Отражения

 Мэй засмеялась. Линдси так давно не слышала ее смех.

 — Твой отец всегда так думал. — Голос Мэй вновь стал грустным.

Линдси подошла к матери и обняла ее.

 — Не надо, прошу. — Она прижала Мэй к себе, желая прогнать грусть. — Так приятно видеть, как ты улыбаешься. Папа хотел бы, чтобы ты улыбалась. — Почувствовав, как мать вздохнула, Линдси крепче сжала ее в объятиях. Если бы это было возможно, она бы вложила в Мэй часть своей энергии.

 Мэй погладила Линдси по спине, затем отстранилась.

 — Давай выпьем кофе, — сказала она, подходя к столу. — Мои ноги, может, и выглядят потрясающе, но все еще быстро устают, да и с больным бедром приходится считаться.

 Линдси наблюдала, как мать осторожно садиться на стул, затем повернулась к буфету. Ей было очень важно сохранить у Мэй хорошее настроение.

 — Я вчера много работала с той девушкой, о которой тебе рассказывала, Рут Баннион. — Линдси достала две чашки, затем полезла в холодильник за молоком, чтобы разбавить кофе Мэй. Свой же она оставила черным. — Она необыкновенная, поистине необыкновенная, — продолжала она, присоединяясь к матери за столом. — Я выбрала ее на роль Карлы [9] в новогоднем Щелкунчике. Она застенчивая девушка, интроверт, и выглядит по-настоящему уверенной лишь когда танцует. — Линдси задумчиво смотрела на пар, поднимающийся от кружки горячего кофе. — Я хочу послать ее в Нью-Йорк, к Нику, а ее дядя даже не желает это обсуждать. — Только не в ближайшие четыре с половиной месяца, хмуро подумала она. Упрямый, непоколебимый… — Неужели все мужчины такие упертые? — спросила она, затем выругалась, ошпарив язык глотком горячего кофе.

 — По большей части, — ответила Мэй. Ее собственный кофе стоял перед ней и медленно остывал. — И в большинстве случаев женщин притягивает именно к упертым. Тебя к нему тянет.

 Линдси взглянула на нее, затем снова уставилась на свой кофе.

 — Ну… да. Он немного отличается от знакомых мне мужчин. Его жизнь никак не связана с танцами. Сет объездил почти весь мир. Он очень самоуверенный и надменный человек, но в разумных пределах. Из всех известных мне людей подобной уверенностью в себе обладает только Ник. — Она улыбнулась от воспоминаний и всплеснула руками. — Но у Ники этот страстный русский характер. Он может кидаться вещами, ворчать, кричать. Даже его настроения тщательно продуманы. Сет совершенно другой. Он просто молча порвет тебя на две части.

 — И ты уважаешь его за это.

 Линдси снова посмотрела на мать и засмеялась. Впервые на ее памяти они с Мэй вели серьезный разговор о чем-то, не связанном с танцами.

 — Да, — согласилась она. — Уважаю, как бы смешно это не звучало. Он один из тех людей, которые вызывают уважение, не требуя его, если ты понимаешь, о чем я. — Линдси сделала глоток кофе, на этот раз с большей осторожностью. — Рут обожает Сета. Когда она смотрит на него, это очень заметно. Одиночество тут же исчезает из ее глаз, и я уверена, что это полностью его заслуга. — Ее голос смягчился. — Мне кажется, Сет очень чувствительный человек, но всегда четко контролирует свои эмоции. Думаю, если он кого-то полюбит, то будет очень требовательным, потому что не привык растрачивать свои эмоции впустую. И все же, если бы он не был таким упрямым, я бы уже послала Рут к Нику. Уверена, что хватит и года тренировок в Нью-Йорке, чтобы ее приняли в труппу. Я обмолвилась о ней Нику, но…

 — Ты разговаривала с Ником? — спросила Мэй, прервав ее. — Когда?

 Линдси тут же одернула себя и мысленно выругалась. Она не сказала матери о разговоре с Ником, но забывчивость была здесь совсем не причем. Ей просто не хотелось лишний раз поднимать больную для них обеих тему. Сейчас она лишь пожала плечами, стараясь говорить как можно небрежнее.

 — Ах, да, пару дней назад. Он звонил в студию.

 — Зачем? — Вопрос Мэй был тихим и неизбежным.

 — Узнать как у меня дела. Спросил, как ты себя чувствуешь. — Неделю назад Кэрол принесла цветы. Они уже увяли, и Линдси, поднимаясь с места, захватила вазу с цветами с собой. — Он всегда очень любил тебя.

 Мэй наблюдала за тем, как дочь выкидывает в мусорную корзину увядшие цветы.

 — Он просил тебя вернуться.

 Линдси поставила вазу в раковину и начала промывать.

 — Он так доволен новым балетом, который пишет сам.

 — И он хочет, чтобы ты танцевала в этом балете. — Линдси молча продолжала мыть вазу. — Что ты ему ответила?

 Она лишь покачала головой, желая избежать очередного напряженного спора.

 — Мама, прошу.

 — Я собираюсь поехать в Калифорнию с Кэрол.

 Удивленная не только словами, но и спокойным голосом матери, Линдси повернулась, не выключив воду.

 — Это было бы замечательно. Остаток зимы ты могла бы греться на солнышке.

 — Это не только на зиму, — ответила Мэй. — Навсегда.

 — Навсегда? — На лице Линдси отразилось полное замешательство. Брызги воды попадали на стеклянную вазу, поэтому она повернулась и закрыла кран. — Я не понимаю.

 — У нее там есть родственники, ты же знаешь. — Мэй поднялась, чтобы налить еще кофе, и выразила жестом протест, когда Линдси собралась сделать это. — Один из них, ее кузен, нашел флориста, который продает свой бизнес. Там хорошее расположение. Кэрол его купила.

 — Кэрол купила бизнес? — Ошарашенная подобными новостями Линдси снова села. — Но когда? Она не сказала ни слова. И Энди ничего не говорил. Я видела его только…

 — Она хотела сначала утрясти все детали, — сказала Мэй, прервав тираду Линдси. — Кэрол хочет, чтобы я была ее партнером.

 — Ее партнером? — Линдси покачала головой, затем прижала пальцы к вискам. — В Калифорнии?

 — Так больше не может продолжаться, Линдси. — Мэй снова села за стол с полной кружкой кофе. — Физически я в порядке, насколько это для меня возможно. За мной больше не нужно ухаживать и у тебя нет совершенно никаких причин для беспокойства. Да, ты беспокоишься, — добавила она, когда Линдси открыла рот, чтобы что-то сказать. — После выхода из больницы я прошла долгий путь.

 — Я знаю. Я все знаю, но Калифорния… — Она посмотрела на Мэй беспомощным взглядом. — Это так далеко.

 — Мой переезд нужен нам обеим. Кэрол сказала, что я давлю на тебя, и она права.

 — Мама…

 — Да, это так, и я не смогу остановиться, если мы продолжим жить вместе и будем зависеть друг от друга. — Глубоко вздохнув, Мэй поджала губы. — Настало время… для нас обеих. Для тебя я всегда хотела лишь одного. И я не перестану этого хотеть. — Она взяла дочь за руки, изучая ее длинные, изящные пальцы. — Мечты — вещь упрямая. Всю жизнь мои мечты оставались низменными… сначала для себя, потом для тебя. Возможно, это неправильно. Возможно, ты используешь меня как предлог, чтобы не возвращаться назад. — Линдси покачала головой, но Мэй все продолжала. — Ты заботилась обо мне, когда я в этом нуждалась, и я благодарна тебе. Я не всегда показывала это, потому что мои мечты вставали на пути. Я собираюсь попросить тебя в последний раз. — Линдси молчала в ожидании. — Подумай о том, кто ты, и что у тебя есть. Подумай о том, чтобы вернуться назад.

 Линдси смогла лишь кивнуть. Она думала об этом два долгих, мучительных года, но она не станет захлопывать дверь между собой и своей матерью, ведь она только-только начала открываться.

 — Когда ты уезжаешь?

 — Через три недели.

 Вздохнув в ответ, Линдси поднялась из-за стола.

 — У вас с Кэрол все получится просто великолепно. — Она вдруг почувствовала себя потерянной, одинокой и опустошенной. — Я хочу прогуляться, — быстро произнесла она, прежде чем все эти эмоции успели отразиться на ее лице. — Мне нужно подумать.

 Линдси любила гулять по пляжу, когда в воздухе уже чувствовалось приближение зимы. Чтобы не замерзнуть, она надела старый бушлат, и засунув руки в карманы, медленно пошла вдоль длинной дуги камней и песка. Над Линдси было спокойное, неправдоподобно синее небо. Прибой казался совершенно необузданным. Здесь чувствовался не только запах моря, но и его вкус. Ветер наслаждался своей свободой, и Линдси надеялась, что он поможет ей прочистить мысли.