Божественные тайны сестричек Я-Я

Ну вот, когда мы добрались до дома тети Луизы, у нас от удивления челюсти отвисли. Это настоящий особняк. Тинси говорит, что Женевьева втихомолку называет его «кока-коловый дворец». То есть ничего подобного в Торнтоне нет и не было. Большая круглая подъездная дорожка, и такая шикарная веранда, что ее легко принять за столовую. А внутри, о, Ниси, словно попадаешь в кинофильм! Они так богаты, что вся цветная прислуга носит крахмальную униформу и ведет себя как в Англии. Не то что дома, где мы играем на кухне в карты с Джинджер, Ширли и с кем ни попадя.

Стоит нам переступить порог, как тетя Луиза приказывает одной из горничных:

— Идите и немедленно переоденьте эту горничную из Луизианы.

Можно подумать, она не знает, как зовут Джинджер, хотя я познакомила их, когда мы вышли из поезда. Тетя Луиза смотрит на одежду Джинджер так брезгливо, словно в ней кишат блохи, клопы или что-то в этом роде. Что, разумеется, чистая неправда, ведь Дилия такого не допустила бы.

Через пять минут появляется Джинджер в черной накрахмаленной униформе и белом переднике с оборками. А на голове маленький белый чепчик!

— Джинджер, — поддразниваю я, — придется сфотографировать тебя, чтобы дома все увидели, как ты разодета.

А она ведет себя как-то странно, словно не знает меня. Дилия лопнула бы со смеху при виде Джинджер в этой французской униформе.

Нас трех поместили в роскошной большой спальне с отдельной огромной ванной, камином и окном-фонарем, выходящим на задний двор. Наши платья с кринолинами уже висели в гардеробе. Скорее бы надеть мое голубое платье из бенгалина ^[39] ! Здесь все совсем не такое, как у нас. И куда шикарнее, чем в доме Тинси. В ванной, на серебряном блюде лежат крохотные брусочки мыла в форме теннисных ракеток, вот какие богатые люди тут живут.

Мы с Каро спим на большой кровати, а Тинси — на раскладной, с атласным зеленоватым одеялом. Дворецкий, или кто-то в этом роде, принес наши вещи, так что теперь я могу спокойно написать тебе, чтобы ты хотя бы в мыслях побыла с нами. Мне нравится все записывать, ведь в этом случае я все запоминаю лучше. Столько еще предстоит увидеть, и сделать, и усвоить, что голова идет кругом.

О, представь, что мы в Риме и должны жить как римляне.

Об остальном потом.

Целую много-много раз.

Виви».

«Позже

10.30 ночи

Ниси, девочка!

Нас позвали к ужину, очень торжественному, за которым мы наконец познакомились с дядей Джеймсом. Представляешь, чаши для ополаскивания пальцев и серебряные кольца для салфеток с монограммами! Этот ужасный Джеймс-младший скалился на меня весь обед. Не пойму, как такой мальчишка может быть родственником Тинси и Джека!

Тинси сбросила всю одежду. Видела бы ты ее! Растянулась на кровати, скрестив ноги и откинув голову, и приказывает свысока:

— Очисти мне виноградину, Бьюла^[40]!

Знаешь, какая она! Когда мы поднялись наверх, заставила всех нас забраться в большую ванну на львиных ножках и мыться вместе. Опрокинула в воду целую бутылку французской соли для ванны! Целую бутылку! Мы просто лежали в ванне и мокли до одурения. Знаю, не стоило бы этого тебе рассказывать, потому что ты, наверное, успела покраснеть как свекла, маленький Винни-Пух! Ты настолько скромнее нас! (Но мы все равно тебя любим.)

P.S. Когда мы пришли в спальню, наши постели были уже расстелены. Я сразу вспомнила мать. Она всегда переворачивает мою подушку на прохладную сторону, когда приходит пожелать спокойной ночи.

P.P.S. Господи, я едва не забыла рассказать тебе. Сегодня в «Атланта конститьюшн» описывалось, что мисс Митчелл собирается надеть на премьеру: «платье из розового тюля в несколько слоев поверх розового крепа с облегающим корсажем и вырезом сердечком». Не могу послать тебе газету, потому что тетя Луиза приберегает ее для альбома с вырезками об «Унесенных ветром». Но я выписала это из статьи специально для тебя, прежде чем отдать ей газету:

Розовые камелии, олицетворение Старого Юга, послужат украшением ее платья, а из-под складок пышной юбки будут выглядывать крохотные серебряные туфельки.

Поскольку я собираюсь лично познакомиться с мисс Митчелл, расскажу подробнее о ее туалете, когда увижу сама!»

«14 декабря… нет! 15 декабря 1939 года. 2 часа ночи.

Дорогая Ниси!

Девочка, девочка, девочка! Мы только что приехали домой после самого волнующего дня в моей жизни. Джинджер ждала нас, ужасно расстроенная, потому что ее не взяли с нами, и почти в слезах, поскольку считает, будто из нее вышла плохая дуэнья. С тех пор как мы поселились в кока-коловом дворце, почти не видим Джинджер. Она все твердит, что Дилия обязательно убьет ее, когда мы вернемся домой.

— Джинджер, я даже не желаю думать о возвращении домой! — сказала ей я. — А теперь, пожалуйста, спустись вниз и сделай мне кофе с молоком, потому что я не лягу спать, а буду писать мисс Ниси.

И вот я пишу тебе, сидя в большой постели, где крепко спит Каро, а Тинси, как всегда, громко храпит на раскладной кровати. Я, как обычно, засыпаю последняя, где бы ни находилась. Но, солнышко, должна же я рассказать тебе все!

Во-первых, сегодня утром за завтраком тетя Луиза уже была одета в роскошное платье на кринолине! Да-да, прямо за завтраком! А этот маленький слизняк Джеймс-младший напялил потрепанный мундир времен Гражданской войны, который удалось раздобыть тете Луизе. Дядя Джеймс уже отправился в свою «Кока-Колу», поэтому я не знаю, что надел он. А вот тетя Луиза объяснила, что ее платье тоже снималось в кино! Целая компания ее подруг из Молодежной лиги были статистками в сцене на рынке (помнишь в книге?) и тоже должны оказаться на экране. Представляешь?

Этот болван Джеймс-младший убрался куда-то со своими дбенадцатилетними кретинскими друзьями, и тетя Луиза сказала, что собирается провести день с подругами, прежде чем отправиться в муниципальный зал и проверить, все ли готово к балу. Это означало, что с нами поедет Джинджер и одна из горничных, когда водитель Уильям повезет нас по всему городу.

Не поверишь, сколько народу уже было на улицах. И все в мундирах южан и платьях с кринолинами! В машине было радио, и передавали все, до мельчайших подробностей, словно в город приехал сам ФДР ^[41] ! В этот момент на вокзале высаживалась целая куча звезд, включая Клодетт Колберт, но мы многое пропустили, потому что в 10.15 были на углу Уайтхолл и Алабама-стрит, где ожидали начала торжественной церемонии зажжения фонарей. Я раньше не знала, что именно этот фонарный столб остался невредим после осады Атланты войсками генерала Шермана. И именно этот фонарь сейчас зажгли, дабы показать, что дух Конфедерации не угас. Мы трое плакали и не могли остановиться, и все думали о Конфедерации. А потом губернатор объявил этот день нерабочим, потому что День премьеры теперь считается праздником штата.

А потом старина Уильям отвозит нас на Пичтри-стрит, находит хорошее местечко, откуда все видно, и мы выбираемся на крышу автомобиля, чтобы посмотреть парад. О, людей было столько, что яблоку негде упасть! А потом начался парад! Ниси, машин было не меньше пятидесяти или шестидесяти, все кабриолеты, и в них сидели звезды и махали нам руками! И все выглядели как настоящие короли и принцессы! Сам Кларк Гейбл тоже там был! Солнышко, я не вру! Своими глазами видела! И в жизни он такой же замечательный, как на экране! С ним была Кароль Ломбард, и они улыбались и тоже махали нам, и, клянусь, Ниси, он посмотрел прямо на меня! Тинси и Каро пытаются вести себя так, словно ничего этого не было, но они просто завидуют. Я правду говорю! Кларк Гейбл взглянул прямо на меня и улыбнулся!