Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ)

— Тебе идет стрижка. Но мне нравились твои кудрявые волосы, — мечтательно выговаривает девушка, касаясь макушки, ведь там и остались так понравившиеся ей кудри. — Щетина делает тебя куда старше своих лет, ты знаешь это? — интересуется девушка, касаясь моих скул.

Я не могу оторвать взгляда от ее шоколадных глаз, которые так очевидно манят меня в ловушку. Не могу сосредоточиться, не могу прервать ее соблазнительный голос, не могу ничего, кроме как стоять и смотреть на ту, которой принадлежу я сам. А ведь раньше все было иначе, когда я не замечал этой зависимости.

Днем, я слышу ее голос, а ночью мне снится ее образ. В любой проходящей мимо девушки, с темными волосами, я узнаю Розали, но когда они поворачиваются лицом, понимаю, что это не она. Как бы прекрасны не были карие глаза, как бы они похожи ни были на ее, я узнаю их из тысячи, из миллиона.

Я в нахожусь бреду. Она — мой сущий бред.

— Ты сегодня так задумчив, Нильс, или ты не хочешь со мной разговаривать? — задает она вопрос, взволнованно вглядываясь в мои глаза. Внутри все сжимается, тянет и мечет. Кажется, никто не был так сильно влюблен, больше, чем я. Она мое солнце и луна, ночь и день, моя и в тот же момент чужая. Неизвестная. Но любима всем моим сердцем.

За такую, не жаль своей жизни. Для такой, не жалко целого мира. Такую не встречу никогда. Нет похожих, а если и есть, то моя Розали несравненна ни с кем!

— Мне нравится с тобой молчать, — сдаюсь я ее атаке, и тому, как она притягивает меня к себе, заставив наклониться. Ее нежные и обжигающие губы, касаются моих, и в этот миг — не важно ни что. Растаю, когда волна тепла и жара проходится по всему телу хлестким ударом, заставляя чувствовать адреналин и всю свою настоящую, в миг возродившуюся силу.

По инерции, руки тянутся к ее талии, к пояснице, в желании обхватить свое собственное, но Роуз не дает, крепко ухватив оба мои запястья и удерживая по сторонам, не открываясь от моих губ, все слаще впиваясь в них.

Только отстранившись, на мгновение, я вижу, как ее взгляд, оплавленный дичайшим желанием, понимаю, что у меня не меньше похожий. Руки подрагивают от явного возбуждения и первой с ней связи за такой долгий промежуток времени, от чего ослеплено смотрю на нее, сгорая от жажды ее тела.

— Пойдем, — потянула она меня за край рукава пиджака в сторону в спальни. И как бы не хотелось спросить об правильности ее поступка, я заткнул свое здравое сознание, закинув его далеко за спину. Она вела меня сама, я не мог отказать. Сам желаю ее, и желаю до того самого безумия, и если она откажет, я не знаю, где найти силы, чтобы удержать себя в стороне.

Она заводит меня в спальню, где я проводил последние дни в пьянстве и в мечтах об этой самой юной женщине, в грезах прикасаясь к ней и завлекая к себе в объятия. Тут я кричал на Гарри, в ненависти за то, что он был так близок с ней. Ревновал, когда он, улыбаясь, рассказывал о девушке и о том, чем занимались весь день. Только сейчас это стало не важным, серым прошлым, таким безвкусным и забытым.

Около меня была она…

Она останавливается строго в середине комнаты, где поворачивается ко мне лицом, ожидая моего внимания. И я даю ей все то, чего желает Роуз.

— Ты хорошо держишься, Нильс, — ехидно познала кареглазая, явно насмехаясь надо мной.

— Ты пытаешься меня довести до лишения рассудка от желания? — интересуюсь я, понимая, что она намерено тянет время, лишь бы подразнить меня. Или же, может она совершенно добилась иного от меня? Тогда чего же?

— Всего-то хочу узнать, насколько сильно ты меня любишь, — мягко проговаривает девушка, кладя руки на плечи, и схватив ткань пиджака, тянет его вниз. Я помогаю ей в этом, и она одобрительно улыбается.

— Ты мне нагло врешь, ты хочешь узнать совсем иное, — оспорил я ее слова, и она заходит мне за спину, вовсе стаскивая пиджак, и аккуратно несет его на стул, вешая на спинку, позаботившись о том, чтобы он не помялся. Манерная, и никакой простоты в том или ином действии.

— И что же я хочу узнать? — хитро состроив свои поистине невинные глазки, она вновь оказывается напротив меня, медленно и так тягуче расстегивая рубашку. Она овладевает мной, ни как иначе.

— Насколько сильно я могу сгорать от желания к тебе, — выпаливаю я, и вижу, как ее пухлые губы изгибаются в соблазнительной усмешке. Я оказался прав.

— А ты сгораешь от этого желания? — спрашивает она, расстегнув все пуговицы и вновь вздернув подбородок по выше, заглядывает мне в глаза. Становится слишком не уютно, особенно в тесных облегающих брюках, когда желание оставляет свои последствия в виде до ужаса больной эрекции.

— Ты решала мучить меня до последнего? — исказился я, когда моя грудь начала тяжело вздыматься от ее близости, и того, как заманчиво тоненькие пальчики скользили по моей груди.

— Разве тебя не нравится? — ее удивление заставило меня очередной раз тяжело захватить воздух в легкие. Один лишь я знал, как сильное, непреодолимое желание жажды атаковало меня. Всего нужен момент, чтобы уложить ее на лопатки на кровать, нависнув над ней и сдернуть это платьице. И был это запрещенный ход всего происходившего. Она выбирала следующую минуту нашего сближения, ни как не я.

Черт возьми, она сжигала меня этим пламенем, медленно и так чертовски мучительно… Но я готов был повторить это вновь и вновь, возвращаясь на пару минут назад.

— Нравится.

Она не переставала улыбаться, когда снимала запонки, расстегивая рукава рубашки. Каждое ее касание производило имитацию заряда тока, который избивал меня. Я так долго не был с ней, что казалось, прошла вечность. Хотел ее, хотел ее до умопомрачения.

Розали вешает на стул рубашку, так же, как и пиджак. Я стою, не шевелясь, ожидая в нетерпении лишь одной команды «можно».

— Следует помочь мне, Нильс, — говорит она и я уже в тот миг около нее, руки тянутся к застежке платья на ее боку, и она в момент ускользнула, оставив меня ни с чем. — Я буду в платье, я не хочу, чтобы ты видел повязки, — объясняет она, вернувшись на место.

— Когда-нибудь я все равно их увижу.

— Но не сегодня, — строго проговорила она. И я понимал, что умолять ее было бесполезно, когда она точно для себя решила, чего хотела, а чего нет. Соглашаюсь с ее правилами.

Тянуть больше я не могу, когда присаживаюсь, и заботливо расстегиваю ее длинные замшевые сапожки на низком ходу. Удивляет еще больше то, что она без колготок, или каких-то чулков, ведь я точно знаю, что она выходила на улицу.

На вычитание нотаций я не готов, когда руками касаюсь элегантных и стройных ног девушки, поднимаясь на свои собственные ноги, не отпуская рук. Подол ее платья не мешает мне найти явно ощутимое легкое кружево нижнего белья, и тогда ее руки уже впиваются в мои. Томный выдох, полный желания вылетает из ее рта.

Это непередаваемое наслаждение.

Повторяя за ней, я не меньше тягуче стаскиваю с нее белье, убеждаясь, что она дрожит и готова выпустить стон из своих губ. Розали прикрывает глаза, опрокидывая голову, но переступает с ноги на ногу, и я бестактно отбрасываю черное кружево в сторону.

— Пожалуйста, Нильс, только не касайся спины, не укладывай на спину и не каких упоминания «крылатых» в мелодичном произношении, — через приоткрытые глаза, произносит Роуз, сразу же сказав правила, чтобы я не сделал ошибок в охватившем нас скором будущем.

— Ты в любое время можешь сказать, если что пойдет не так, — говорю я ей, коснувшись ладонями ее щек и скоро притянув к себе, почувствовав сладость.

Уверено толкаю ее к столу, и уже скоро сажая на него, устроившись меж ее худых ног. Ее коленки туго обвили мои бедра, и я не смог удержать своей злорадной усмешки.

— Я тебя сейчас к кровати привяжу, Нильс. Посмотрим, кто потом будет насмехаться, — высказалась девушка, довольно серьезно окинув меня взглядом полным все тем же неодолимым желанием. Однозначно мне нравится эта идея, и уверен, ей тоже.

— Добиваешься в список проказников?

— Уже в нем, — рассмеялась она, почти за уши заткнув мою следующую назревшую реплику, долгим поцелуем. — Продолжай, Нильс.