«Пылающая Эмбер» (ЛП)

Я перевожу дыхание, как только прохожу мимо него. Правда, я до сих пор нервничаю. Его присутствие за моей спиной — всё равно, что присутствие следящего за тобой бешеного волка. Он наблюдает за каждым моим движением, словно ждет удобного момента для нападения, вызывая у меня определенные опасения.

Я стараюсь отвлечь себя фотографиями, выискивая на них знакомые лица.

Я сразу же нахожу Дозера. На большинстве фотографий он моложе. На одной из них он тощий, долговязый, зеленый юнец. Я кусаю губу, чтобы подавить улыбку.

Внезапно я наталкиваюсь взглядом на Гриза. Первый снимок, на котором я его вижу, немного размыт, с желтоватым оттенком и закругленными уголками. Наверно, потому что он был снят в конце шестидесятых или начале семидесятых. У него прическа в стиле афро и более объемная, густая борода. На нем свободного покроя синие джинсы-клеш и джинсовый байкерский жилет, надетый без рубашки. Его рука лежит на плече другого байкера, который одет подобным образом. У другого парня безобразные бакенбарды и светло-каштановые волосы, он очень похож на Дозера, но не такой крупный, и у него более широкий нос.

Они напоминают мне о моей матери, которая так и не смогла распрощаться со стилем хиппи.

Гриз и этот парень запечатлены на большинстве других фотографий. Гус тоже на некоторых из них. Одна в особенности бросается в глаза. На ней Гус — обладатель черной как смоль шевелюры. И да, он все также привлекателен; хотя, я не имею ничего против темных заметно поседевших волос, которые у него сейчас. Они придают ему естественную сексуальную привлекательность, которой большинству мужчин не дано обладать.

Боди и байкер-брюнет с татуировками на лице на паре недавно сделанных фотографий. Может быть, потому, что они недавно в клубе?

Большую часть других байкеров я не узнаю. Тем не менее, я уверена, что со временем, если мне разрешат остаться, я познакомлюсь с несколькими из них. Возможно, более тесно, чем хотелось бы.

Я блуждаю взглядом по изображениям. У меня такое чувство, будто я вижу кадры из жизни клуба, как он меняется и растет, и как его члены становятся старше. Они выглядят счастливыми на фотографиях. Улыбаются. Обнимают за плечи друг друга. Держат пиво в руках. Подшучивают друг над другом. Наставляют рожки и все такое.

Я вспоминаю характеристику, которую им дала моя мать. Пчелы-убийцы. Как бы комфортно я не чувствовала себя с Дозером и Гусом или другими ребятами, мне нужно помнить об этом.

Судя по их фотографиям, они больше, чем просто преступники, которые любят разъезжать на мотоциклах, они — семья. Они — группа друзей, проживающих жизнь, которую общество, возможно, считает неприемлемой, но им на это наплевать.

Я приглядываюсь и ищу Мава. Наверняка, он присутствует на нескольких снимках.

Мои глаза пару раз вскользь замечают одного и того же великолепного темноволосого байкера, прежде чем я нахожу сходство и складываю два и два. Но, если честно, контраст между человеком на фотографии и человеком, стоящим позади меня, весьма разителен. Как день и ночь. Жар… и… холод. Абсолютная противоположность по спектральному диапазону.

Этот байкер на фото счастливый. Улыбчивый. Жизнерадостный. У него беззаботная улыбка. Та, что за секунду может испепелись женские трусики.

Обе его руки лежат на плечах мужчин, стоящих рядом с ним. Я двигаюсь от этой фотографии к следующей и снова нахожу его. Теперь, когда я знаю, какую версию его искать, мне легче его обнаружить. Тогда он был более мускулистым. Плюс ко всему, на большинстве фотографий он чисто выбрит, выставляя на всеобщее обозрение безупречные черты лица и демонстрируя волевой подбородок, который, по правде говоря, должен быть признан вне закона. В сочетании с его длинными, волнистыми, угольно-черными волосами, он убийственно сексуальный. Преступный. Несокрушимый, если можно так сказать.

Похоже, он наслаждается жизнью, если судить по фотографиям. Словно ничто и никто его не волнует.

— Что произошло, Мав? Ты выглядишь таким счастливым?

Очевидные вопросы срываются с моих губ в хриплом шепоте.

Руки толкают меня сзади. Я врезаюсь в стену. Мое лицо ударяется о неё за долю секунды до того, как мои руки успевают спасти меня от удара. Адреналин бурлящим потоком проносится по моему телу, и мой сердечный ритм пускается вскачь. Я сейчас так близко к мазутным пятнам на стене, что даже могу их облизать.

Я знала, поворачиваться спиной к бешеному волку было плохой идеей.

— Ч-что… что ты делаешь? — произношу я, запинаясь.

Используя стену в качестве рычага, я пытаюсь отодвинуться от нее. Но он прижимает руку к моей спине, прямо между лопаток, и удерживает меня на месте.

Он пинает своими ногами по моим, раздвигая их в стороны. Его дыхание щекочет мне ухо, когда он цедит сквозь зубы:

— Не волнуйся, Куколка. Все закончится прежде, чем ты успеешь это осознать.

И вдруг мне становится нечем дышать. Моя кожа натягивается до предела. В голове проносятся всевозможные сценарии того, что он собирается со мной сделать. Без предупреждения мозолистые пальцы и ладонь скользят по моему животу, легко проникая под верхний край моих шорт.

О, Господь Всемогущий.

Я задыхаюсь, каждая мышца в моем теле натягивается как струна. Вспышки удовольствия взрываются в том месте, где его рука прикасается ко мне кожа к коже.

Его прикосновение отличается от прикосновения Уорнера. Оно несет в себе не только затаенное чувство страха, которое терзает меня изнутри… нет… оно несет в себе затаенное чувство страха и потребность. Кое-что непривычное. Волнующее. Заманчивое. И, что удивительно, я жажду большего.

Его рука все еще на моем животе.

— Это не то, что ты думаешь. В тебе нет ничего такого, чего бы я не мог получить от другой.

Изогнув шею, я стараюсь бросить взгляд поверх своего плеча и посмотреть, смогу ли я определить, что он говорит мне правду.

Но в таком положении увидеть его лицо невозможно.

— Просто стой спокойно, мать твою, пока я тебя не проверю.

— Проверишь меня?

Мой голос звучит на несколько октав выше, чем обычно.

— На прослушку и наркотики.

— Я не идиотка, — шепчу я. — Я здесь не для того, чтобы шпионить за вами. — Пока нет. Если только меня не вынудят. — Я никогда не употребляла наркотики.

Строго говоря, это ещё одна ложь. Я была под кайфом, вдыхая то, что курили другие, благодаря моей матери и её выбору друзей, но сама я никогда не употребляла наркотики.

— Заткнись и дай мне тебя проверить.

Его рука продвигается по моему телу чуть выше. Он обхватывает ладонью мою грудь, проводит пальцами по моему соску, и эта проклятая хреновина против моей воли превращается в твердую горошину. Мое дыхание становится затрудненным.

— Это действительно необходимо? — произношу я охрипшим голосом.

— Что я тебе сказал?

Заткнуться и дать ему проверить.

Успокойся, — ругаю я себя. — Он касается тебя не потому, что хочет. Он касается тебя, потому что пытается найти причину, чтобы вышвырнуть отсюда твою задницу.

Я закрываю глаза и напрягаю мышцы своих бедер. Пытаясь погасить жажду желания, которую он во мне разжег.

Его тело в дюйме от моего. Его запах — смесь табака, кожи и мятного мыла — кружит мне голову, а его резкие выдохи ласкают мое оголенное плечо, от чего по моим рукам пробегают мурашки. Я зажимаю нижнюю губу верхними зубами и кусаю ее. Боль. Нужно сосредоточиться на боли.

Скорее всего, он проделывал это огромное количество раз. Обыскивая всех новых девушек, которые приходили в клуб. Для него это просто досмотр. Часть его работы. То, что он должен сделать, чтобы защитить клуб. Не прелюдия. Я молюсь: «Пожалуйста, пусть это быстрее закончится». Тогда, возможно, он не заметит, как я возбуждена. Нет нужды снова ставить меня в неловкое положение. Разве недостаточно того, через что я прошла за один день?

Его рука оставляет мою грудь и слегка задевает ложбинку, после чего он «исследует» другую грудь. Несколько секунд спустя он опускает руку ниже и отводит её в сторону. Несмотря на то, что контакт разорван, я все равно ощущаю на себе его руку, как будто моя кожа запомнила его прикосновение.