Божественные тайны сестричек Я-Я

Но в конце концов Сидда устала постоянно прислушиваться, примериваться, быть настороже. Она жаждала дружбы на веранде, липкого жара ног подруги, небрежно заброшенных на ее собственные, но напрасно мечтала о «девчачестве». Желала выкинуть слова «строжайший график» из своего лексикона. Хотела сломаться, сдаться, позволить себе бездумно плыть в неизведанном, прекрасном, плодородном, отдающем мускусом болоте жизни, где кроются способности к созиданию, эротика и тайный ум.

Сидда отложила лупу и закрыла альбом, захваченная удивительным зрелищем. Большой орел снялся со своего места на старом кедре у дома, громко хлопая крыльями. Сидда склонила голову. Эти орлы совсем как ангелы — не видят разницы между игрой и работой. Для них это одно и то же.

10

Сидда вышла из домика Мэй в дождь, побрела по тропинке к озеру и углубилась в дождевой лес, где древесный полог был так густ, что редкие капли достигали земли. Тьма и тишина утешали и одновременно пугали ее. Так, должно быть, чувствует себя ребенок в полумраке молчаливого собора.

Мало-помалу она добралась до почтового отделения Куино. Почтмейстерша, сидя за прилавком, смотрела «мыльную оперу» по крохотному телевизору. Услышав шаги, она подняла глаза:

— До востребования?

— Да. Сидда Уокер, пожалуйста. Мне что-нибудь есть?

Стараясь не отвлекаться от телевизора, женщина потянулась к полке и взяла небольшой пакет.

— Из Луизианы. Заказное.

— Чудно, чудно! — выпалила Сидда и сразу смутилась.

— Служба охраны лесов обещает солнце на этой неделе, — сообщила женщина, протягивая ей пакет.

— Неплохо бы, — протянула Сидда.

— Да уж, чего в избытке в дождевом лесу, так это влажности.

— Полезно для кожи, — откликнулась Сидда, шагнув к двери.

— Именно это я и твержу своим подругам, — кивнула женщина.

Пораженная Сидда обернулась, чтобы еще раз присмотреться. «Своим подругам». До чего небрежно сказано. Сидда едва не почувствовала укол зависти.

Остановившись под навесом двери, она повертела пакет. Отправлено миссис Джордж И. Огден, больше известной Сидде как Ниси. Ей ужасно хотелось немедленно разорвать пакет, но лучше бы подождать до возвращения.

Сидда сунула пакет под парку из непромокаемой ткани и быстро зашагала по тропинке.

Едва успев войти в дом и сбросить мокрую парку, она вскрыла бандероль. Такого она не ожидала. После выхода интервью в «Нью-Йорк таймс» я-я ни разу с ней не связались.

Ниси писала на голубой почтовой бумаге с золотым обрезом и монограммой.

«10 августа 1993 г.

Дорогая Сиддали!

Поздравляю тебя со свадьбой, когда бы она ни состоялась. Делай как тебе удобно, солнышко, и не торопись. Жаль только, что вы не хотите обвенчаться здесь, чтобы я увидела тебя и твоего мистера Суженого и как следует разглядела твое платье.

И еще поздравляю тебе с огромным успехом. Жаль, мы с Джорджем не смогли приехать посмотреть постановку. Фрэнк, его жена и все пти я-я просто в восторге. И они так рады, что повидались с тобой. И хотя меня там не было, дети все рассказали в мельчайших подробностях. Я так горжусь тобой, Сидда. Всегда знала, что ты — настоящий талант.

Душечка, лично я очень рада, что ты интересуешься жизнью я-я. Я рассказала обо всем Лайзе, Джоанне и Роуз, и они считают это весьма необычным, если не сказать странным. Мои дочери не питают особого интереса к прошлому, но ведь они и не предпочли театральную жизнь. Кстати, все посылают приветы и поцелуи. Мелисса снова вспомнила, как восхищалась тобой в прошлом году, когда вместе со Стивеном летала в Нью-Йорк на тот симпозиум. Клянусь, он один из лучших мужей, которые у нее были.

Надеюсь, альбом я-я, который послала твоя мама, окажется полезным.

«Нью-Йорк таймс» ужасно ее расстроила. Уверена, ты тоже это сознаешь. Понятно, что газеты вечно все преувеличивают, но все же такому нет извинения.

Твоя мать разрешила посылать все, что может быть для тебя интересным, так что я вложила несколько писем, которые хранила все эти годы.

Я начала молиться святому Франциску Патризийскому, покровителю прощения и примирения, за тебя и твою маму, Сиддали. Мы все любим тебя, дорогая, и постоянно за тебя молимся.

Целую и обнимаю.

Ниси.

P.S. Я поклялась твоей маме, что возьму с тебя обещание вернуть ей эти письма вместе с альбомом. Знаю, что ты будешь обращаться с ними бережно».

Письма Ниси лежали в наглухо закрытом пластиковом пакете, Сидда открыла его, молясь, чтобы ее намерения были честными. Молиться за то, чтобы эти самые намерения были чистыми, означало просить слишком много.

Она вынула первое письмо, написанное на нелинованной бумаге почерком Виви, и стала читать.

«12 декабря 1939 г.

11.15 утра

В вагоне поезда Саутерн — Кресент, по пути в Атланту.

Дорогая Ниси!

Господи, сахарный зайчик, ты просто представить не можешь, как мы по тебе скучаем. Я вполне серьезно. Без тебя я-я уже совсем не те, что прежде. Ты просила писать мне обо всем, вплоть до последней мелочи, и именно это я и собираюсь сделать. Сберегу каждый клочок, чтобы мы смогли все вклеить в мой альбом «Божественных секретов», когда вернемся домой. И хотя твоя мама не позволит тебе приехать, потому что не считает Джинджер настоящей дуэньей, я постараюсь сделать так, чтобы ты почувствовала себя здесь, с нами. Мы все ужасно злы на твою маму. В конце концов, нам уже тринадцать лет! Джульетте Капулетти было лишь четырнадцать, подумать только! А Джинджер вполне сойдет за настоящую дуэнью, хотя всего лить горничная.

О, подружка, как мне нравится в поезде! Когда он отошел от перрона и мы все принялись тебе махать, мне было ужасно грустно оставлять тебя одну.

А как здорово слушать стук колес. Кажется, стоит сесть в поезд, и ты можешь попасть куда угодно! И Торнтон больше не единственное место на свете, а один из сотен городов, раскиданных по всему миру. Я впервые еду в поезде без мамы и папы и стараюсь все рассмотреть. Домишки, женщин, развешивающих белье на веревках, и маленькие убогие городки, которые мы проезжаем. Остается только удивляться, что делают люди во всей этой глухомани. Хотелось бы сойти на какой-нибудь станции, отправиться в первый попавшийся город, назваться другим именем и попытаться прожить совершенно другую жизнь! Можно стать кем пожелаешь, и никто ни о чем не догадается.

Солнышко, в купе четыре сиденья. Ты самое милое создание в мире, если потрудилась испечь нам столько печенья. А еще у нас две обувные коробки жареных цыплят с бисквитами, приготовленных Джинджер. А еще тут есть специальный вагон для цветных, и там едет Джинджер. Она ужасно расстроилась, когда пришлось нас оставить. Даже пробовала уговорить проводника, чтобы позволил ей не уходить, потому что некому следить за нами, но он ответил, что разрешил бы, если бы мог, но это против закона, и босс сдерет с него шкуру. На что Джинджер ответила: «Все верно, но миз Дилия сдерет шкуру с меня, если что-то случится с этими белыми девочками».

Я еще никогда не путешествовала с цветными, поэтому не знала, что они должны ездить в отдельном вагоне, если не хотят нарушать закон. Так или иначе, именно там поместили Джинджер, так что мы совсем одни и сами себе хозяева. Все равно что нас вообще никто не сопровождает.

Видела бы ты, как люди смотрят на Джинджер! Поверить не могут, что негритянки бывают рыжими! Впрочем, и в Торнтоне никто не верил.

Позволь сказать тебе, сладкая ягодка, что у нас купе первого класса! С двумя опускающимися полками, так что получается четыре спальных места, и это разбивает нам сердца, одна полка должна была стать твоей, графиня Поющее Облако. Сегодня, перед тем как заснуть, мы сложим на полке все наши одеяла и притворимся, что это ты здесь лежишь.