Держа океан (ЛП)

Я посещал доктора Норта каждые шесть недель. Мне нравилось с ним беседовать, это была хорошая перезагрузка для моего мозга. Будто в машине меняли масло, вот только мы не обменивались жидкостями. Это было бы мерзко. Мой крайний визит к нему был назначен перед Днем поминовения, поэтому у меня накопилось много тем для беседы с ним. Я рассказал ему о том, как репетировал свои социальные навыки для встречи, и насколько удачно все вышло. Я рассказал про депрессию Джереми (насколько все было плохо). Рассказал о том, как я помог ему убраться в его комнате и о нашем поцелуе. А потом дошло и до миссис Сэмсон, мамы, Алтеи и папы с его руганью. А также до того, что я все еще не могу увидеться с Джереми. Я говорил так быстро, что ему пришлось дважды сделать мне замечание, чтобы я говорил медленнее и разборчивее, он не понимал меня, а я все это время продолжал тараторить и размахивать руками. При докторе Норте было можно размахивать руками. Он говорил, что его кабинет — зона свободного выплеска энергии.

— Каждую ночь мы обменивались эсэмэсками или картинками, но это не то. Я не мог поцеловать его эсэмэской. Я знал значение «Х» и «О», но вместе они портили весь код.

Доктор спросил меня про код, и мне пришлось ему все объяснить.

— Но теперь Джереми постоянно использует код и редко использует заглавные буквы. Три из четырех его смс я вынужден перепечатать с соблюдением пунктуации и грамматики, чтобы убедиться, что я понял его мысли. Да, и еще, мы долго не разговаривали. Я не могу с ним увидеться из-за его матери, убежденной, что Джереми должен быть «нормальным». Он не может быть нормальным. Даже если понятие «нормальный» существует, у Джереми серьезная депрессия. Но у него нет каких-то особых привычек или знаков, или других методов избавления от нее. А сейчас его мама просто вбивает в его голову, что он должен быть нормальным, и они оба расстроены. И это меня очень злит. Я хочу видеть Джереми, а Джереми хочет видеть меня. Ему восемнадцать, а мне девятнадцать. Мы можем все, что нам угодно. Мы же взрослые люди.

Доктор Норт хороший слушатель. Он сидел на месте, пока я все это высказывал, а когда я прекратил, он поднял на секунду бороду, чтобы убедиться, что я закончил.

— Это серьезная ситуация, Эммет. Я понимаю, как это тебя огорчает. Могу ли я сказать тебе, что ты хорошо потрудился, сдерживая свои эмоции во время всего этого? Смею предположить, что ты сдерживался лучше большинства взрослых, которые присутствуют в твоей жизни.

Доктор Норт всегда так делал, спрашивал, может ли он сказать мне что-то приятное. Это всегда заставляло меня смеяться.

— Да, вы можете мне это сказать.

— Ты проделал очень хорошую работу, Эммет. Превосходную работу. И отличные советы, которые ты дал своему другу…

— Моему парню, — перебивать невежливо, но я устал повторять кому бы то ни было, что мы были парой.

— Прости. Ты дал своему парню столько полезных советов по способам его адаптации. Я надеюсь, ты гордишься тем, что ты для него такой хороший парень и друг.

Я улыбнулся.

— Я действительно горжусь. Спасибо.

— Джереми в депрессии, и, насколько я могу понять по твоему описанию, кажется, в тяжелой. И нет, он не сможет выйти из этого состояния самостоятельно. Депрессия требует терапии и лекарств для должного лечения.

— Мы должны помочь ему, доктор Норт. Мы должны помочь Джереми. Я беспокоюсь. Иногда он говорит, что хочет покончить с собой, а я не хочу, чтобы Джереми делал это. Я могу заставить его смеяться и улыбаться (я умею), и обычно смеющиеся и улыбающиеся люди не хотят себя убивать. Но я не могу понять, улыбается ли он в смс.

Лицо доктора Норта приобрело задумчивое выражение, поэтому я подождал и позволил ему подумать.

— Эммет, помнишь, я сказал тебе, что все сказанное тобой здесь конфиденциально, и я не расскажу твоей матери, отцу или кому-то еще, о чем мы здесь говорим?

— Да. Помню. — Эту часть я любил. Моя мать иногда любит командовать, и мне нравится, что есть что-то, о чем она не знает.

— С твоего разрешения, Эммет, я хотел бы попросить потратить немного времени сегодня на разговор с твоей мамой об этой теме. Я хотел бы доказать твою независимость и право иметь парня, если вы с Джереми желаете развивать отношения и не хотите, чтобы подобные ситуации повторялись.

Я улыбнулся. Мама бы послушалась доктора Норта.

— Да, вы можете ей рассказать.

— Могу я также дать совет и тебе, Эммет?

Когда я кивнул, он сказал:

— Я хотел бы попросить тебя сохранить эсэмэски твоего парня и попытаться с ним увидеться с помощью или без помощи твоей семьи. Ты знаешь, что я не вправе указывать тебе, но эта терапия направлена на то, чтобы ты сам раскрыл и узнал себя, и в данном случае это очень важно.

Я испытал противоречивые чувства. Гордость (потому что я был прав во всем) и нервозность (потому что доктор Норт сидел с обеспокоенным выражением лица).

Минут двадцать он разговаривал с моей мамой. Я пересчитал потолочные балки, количество досок на деревянных панелях стены, страницы во всех журналах, и, исчерпав все, что подлежит счету, я, в своей голове, стал вспоминать число Пи. Я был слишком нервным, чтобы сосредоточиться и сформировать Пи, поэтому стал шепотом бормотать оригинал «Братьев Блюз».

Я был похож на мистера Великолепного¹⁸, когда мама наконец вышла из кабинета доктора Норта. Она молчала, но продолжала смотреть на меня так, будто у меня на лицо что-то прилипло, хотя на нем ничего не было. Я проверил, и оно было чистым.

В тот вечер у нас состоялся большой семейный совет. Каждый извинился передо мной, даже папа, за грубо сказанные им слова. Мама пообещала позвонить Габриэль и попросить её позволить мне увидеться с Джереми, а также спросить, насколько серьезна его депрессия.

Мы все пошли за мороженым в Хикори-Парк, лучшее место с лучшим мороженым в мире. Алтея не ела мороженого, она вегетарианка, но все равно пошла с нами и купила себе ананасовую содовую.

Это был идеальный день.

За исключением того, что, когда мы подошли к машине, чтобы ехать обратно домой из Хикори-Парка, я увидел смс от Джереми.

«Прости

прости меня

я скучаю по тебе Э

прости

с

с

прощай».

Я тоже послал ему смс, но он не ответил. Я начал раскачиваться и напевать, а когда уже начал хлопать руками, Алтея спросила, что случилось, и я показал ей телефон. Алтея прочла сообщение, и лицо её стало испуганным. Она показала смс моей маме. Но лицо мамы не стало таким же испуганным, как у нее. Напротив, оно было невозмутимым. Именно с таким лицом она ходила на работу, ведь она врач. Она нажала на набор номера и набрала три цифры: 911.

Глава 10

Джереми

Не думаю, что люди понимают суть суицидальных мыслей. Они думают, что каждый, предпринимающий попытку суицида, пытается привлечь к себе внимание, но в английском языке для меня не хватит слов, чтобы объяснить, что это в корне неправильно. Чтобы говорить об этом, вообще не нужно использовать какой-то язык.

Для начала, когда кто-то находится в депрессии, настоящей депрессии, их мысли путаются. Существует купол, о котором я рассказывал Эммету, не пропускающий в себя внешние раздражители. Что я не рассказал ему, так это то, что иногда купол мне нравится. Иногда, находясь в нем, я чувствую себя хорошо, потому что никто не может меня достать. Проблема в том, что, хоть тебя и оставили в покое, ты находишься там наедине с собой. Ты находишься наедине со своим собственным мозгом, а мозг депрессивного человека вытворяет поистине сумасшедшее дерьмо.

Когда я посмотрел «Гарри Поттера», и на экране появились дементоры, я понял, что чувствую себя так все время, за исключением того, что у меня нет Патронуса или шоколада, которые заставят меня чувствовать себя лучше. На самом деле, когда я особенно подавлен, вся еда на вкус однообразная и мерзкая, и людям приходится кричать на меня, чтобы заставить съесть хоть что-то. Депрессия — это толпа дементоров, которая живет у тебя в голове двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Они всегда внутри стеклянного купола и могут нашептывать тебе всякие плохие вещи, когда им того захочется. Иногда я могу послать их к черту, но со временем начинаю путаться в том, что реально, а что нет. Иногда я не знаю, является ли шепот в моей голове отголоском чего-то, что я видел или слышал, или это говорит со мной депрессия. Мне все кажется настолько реальным, что я не в состоянии видеть, что это неправда. Иногда я стою в этом шаре, моргая и волнуясь о том, насколько сильно я одурачен своим собственным мозгом.