Волшебное очарование Монтаны

Готова ли была мириться Аделаида с щедростью Фостера? Будучи практичной женщиной, находящей применение в хозяйстве даже самому потрепанному полотенцу, она, без сомнения, встречала в штыки его денежные вложения. Не это ли вкупе с ее высокомерием побудило Фостера уехать?

Моника знала наверняка, отчего Аделаида не взыскивала по старым долгам. Из-за гордости. Именно ее гордость привела к разрыву отношений Аделаиды с горожанами. Но раз она не требовала погашения займов, в городе воздерживались открыто ругать ее за то, что по ее вине уехал Фостер.

Очевидно, что Фостер присылал Аделаиде деньги. Вряд ли выручка от продажи скота покрыла бы расходы на великолепные школьные наряды Розы и на поездку в Европу. Моника не сомневалась, что деньги Фостера оставались в семье, хотя сам он был от нее вдали.

Моника пристальнее вгляделась в фотокарточки матери и вдруг поняла, кем был тот мальчик в большом автомобиле с открытым верхом… Верной Хайстетлер. Неужели Верной был влюблен в ее мать? Или просто обхаживал ее по совету своего отца? Как бы там ни было, но все закончилось после того, как Роза вернулась из Европы. Было бы любопытно узнать, не женился ли Верной на матери Билла именно в то лето. Нет сомнения, что женитьба Вернона подкосила Розу.

Подводя итог своим открытиям, Моника пришла к выводу, что главной пружиной во всех этих интригах была Аделаида. Все в жизни Моники — каждый шаг, каждая мысль и каждое движение души — контролировалось Аделаидой. Ни единое сказанное ею слово не ставилось внучкой под сомнение. Аделаида была единственным источником воспитания и заботы. Единственным человеком, кого Моника любила.

До встречи с Остином.

Правда открылась глазам Моники, и она выронила альбом из рук. Аделаида разрушила ее жизнь, утаивая от нее правду… Монике казалось, что ее душат. Лишают возможности жить. Нужно выбраться отсюда… Она наткнулась на один из ящиков за спиной и разбила о него керосиновый фонарь. Стекло разлетелось во все стороны. Сноп пламени с металлического фитиля полыхнул, осветив весь чердак, и перекинулся на гору старого сухого тряпья…

Остин установил особые матовые линзы на телескопе, привезенном из Чикаго. Он купил его из бахвальства, когда положил первый миллион на свой банковский счет. До десятилетнего возраста он ходил в планетарий и тогда же решил, что взрослым следует созерцать звездное небо из собственного телескопа. Остин настроил трубу телескопа на хижину Моники.

Свет в хижине горел на первом этаже, но никакого движения внутри дома не было заметно. Должно быть, читает в постели.

Потом он заметил, как колыхнулась кружевная занавеска в гостиной. Однако в окне никто не появился. Чуть опустив телескоп, он поймал в объектив темную фигурку Дэйзи, она исчезла, потом появилась опять. В поведении собаки было что-то загадочное. Дэйзи, похоже, лаяла. И не раз от раза, а взахлеб.

Внезапно он разглядел на окнах хижины отблески света… слишком яркого для полуночи. Он направил трубу телескопа к источнику света, и от увиденного у него перехватило дыхание. Боже всемогущий!

Языки пламени лизали крышу сарая, а дым валом валил из открытого чердачного люка, откуда свисал вниз головой, уцепившись за канат ногами, какой-то человек. Моника!

Остин рванулся на кухню за ключами от грузовика, схватил из-за двери грязные кроссовки и, прежде чем запрыгнуть в грузовик, из груды недавно купленного оборудования выхватил насос и длинный-предлинный шланг.

— Господи, я никогда ни о чем не просил Тебя так, как сейчас, — помолился он. — Убереги ее от несчастья…

Моника слышала ржание Старшайна в стойле. Огненные искры обжигали ей босые ноги. Если добраться до чердачного люка, то можно спуститься вниз по страховочному подъемнику и освободить Старшайна.

— Я иду! — крикнула Моника жеребцу. Она перепрыгнула через быстро прогорающие доски и вдруг вспомнила, что в последнее время пользовалась канатом и шкивом для спуска с чердака. Невозможно было дотянуться до каната с того места, где она стояла. Оставалось только одно прыгнуть и постараться зацепиться за канат. Перед прыжком она услышала неистовый лай Дэйзи.

— Все в порядке, девочка! — крикнула она, но вряд ли Дэйзи ее слышала.

Языки пламени бушевали вокруг Моники. С криком она прыгнула как можно дальше, но не поймала канат и зацепилась за край чердачного люка. Наконец ей удалось обвить канат ногами, как в детстве при гимнастических упражнениях. В следующее мгновение она уже висела на нем вниз головой. Тут же выправила положение, заскользила по канату и с глухим стуком ударилась о землю. Не теряя ни секунды, бесстрашно метнулась в сарай.

— Я иду, Старшайн!

Конь колотил передними копытами в дверь стойла. Моника понимала, что своими криками лишь напугает его еще больше, и постаралась успокоиться.

— Отойди назад! Я открою дверь.

В темных глазах Старшайна прыгали блики от бушующего в сарае пламени. Сверху падали горящие пучки сена, распространяя огонь по первому этажу…

Никогда еще Остин не мчался на грузовике с такой скоростью. К тому времени когда он добрался до дома Моники, чердак сарая был полностью охвачен пламенем, — Моника! — позвал он. Никакого отклика. Остин схватил противопожарное снаряжение и бросился к сараю.

Вцепившись в гриву Старшайна, Моника вывела коня из пламени. Ее волосы развевались в опасной близости от огня. В этот момент позади нее обрушился чердак и пламя охватило весь сарай. Грохот падающих бревен, шипение и свист бушующего огня, стук конских копыт вселяли ужас.

— Моника! — закричал Остин и кинулся к ней.

— Остин! — бросилась она к нему, отведя коня в безопасное место.

— Ты в огне! — Он опрокинул ее на землю и стал катать в грязи. Своей курткой сбил огонь с ее волос.

Она ощущала запах паленой плоти. Не Старшайна, а своей собственной.

— Помоги мне! — воскликнула она, всецело доверившись Остину.

Он сорвал с нее тлеющую блузку.

— Моника! О, Господи, я едва не потерял тебя! — Он сжал ее в объятиях, покрывая лицо быстрыми поцелуями. Она была в шоке, однако сильных ожогов или ранений на ее теле он не заметил. Она нервно сдавила его пальцы, когда он коснулся ее щеки.

— Ты весь дрожишь.

— Ты до смерти меня напугала. Ты в порядке?

— В порядке? — переспросила она, даже не вникая в смысл вопроса. — Я ничего не чувствую.

Шок, пронеслось у него в голове. Она в шоке.

— Надень мою рубашку. Тебе надо согреться.

— Ты сошел с ума. Я и так горю. Остин закутал ее обнаженное тело рубашкой, потом курткой.

Она дернулась в сторону сарая:

— Весь мой инвентарь там!

— Не глупи! — воскликнул Остин. — Слишком поздно. Нужно спасать то, что вокруг… и хижину.

— Хижину, — повторила она, оглянулась на дом и увидела Дэйзи.

— Пошли! — Он схватил противопожарное снаряжение. — Где у тебя электророзетка? Возьми шнур и воткни в розетку. А я опущу шланг в озеро.

— Что это такое?

— Огнетушитель. — Остин размотал шланг. — Отгони свой грузовик подальше от огня, — велел он Монике.

Остин отважно бился с пламенем, но огненная стихия набрала уже невиданную силу. Он окатил водой ближайшую к сараю стену хижины, чтобы не дать огню перекинуться на дом. Спасти сарай было невозможно, и единственное, что оставалось Остину, так это наблюдать, прижав к себе Монику, за тем, как строение догорает дотла…

К удивлению Моники, на пожар сбежалась половина населения Силвер-Спе. Одни, как доктор и Мирна, приехали помочь, другие — из любопытства.

Остин отбивался от горожан, отвечая на их нелепые, навязчивые вопросы, и в конце концов убедил разъехаться по домам. Из тех, кто искренне предлагал свою помощь, Остин организовал бригаду по разборке пожарища.

Доктор осмотрел Монику и счел, что, кроме нескольких ожогов на спине, у нее нет ничего серьезного. Он смазал ей руки и шею мазью и заклеил пластырем раны на спине.

— Со мной все обойдется?

— До свадьбы заживет. Будешь ходить ко мне каждый день в течение недели, юная леди. Нужно менять повязки.