«Молчи» (СИ)

Успокойся. Смотри на неё. Это просто Харпер. Она не угрожает тебе. Ничего не происходит, что могло бы как-то навредить тебе. Смотри на Харпер.

Сглатывает, облизывая губы, и сжимает ткань рукавов кофты, смотрит на Мэй, которая продолжает озираться по сторонам, шевеля губами.

— Слышу… — шепчет, давясь воздухом. Искоса бросает взгляд на Дилана, а тот выдыхает, борясь с чувством тошноты, что подступает к горлу:

— Идем, — делает шаг, потянув её за рукав, но тормозит, прижав кулак к губам. Сгибается, громко и быстро дыша. Сжимает веки. Его сейчас вырвет.

Это Харпер. Это Харпер. Она не угрожает тебе.

Рванные попытки успокоиться — и парень вовсе опускается на корточки, продолжая сжимать ладонью губы. Но не повторяет ошибки — не отпускает девушку, которая медленно покачивается из стороны в сторону, громче бубня под нос.

Тихо. Тихо. Тихо.

Спазмы в животе. Дилан стонет, мыча, и осторожно поднимается, запрокидывая голову. Дыши. Ничего страшного. Ничего не происходит. Она не навредит тебе.

Дилан пытается кое-что осознать, чтобы справиться. Он старается принять к сведению то, что в данный момент ему ничего не угрожает. Что сейчас именно он пытается кому-то помочь. Ему не должно быть плохо. Он сильнее Мэй. Она слабее его. Она не сломает, не навредит, она ничего не может. О’Брайен продолжает сдерживать тошноту, еле сохраняя равновесие на трясущихся ногах. Окей, все хорошо, видишь? Ничего не происходит. Тебе просто холодно.

Опускает ладонь, сжимая губы, и выдыхает белый пар через нос, начав осторожно и медленно двигаться в сторону спуска вниз. Харпер молча следует за ним, позволяя тянуть себя за рукав. Она начинает затыкать одно ухо свободной ладонью, чтобы немного приглушить шум воды.

Всё, что с ними происходит, — это внутренняя проблема. Проблема только их организма. Каждый самостоятельно старается побороть свое отклонение, пока не осознавая, что совместная работа принесет куда больше результатов.

А Дилан и Мэй уже начали «работать» вместе, правда, пока не замечают этого.

***

Мне удается открыть глаза. Тяжелые, совершенно неприятные веки. Остаток отвратительного сна медленно бурлит в сознании, пока пытаюсь понять, где нахожусь. Лежу на кровати. Светлые стены, знакомый запах. Я… Я ведь дома у Дейва, да? Моргаю, смотря перед собой. Дверь открыта. Темный коридор. Какой-то непонятный гул в ушах мешает побороть чувство тошноты. В горле все горит, на языке привкус горечи. Морщусь, еле шевеля сухими губами, до боли искусанными. Мычу хрипло, пытаюсь приподняться на локтях, но тут же одолевает одышка. От резкого движения тела скручивает живот, поэтому громче мычу, лицом утыкаясь в подушку. Локтями поддерживаю себя навесу, громкие вздохи рушат тишину. Меня сейчас вырвет. Прямо между ребер стоит камень. Он царапает изнутри, мешая дышать. Начинаю ерзать в муках, пытаясь найти удобную позу. Потом тут же заливается кожа лица, и к нему липнут локоны волос. Не прекращаю издавать разные звуки, но сдерживаю их громкость, боясь нарушить чей-то сон или привлечь лишнее внимание. Плохо помню, что произошло. Единственное в голове — вода. Опять была вода. И этого достаточно, чтобы понять, почему мне так хреново сейчас.

Хочу присесть, но от этого только хуже. Не просто тошнота. Всё застревает между ребер и жжется, будто изжога, но не в желудке. Громко мычу, начав покачиваться из стороны в сторону, а руками сжимаю тело под майкой. Голова раскалывается. Думаю, у меня жар. Мне не удается поймать тот момент, когда настольная лампа зажигается. Я так размыто мыслю, что вряд ли вообще могу что-либо оценивать. Болевой шок. Могу понять по очертанию, что это О’Брайен. Он держит в руке тазик, подходя к кровати, и протягивает мне, жестко процеживая:

— Дыши.

И только сейчас понимаю, что не могу дышать из-за этого камня. От боли в глазах темнеет, поэтому сжимаю веки, опуская голову. Чувствую, как кровать рядом немного прогибается. Дилан садится на её край, поддерживая тазик на моих коленях.

— Мне плохо, — выдавливаю из себя, дернувшись так, будто мне вот-вот стошнит, а на глазах выступают слезы.

— Ты выдула практически всю бутылку водки. Чего ожидала? — парень смотрит на меня спокойно. — Тебе нужно вызвать тошноту, — отрицательно качаю головой, жалея о таком резком действии. Раскалывается.

— Тебе станет легче, — О’Брайен настаивает, но отказываюсь. Боясь вообще пошевелиться. Чувствую, как этот камень изжоги то поднимается, то опускается, поэтому не могу сдержать слез. Нет, не рыдаю, но боль вынуждает глаза слезиться непроизвольно. Мычу, желая лечь обратно, но Дилан предупреждает:

— Только хуже станет, — продолжает держать тазик. — Два пальца в рот сунь.

— М! — мычу, смотря куда-то вниз, и шмыгаю носом, сжимая больной живот. Не успеваю уследить за движением парня. Он резко и грубо давит пальцами мне на живот, прямо на то место между ребрами, поэтому боль разрывается, а жжение распространяется вдоль всей глотки, заставляя меня дергаться от рвотных позывов. Сдерживаюсь, отворачивая голову, чтобы скрыть мокрые глаза, и хочу попросить Дилана не делать так, но не успеваю открыть рот, как парень вновь давит на мой живот, заставив меня распахнуть рот шире.

И меня тошнит. Дрожащими пальцами хватаюсь за тазик, а своей рукой О’Брайен сжимает мои спутанные волосы. Больно стягивает, потянув вверх, чтобы лицом не уткнулась в рвоту, но я молчу, продолжая опустошать желудок. Мычу от боли, не отрываясь и не поднимая головы, когда слышу голос со стороны двери:

— Старушка обычно дает марганцовку выпить, — Дейв. Не могу взглянуть на него, так как меня продолжают одолевать позывы.

И в такой позе я провожу следующие полчаса, если не больше. Чувствую, как изжога начинает проходить, как камень становится мягче, после чего вовсе рассасывается. На смену боли приходит дикая усталость. Меня клонит в сон. Медленно и глубоко дышу, наслаждаясь освобождением от боли, тазик держу уже не так крепко, поэтому Дилан берет его, жестом попросив Дейва вынести. Тот не возникает. Видимо, для них это вполне обычная процедура. Думаю, они таким образом частенько о друг друге заботятся. Чувствую неимоверное наслаждение, ведь больше ничего не сдавливает ребра.

— Легче? — да, О’Брайен был прав. Он привстает, взяв со стола стакан воды, оставленный Дейвом, и протягивает мне. Слабой ладонью сжимаю, боясь выронить, поэтому, когда подношу ко рту, Дилан пальцем надавливает на дно, помогая мне приподнять стакан.

Забирает его. Могу неосторожно вытереть веки и щеки от слез. Меня качает. Или комната качается. Неясно. Надо лечь. Осторожно, боясь вызвать тошноту, опускаюсь обратно на кровать, уложив голову на подушку. Хрипло дышу, еще ощущая остаток боли, но она не такая сильная, поэтому смогу уснуть с ней. Молча смотрю перед собой, следя за Диланом, и понимаю, что должна попросить прощения:

— Извини, — шепчу.

— За что именно? — парень уточняет, вертя стакан пальцами. Сидит на краю кровати, не смотрит на меня.

— За то, что повела себя так.

— Это твое дело, — грубо и холодно, но почему-то больше не верю его морозу в глазах.

— Я просто не могу противостоять этому, — хочу оправдать себя перед ним, и О’Брайен вздыхает, стуча пальцами по стеклу:

— Перед чем? — значит, всё-таки хочет знать?

— Вода, — мне тяжело говорить, но стараюсь шевелить языком и выражаться так, чтобы меня поняли. — Когда я слышу воду, меня охватывает паника. И я бегу. Не могу побороть это.

— Каждый раз? — хмурится.

— Да, — глотаю очередной приступ тошноты, заерзав на боку. — Не знаю, что именно движет мной в такие моменты. Я просто уверена, что должна убежать, как можно дальше. Это тяжело объяснить.

— В следующий раз, — перебивает, громко барабаня пальцами по стакану. — Когда захочется «бежать», говори. И мы подумаем, как поступить.

Мы?

Мы подумаем.

Будто это не только моя проблема, но и его тоже.

Мы.

Глава 43.