«Молчи» (СИ)

— Привет, — парень наливает себе воды в кружку и отпивает, при этом откусывая яблоко.

— Ты сегодня поздно, — с заботой замечает, наблюдая, как Фардж, по всей видимости сильно голодный, уплетает за обе щеки всё, что попадается под руку. — Твоя мать звонила.

Дейв не мнется. Он не реагирует на это известие так, как в детстве, и спокойно разворачивается, повторно улыбнувшись старушке:

— Я буду в саду, — хлопает её по плечу, как друга, и покидает кухню, тут же сменив улыбку на довольно неприятное выражение, говорящее о его отвращении к услышанному. Выбегает на задний двор в одной футболке и игнорирует холод, шагая к боксерской груше, которую ему оставил старик, живущий по соседству. Фардж не наносит профессиональный удар кулаком. Он пинает грушу ногой, откусывая яблоко, и мычит сжатыми губами, бросив его в сторону клумбы. Вновь и вновь бьет ногой грушу, после чего удары наносит кулаками. И вот он вновь в порядке. Выдыхает пар, начиная искать в карманах сигареты. Курит, глубоко затягивая, оборачивается, устремив взгляд на соседний участок, где на веранде, сложив руки на груди, стоит девушка с темными волосами, аккуратными волнами ложащиеся на её тонкие плечи. Дейв довольно-таки долго смотрит в ответ, как и девушка, которая сжимает губы, хмуря брови, когда за её спиной открывается дверь. Выходит высокая женщина в фартуке и, увидев Фарджа, хватает дочь за руку, высказывая свое недовольство.

Дейв фыркает, пуская дым, и ухмыляется, подливая масла в огонь:

— Лили, покажи сиськи!

— Закрой свой рот, чертов отброс! — мать девушки начинает угрожать тем, что её муж надерет ему задницу за подобное, но Фардж просто смеется, показывая даме средний палец. Женщина отворачивается, толкая дочь к дверям дома, а та щурит веки, с каким-то огорчением отводя взгляд в сторону, и поддается, пропадая с глаз парня. Он переступает с ноги на ногу, расправив плечи, и вновь принимается бить грушу.

Такова его тактика.

Его собственный метод выживая.

Нужно бить первым.

Глава 6.

… Девочка толкает дверь — и испуганные глаза матери фокусируются на ней. Бледные губы тихо шепчут, сажая в груди ребенка зерно ужаса:

— Зачем ты это сделала? — и опускает свой взгляд на ванную, полную воды. — Зачем?

Мотор автомобиля, несущегося по ровному асфальту улиц Лондона, рычит, но не скрывает того отвратительного напряжения между мной и матерью, которая молчит все утро. Она смотрит на дорогу, следя за светофорами, и демонстрирует полную собранность. Аккуратными ноготками стучит по мягкому рулю, и чем громче и чаще становится стук, тем больше растет вероятность, что элегантно выглядящая женщина заговорит.

— Харпер, — слишком предсказуемо. — Ты выглядишь уставшей, а ведь сейчас только утро, — находит крупные круги под моими глазами неестественными, но они всегда находились на моем лице. Просто сегодня у меня не было сил краситься. Я уже два дня не помню, что такое нормальный сон, поэтому от утомления и усталости руки трясутся, мешая ровно держать тушь для ресниц.

— Почему ты не закрасила круги? — Мать мельком посматривает на мое лицо, выказывая на своем все больше возмущения от непонимания. — Ты начала вставать слишком поздно. Ничего не успеваешь, — вздыхает, окинув меня взглядом, и явно сдерживает замечание, касающееся того, что на мне сегодня обычные темные джинсы и светлая майка с кофтой из плотной темно-зеленой ткани. Плюс ко всему, на ногах совсем не женственные кеды. — У тебя с собой косметичка? Думаю, у тебя хватит времени хотя бы лицо в человеческий вид привести, — она словно открыто заявляет: «Внешность решает человек ты или нет». Ежусь, направляя взгляд в сторону бокового окна, и с полной незаинтересованностью изучаю высокие серые здания на фоне не менее яркого неба, которое бьет в глаза бледным светом, напоминая о надвигающемся на город дожде. Слышу, как мать озадаченно что-то шепчет под нос, после чего снова обращается ко мне, но уже ее тон намного требовательнее:

— Что с тобой последнее время происходит, Харпер? — Могу слышать в голосе тревогу, но, повторюсь, проблема во мне. Меня это не трогает за душу, поэтому продолжаю молча пялиться на городские улицы, проносящиеся снаружи.

— Я попросила тебя вчера спуститься, но ты, — она даже от неверия улыбается, якобы подобное вообще не может быть. — Ты не спустилась, — наглость какая. — Я думала, мы как раз все вместе посидим, обсудим вечеринку. Мне все еще интересно, как ты провела время с Причардом, — понимаете, что здесь ключевое, так ведь? Что именно играет основную роль? Если бы я сказала, что вообще не пересекалась с ним там, то мать недовольно бы прошипела что-то о жалкой трате времени впустую. Вот вам и разница. Причард Пенрисс — весомый аргумент.

Впервые морально ликую, когда в поле зрения попадает знакомое учебное здание с темным забором и людьми, неспешно идущими навстречу знаниям. Мать паркует автомобиль чуть дальше, у поворота, и не снимает блокировку с дверей, с удручением вздыхая:

— Харпер, если у тебя проблемы в школе, то помни, что любые трудности — это твоя подготовка ко взрослой жизни. Поверь, дальше будет все сложнее.

Эта женщина мастерски умеет нагнетать атмосферу, опускать меня и мое состояние ниже уровня, когда я еще могу заставить себя что-то делать.

— Хорошего дня, — слышу щелчок блокировки, и сразу же выскакиваю из машины, забросив на плечи рюкзак. Мать умалчивает о том, что сегодня я выгляжу, как пацанка, и все неодобрение придерживает до вечера. Уверена, она уже будет не так мила со мной. Иду по тротуару быстро, слыша, как машина трогается с места, оставляя меня позади, поэтому рывком снимаю с волос резинку, распределяя локоны таким образом, чтобы они скрывали участки кожи шеи, которые, как оказалось, медленно выдают тайну той ночи. Отметины появились только сегодня утром, так что их пришлось скрыть под слоем пудры. Но я слишком мнительная, поэтому с распущенными волосами мне будет гораздо спокойнее.

Спокойствие? Это я говорю о спокойствии?

Прячу ладони в карманы кофты, и игнорирую тот факт, что староста из параллели, который каждое утро стоит на входе и здоровается со мной, сейчас просто провожает меня взглядом, щуря веки, видимо, из-за плохого зрения не может быть уверен, я ли это. Да, внешний вид решает многое.

Иду по коридору, попадая в какую-то агрессивную толпу подростков, которые толкают и пинают друг друга, но воспринимают это с улыбкой, в то время как я лишь морщусь, стараясь скорее пробиться к своему шкафчику, чтобы взять сразу все учебники, которые пригодятся мне сегодня. Не хочу лишний раз спускаться на первый этаж. Рюкзак моментально тяжелеет, и мне приходится приложить усилия, чтобы моя спина не сломилась пополам от такого груза. Повторно сунув ладони в карманы, оборачиваюсь, шагая возле ряда шкафчиков, чтобы не сталкиваться с людьми. Мой взгляд не опущен в пол, но все равно находится ниже уровней лиц, правда, заметив краем глаза знакомый силуэт, поднимаю голову, окинув вниманием Причарда, который… Который не замечает меня, хотя проходит в шаге. Переступаю с ноги на ногу, поворачиваясь телом в сторону, в которую уходит парень, и хмуро вглядываюсь ему в затылок. Подобная перемена поражает. Он ведь всего неделю назад проходу мне не давал, даже просил помочь с учебой. Это напрягает, но не более. Разворачиваюсь, не успев опустить взгляд на безопасный уровень, и устанавливаю зрительный контакт с парнем, на коже лица которого очередной новый синяк. Он стоит у раскрытого шкафчика, неосторожно запихивая в рюкзак учебник, и опускает голову, прекратив смотреть в мою сторону с лицом, полным незаинтересованности. Не торможу, не замираю, будто моего страха смотреть ему в глаза никогда не существовало. Спокойно, без напряжения, отвожу взгляд в сторону, обходя ОʼБрайена, и ставлю внутренний барьер, стараясь не думать о том, что именно он застал меня вчера в полубредовом состоянии. Черт. Про устроенный беспорядок мне удалось удивительным образом забыть. Видимо, у меня эмоциональный сдвиг.