг друга и не видя.

Это странно...

Это тревожно. И благотворно одновременно...

Я, действительно, не знал, что все настолько плохо, - наконец произносит Доминик с улыбкой.  - С этого момента я постараюсь исправиться, обещаю.

Было бы неплохо. Хелена будет рада вернуть своего мальчика...

Мы снова замолкаем, и молчать с Ником по-прежнему приятно. Это открытие меня удивляет...

А ты, Джессика, ты будешь рада, если мы снова станем друзьями? - интересуется мой ночной собеседник, награждая меня настойчивым взглядом.

Конечно, - отвечаю с заминкой, - снова стать друзьями было бы здорово. Друзья мне нынче не помешают...

Доминик неуверенно делает шаг в мою сторону и протягивает руку для дружеского рукопажатия. Моя рука тонет в его теплой ладони, и на секунду я снова ощущаю себя юной и беззаботной, такой, какой была еще до встречи с Юргеном, словно это рукопожатие умело обращает время вспять...

Когда же мои пальцы выскользывают из его руки, я ощущаю почти сиротство, сиротство маленькой девочки, лишенной тепла и человеческого участия. Спешу отогнать это тревожное ощущение и быстро произношу:

Но все-таки больше не исчезай вместе с моим ребенком, ничего мне не сказав.

И Ник на это отзывается:

А ты больше не зови меня «мальчишкой», - проблеск зубов в темноте, - это, знаешь ли, немного выводит меня из себя! Возможно, ты заметила это сегодня...

Секунду обдумываю его слова, отдаваясь перестуку неугомонного сердца.

Обещаю больше не выводить тебя из себя, - усмехаюсь я в темноту. И мы расходимся в разные стороны...

                                                                Глава 11.

                     «Ах, малыш, малыш, как я люблю, когда ты смеешься!»

                                       ******************************

Последующие несколько дней мы с Домиником больше не видимся, но я ощущаю такую душевную легкость, словно огромный камень свалился с моей души: хочется если не парить, то хотя бы дышать полной грудью... Это состояние немного похоже на счастье, но я так давно его не испытывала, что могу и ошибиться.

Однажды после обеда меня останавливает Ванесса, с которой у нас нынче молчаливый нейтралитет, и говорит:

Джессика, приготовьте, пожалуйста, голубую спальню, у нас ожидаются гости.

При этом она выглядит такой оживленной и погруженной в себя одновремнно, что сомневаться в важности этих самых гостей не приходится. Мне становится крайне любопытно, кого же это собираются привечать Вайсы и что для этого потребуется от меня самой, и тут Ванесса произносит, как бы отвечая на мой негласный вопрос:

Мы ждем Гюнтера Шрайбера, отца Доминика. Он приедет поздравить нас с помолвкой! - торжествующий взгляд в мою сторону завершает это эпохальное для нее заявление, а потом она и вовсе поглаживает камень на своем помолвочном кольце и стремительно удаляется. Триумфальной походкой... Маленький Наполеон в юбке, не иначе.