Ангел из авоськи

Старик расхохотался. Он становился все более вальяжным и свободным. И я понимала, что начинаю его очень бояться…

— Значит, Ангел, — повторил он, — вот, наверное, поэтому я вас и пригласил к себе… Я ведь гостей не люблю. А вот Ангел мне очень нужен. — И хихикнул довольно мерзко.

Странный какой!..

И вдруг я услышала его шепот:

— Не вздумайте что-нибудь украсть, Ангелок! Я вас достану и оторву голову. — Он как-то внимательно посмотрел на меня и таинственно так спросил: — А вы, Ангел, — не девочка ли? Я заподозрил это сразу! Вы думаете, я пригласил бы к себе парня? Чтобы он меня обворовал?

Я содрогнулась. Так вот какой он, этот старик! Узнал сразу главное…

Старик хохотнул:

— Ну что вы испугались так, Ангелочек? Я на вас не претендую, мне уже ничего такого не надо. Раньше… Раньше у меня были такие женщины, такие, моя радость! Да что вам говорить. Вы же не представляете, каким я был, и ничего не понимаете.

Он полез в гардероб и стал рыться на нижней полке.

Я успела заметить, что кроме полки с едой все остальные заполнены бумагами и папками. Вот это да!

Но тут мне была сунута под нос старая, однако, очень красивая фотография. На ней были трое: двое мужчин и девушка. Где-то на берегу моря или широкой реки, или… не знаю чего. Океана.

Девушка в развевающемся тонком платье. Она смеялась, и волосы ее, какие-то серебристые, трепал ветер.

Толстый волосатый палец с искривленным ногтем ткнул в одного из мужчин: вот он я…

Я всмотрелась в мужчину на фото и поняла, что старик разыгрывает меня.

Ну не мог тот стройный черноволосый красавец стать этой развалиной с противным лицом и ужасным телом!..

— Давай сюда! — вдруг крикнул старик и выхватил фотографию у меня из рук.

Я же ничего же не сказала! Только посмотрела на теперешнего Степана Семеновича! А он…

И неожиданно я захлюпала носом, сказалось все: и мое бегство, и то, что я обокрала маменьку, и то, что мне пришлось прийти сюда и — главное! — я не знаю, что со мной будет.

— Ладно, не реви, — уже насмешливо заявил хозяин, уложил фотографию снова в гардероб и запер его на ключ. — Реветь надо мне. Но старики почему-то не плачут. Давайте ложиться спать.

Он постелил мне на диванчике, и я думала, засну мгновенно, но не тут-то было. Спать расхотелось сразу, как только меня обступила тьма.

Я села на диване, и меня затрясло. Вдруг вот так сразу.

И старик почему-то не спал, он подошел ко мне, наклонился и зловеще спросил:

— Страшно, Ангел?

— С-стр-ра-а-ашно, — сказала я правду.

А Степан расселся на стуле, закурил — мне почему-то казалось, что он не курит! — и мечтательно произнес:

— Ты не знаешь, что такое настоящий страх. И как его преодолевают. Ты меня не бойся, Ангелица. Я теперь не страшный. Вот когда я был таким, как на фотографии, тогда я был страшным. — Он докурил сигарету и сказал: — Все, спать. Завтра у нас с тобой дела.

Какие у меня с ним могут быть дела?..

Я убежала из дома не для его дел! Я убежала, чтобы начать красивую, прекрасную жизнь в столице, о которой мне столько рассказывал Леонид Матвеевич!

И потом — дело здесь у меня!

Я должна, обязана, найти друга Леонида Матвеича, известного режиссера, и передать ему рукопись какого-то потрясающего романа… И рассказать все о несчастной судьбе его автора. И из этого режиссер тот должен сделать отличный фильм.

А там появится и сам Леонид Матвеич, который к тому времени бросит выпивать, купит костюм и прибудет в Москву!

Старик разбудил меня рано, но сам был уже одет в черный костюм, белую рубашку и черный галстук, как и вчера. Мы быстренько сели с… моим хозяином? Шиш ему! На завтрак — чай с сушками и кусок колбасы.

Позавтракав, старик, никак он не назывался у меня Степаном Семеновичем, закурил длинную коричневую сигарету с золотым обрезом, и я подумала, что не так он и беден, как подумалось мне сначала. Притворяется бедным… Для чего? Мои мысли прервал его вопрос:

— Ну-с, Ангелица, откуда ты и, главное, зачем? Кстати, — перебил он сам себя, — а паспорт ты уже получила?

Вот уж этого вопроса я не боялась! Я тут же схватила свой рюкзачок, проверив заодно на месте ли рукопись. Кто его знает, этого Степана Семеновича! Рукопись была на месте.

Из потайного кармана вытащила паспорт и гордо подала старику…

Дура! Из дур — дура! Говорил же мне Леонид Матвеич, чтобы я никогда никаких документов, бумаг, денег никому в руки не давала, пока не удостоверюсь, что это человек порядочный и достойный.

Старик оказался недостойным.

Он схватил мой паспорт, просмотрел его по всем позициям и засунул себе куда-то в пиджак.

Я, не успев даже ничего сообразить, кинулась к нему, но…

Но у него моментально в руке оказался маленький пистолетик и он с отвратительной улыбкой прикрикнул, хотя я уже и сама, глядя на пистолет, стояла столбом.

— Тихо, крошка моя, не шебуршись. Паспорт твой полежит здесь, пока ты у меня будешь жить. Сбежишь — пеняй на себя.

Он хлопнул меня по ноге ручкой пистолетика:

— Садись, не расстраивайся, ничего плохого я тебе не сделаю. Просто задам несколько вопросиков. Ты ответишь, и я объясню, что тебе надо будет делать. А после иди на все четыре стороны, куда хочешь. Значит, ты из славного города Славинска. И зачем же сюда явилась?

Я не имела права говорить ему о рукописи Леонид Матвеича и потому, пометавшись, сказала:

— Хочу поступать в институт…

Старик приподнял свои огромные брови, блеснули маленькие глазки.

— Значит, учиться? Умница! А то, что вступительные экзамены уже закончились, а платный вуз ты не потянешь, это как? Не ври.

Он встал и подошел ко мне.

Его кривопалая ручища схватила меня за шкирку, приподняла со стула, и он, повторив: «Не ври мне никогда!», крепко усадил меня на стул так, что у меня заболел копчик, — старик-то оказался еще и сильным!

И вообще он не выглядел сейчас тем добреньким дедушкой, который брел вчера за мной по бульварам…

— Что за листочки у тебя в рюкзаке? — спросил он, и я поняла, насколько во всем прокололась! Во всем.

Я сдержалась, чтобы не заплакать. Ведь не была же я ревой! Старик вроде бы сжалился надо мной и сказал:

— Ладно, можешь не говорить! Я все и так понял, я ведь, глупышка ты моя, умный. Умный, в отличие от того дурня, который понаписал ту дребедень, которую ты конечно же привезла, чтобы показать в Москве. Как там? Михаил Чекан… Псевдоним, конечно, дохленький, но для такого сойдет. Теперь мне надо знать, почему ты скрываешься под видом мальчишки? Натворила что-то там у себя?

Я похолодела, неужели он догадался и о том, что я обокрала свою семью?.. Конечно, мой злобный и в пьяни жутко агрессивный папаша уже сбегал в милицию и меня вовсю ищут! Но я ответила довольно беззаботно, так мне казалось!

— Потому что меня прозвали Ангелом из авоськи, а я не хочу…

— Из авоськи? Это еще что такое?

Я объяснила:

— Когда я родилась, мама очень скоро вышла на работу и оставляла меня на папу. А он ходил играть в домино, он тогда не работал. Засовывал меня в авоську и вывешивал за окно, чтоб я гуляла… Соседки нажаловались маме, я перестала так «гулять», но с тех пор…

— Я-асно… — протянул старик, — значит, просто сбежала? А мать оставила проливать слезы? Да и денежек, поди, прихватила из дома, отложенных, как водится, на черный день, а? Ну-ка, ну-ка, признавайся во всем. Молчишь — значит говоришь — да, я украла, да, я — воровка…

Я все-таки заревела, а старик назидательно долбил:

— Это еще хорошо, что ты ревешь, совесть не совсем потеряла. Но такая мне и нужна. Знай — тебя ищут и найдут, если я тебе не помогу и ты сбежишь от меня. Да куда тебе бежать? В тюрьму разве?.. Паспорт твой у меня. Рукопись твоего друга я сейчас могу бросить в печку, у меня на кухне печечка есть… Вот так, Ангел из авоськи!

Внезапно наступила тьма — я ничего не видела, не слышала и не чувствовала.