Распутывая прошлое (ЛП)

Я колебалась. В течение многих лет этот дом был словно моим собственным. Я могла свободно приходить и уходить. Но сейчас это ощущалось неправильным.

Я вошла внутрь, приготовившись к тому, что отец Ланы выпрыгнет и нападет, но как и в большинстве домов в это время суток, здесь было абсолютно тихо. Единственным отличием было то, что эта тишина была жуткой. Холодильник гудел, и кондиционер раздувал холодный воздух через вытяжку. Я была близка к тому, что моя душа уйдет в пятки.

Никто из нас не сказал ни слова, пока мы спускались по лестнице в коридор. Рядом с лестницей находилась гостиная. Единственная лампа была включена. Комната была одним сплошным цветом: цветом слоновой кости. На каминной полке стояли семейные фотографии. На одной была изображена Лана, где ей было одиннадцать. Она смотрела прямо в камеру с легкой ухмылкой на лице. Это была ухмылка, которую я видела снова и снова. Я приписывала ее стеснительной личности Ланы. Но, сейчас я видела, что за этой маленькой ухмылкой скрывалась не ее застенчивость, а ее предусмотрительность. Страх.

Я пыталась осторожно подняться по ступенькам, но не важно, как усердно я старалась, ступеньки скрипели подо мной. Не могла сказать того же о Лане. Она двигалась так тихо, как будто шла по воздуху.

Комната ее родителей была в самом конце коридора. Дверь была закрыта. Всего в нескольких шагах находился ее отец. Мне следовало отвести глаза от двери как можно скорее, потому что, если я буду пристально смотреть на ее гладкую поверхность еще хотя бы секунду, то она бы превратилась в экран, на который проецировалось то, что сделал отец Ланы. Я зажмурила глаза и пошла в комнату подруги.

Закрыла за собой дверь, я не могла поверить, что действительно остаюсь здесь.

Лана включила лампу на тумбочке. Я скрестила руки и уставилась оценивающим взглядом на ее комнату, пытаясь найти что-то, что бросилось бы в глаза. Что-то, что бы свидетельствовало о том, что что-то не так.

Но все было как обычно.

В углу стоял туалетный столик. Кремовое, в полный рост зеркало располагалось рядом со шкафом. Ее кровать была застелена легким стеганным светло-серым одеялом.

Сейчас, когда я смотрела на ее комнату другими глазами, я могла увидеть, что это не была спальня. Все было представлено так, что любой, кто приходил в их дом и видел ее комнату, думал, что Лана собрала воедино свою жизнь.

Она могла схватить свою зубную щетку и кошелек, и никто бы даже не подумал, что она жила здесь.

Я задумалась, сколько раз ей приходилось убирать свою комнату так же, как и сарай. Я страшилась этой мысли.

Лана обошла комнату вокруг, открывая и закрывая ящики. Она прижала к груди свою пижаму и тихо прошла в ванную, которая была соединена с ее комнатой, и закрыла за собой дверь. Спустя несколько секунд я услышала, как включился душ.

Я закрыла глаза и наклонила голову назад, опираясь о дверь.

Вслепую, я ищу замок на двери. Найти не могу.

Я наклонилась и осмотрела ручку двери.

Там не было замка.

— Сукин сын, — прошептала я.

Отошла. Обхватила себя руками под грудью. Я чувствовала, как скрутило живот. Стремление уехать было сильным, но я не могла оставить Лану.

Когда она вышла из ванной, за ней тянулся след пара. На ее пижамных штанах были розовые овечки. Она одела белую футболку, которая была на три размера больше. Лана выглядела слишком маленькой и хрупкой для того, что с ней произошло. Как она не рассыпалась на части?

Я закусила щеку, стараясь не плакать.

Лана убрала декоративные подушки со своей кровати, сбрасывая их в угол. Я отошла от двери. Провела пальцами вдоль ее компьютерного стола.

Она забралась в кровать и потянулась, чтобы выключить лампу, предварительно бросив взгляд на меня.

— Спокойной ночи.

И выключила свет. Зашелестела простынь, когда она устраивалась удобнее.

— Спокойной, — прошептала я.

Вот так она собиралась закончить ночь.

Никаких слез.

Никаких эмоций.

Ничего.

Я легла навзничь. Каждая мышца моего тела была напряжена. Я боялась расслабиться. Боялась пошевелиться. Или даже дышать. Поэтому смотрела, как надо мной на потолке медленно двигались лопасти вентилятора. Я старалась сосредоточиться на счастливых вещах. Хороших вещах. Лопасти вентилятора напомнили мне о колесе обозрения. Я представляла государственную ярмарку, и как из трех летних месяцев ярмарка выпадала на самый жаркий день. Я воображала жирную еду, вопли смеха и шум голосов.

Я сузила глаза, делая все возможное, чтобы удержать эту сцену. Но воспоминания о Лане и мне, когда нам было по тринадцать, всплыли у меня в голове. Мы стояли в очереди на колесо обозрения. Она уставилась вверх на аттракцион. Ученики зашевелились, очередь начала двигаться. Я убеждала ее двигаться вперед. Она обернулась и посмотрела на меня безумными глазами.

— Я не пойду туда.

Она вышла из очереди и встала в сторонке. Пришла моя очередь. Когда я достигла верхушки, то посмотрела вниз на нее. Она все еще стояла там одна с отсутствующим выражением лица.

— Какого это было? — спросила она, когда я вышла.

Это было никак. Я была занята тем, что не сводила с неё глаз, пытаясь убедиться, что с ней все в порядке. Я пожала плечами и сказала ей, что это было неплохо. После этого мы перешли к другим аттракционам.

Но сейчас я поняла, что Лане не нужно контролировать свою жизнь. Ей просто нужно быть готовой ко всему, что встретится на ее пути. Я все еще могла слышать воду, капающую в ванной, и обычный скрип, исходящий от деревянного дома. Я очень старалась игнорировать шум. Мои глаза непреднамеренно возвращались назад к двери. Я быстро отводила взгляд, но мои пальцы сжимали простыни.

Дыхание Ланы начало выравниваться. Я повернулась и уставилась на ее затылок.

Действительно ли я знаю человека, которого называю лучшей подругой?

Раньше я так и думала.

Я знала, что она не умела танцевать. Любила фильмы, потому что через два часа, а порой и меньше, тебе был гарантирован счастливый конец. Знала, что небесно-голубой был ее любимым цветом, и что она любила рано просыпаться и смотреть на восход солнца. Знала, что она ненавидела дождливые дни.

Я думала, это были части ее истории. Но все обстояло не так. Они были простым знаком препинания – началом того, кем она действительно является.

— Лана, — прошептала я.

Я не рассчитывала на ее ответ. Мне просто нужно было на чем-то сконцентрироваться.

Спустя несколько минут тишины простыни зашелестели, и она сказала хриплым голосом, — Да?

Я знала, что она не хочет об этом говорить. Но в моей груди поселилась боль, такая глубокая и сильная. Она не исчезнет, пока я не поговорю с Ланой.

— Как долго это продолжается? — прошептала я.

Затем я услышала, как она сглотнула. — С тех пор, как мне исполнилось десять.

Ее слова отозвались эхом по всей комнате, забирая воздух вокруг меня, лишив меня возможности дышать.

— Кто-нибудь знает?

— Только моя мама. — Сказала она, ее слова были такими небрежными, словно мы трепались о том, что съели на ужин.

— И….и она ничего не сделала? — прошептала я.

— Это было бы позором для семьи, — прошептала в ответ Лана, — Так что она все замяла и теперь притворяется, что ничего не происходит.

Я была настолько ошеломлена, что не могла говорить.

Когда вы смотрите на маму Ланы, то видите шпильки, жемчуг и помаду. Она всегда собрана. Она из эпохи Сьюзи Хоуммэйкер.

Я быстро поняла, что созданный ею образ был обманом. Эта пыль начала исчезать, и я увидела правду.

У меня не было слов. По крайней мере тех, который могли стереть то, что с ней произошло.

— Мне очень жаль, — сказала я, обрывочно.

Это были всего три простых слова. Но сказанные правильно, правдиво и с состраданием, они могли бы заново собрать душу воедино.

Приглушенный звук исходил от Ланы, напоминающий звук, исходящий от умирающего животного, и это было мучительно. Слезы сразу же наполнили мои глаза, все передо мной поплыло.