Корейский для начинающих (СИ)

Лицо ачжощи* розовело от волнения, а и без того узкие глаза терялись в глубоких морщинах. Повезло же, лучше бы меня сбил шикарный оппа* на шикарной машине, как это бывает в дорамах. Ой, точно, меня ведь сбили! Я в ужасе оглядела себя с ног до головы. Удар был, слава Богу, несильным, но, судя по тупой боли в бедре, синяк будет большим и пообещает ещё долгие дни менять цвета. Скривившись, я попыталась встать, но боль не позволила — теперь точно несколько дней враскоряку ходить! Очень заманчиво! Почему удар пришелся именно по бедру, а не ниже — вопросов больше не возникало. У корейца оказалась весьма непатриотичная тачка — BMW X6 — слишком высокая, чтобы зацепить мою голень. Что ж, пункт «шикарная машина» был выполнен, только суетился вокруг меня вовсе не шикарный молодой человек, и даже не молодой, вот только его зеленый хозяйственный фартук никак не ассоциировался с белым гигантом бэхи.

Дяденька-кореец попытался подхватить меня под руки, но как-то неуклюже, поэтому мне было проще отмахнуться и посидеть ещё немного на асфальте с крайне задумчивым и, должно быть, туповатым выражением лица. И всё бы ничего, но вырвавшийся у меня комментарий всего одним кратким, но ёмким словом охарактеризовал всю непередаваемую глубину моего удивления.

— Рощиа сарамиэё*? — донёсся голос откуда-то сбоку, заставив меня распахнуть глаза шире и почувствовать некую пристыженность.

Впрочем, за охватившим меня удивлением изо рта едва не выпорхнула ещё пара столь же цветистых словечек. Другой человек, которого я не заметила, с телефоном у уха заинтересованно и с беспокойством взирал на меня. Мужчина с окрашенными в каштановый с отливом в бронзу волосами до плеч подошёл ближе и протянул руку. На вид ему было от тридцати до сорока лет, корейцы — моложаво выглядящая нация, поэтому сложно было определить более чёткие рамки возраста, а ещё восемьдесят процентов населения страдают близорукостью. Если кореец не в очках, значит у него линзы. Очки этого мужчины были стильными, с толстой оправой сверху и её отсутствием снизу — такие считались нормой в году эдак шестидесятом-семидесятом. Винтаж.

— Can you stand up? — спросил он на довольно чистом, по крайней мере, понятном мне, английском.

— Муллаё*, — ответила я на автомате, не приняв руки, пока второй кореец продолжал что-то щебетать, из чего я разобрала лишь одно слово — «здоровье».

— Хангугорыль халь су иссоё?

Во время того, как я усиленно соображала как ему лучше ответить, что я всего-ничего говорю по-корейски, он переключился на телефон, а потом взглянул куда-то вбок, читая со столба адрес улицы. Услышав слово, похожее на английское ambulance, я отчаянно замахала перед ним окровавленными ладонями.

— Аниё, эмбулансынын щироё. Нан кэнчанаё, — соображая изо всех сил, попросила я не вызывать скорую, чем он на тот момент занимался.

Видимо, у меня из ушей пар повалил так, что он попросил меня говорить по-английски, чтобы мой мозг окончательно не свернулся в трубочку. Удостоверившись, что скорая помощь мне не требуется, он что-то сказал по телефону, убрал его в карман льняного серого пиджака, помог мне встать, правда я едва не завалилась прямо на него. Второй мужчина, не переставая что-то говорить, собирал мою косметику обратно в пакет. Вопрос о том, кому принадлежала машина, отпал сразу же, судя по блеску явно недешевых ботинок, которые я успела оттоптать, когда владелец авто меня поднимал. Бедро пронзила тупая боль, и я согнулась, но к отбитой заднице окровавленными руками не прикоснулась.

— С вами точно всё в порядке? — снова уточнил мужчина на английском, обстоятельно отряхивая мои испачканные леггинсы, правда, минуя пятую точку. Он на секунду отошел к машине, извлек из двери пачку влажных салфеток, но вместо того, чтобы протянуть их мне, сам стал стирать кровь с моих ладоней, обеспокоенно, даже зло что-то нашёптывая.

— Извините, — сказала я на корейском и тут же поймала на себе удивленный взгляд.

— За что? Это же я вас сбил, — расшифровала его английскую речь, ведь чего таить, и с английским я дружила весьма скромно. — С вами точно всё в порядке?

— Да, да, — подтвердила я, заметив, что ладони не так пострадали, как мне казалось раньше.

Кровь уже остановилась, под её слоем оказалась всего пара небольших ссадин, и если не считать ушиба бедра, то я была в порядке. Второго корейца окликнули из ресторана, судя по всему, рыбного, так как на улице перед его витриной располагался большой аквариум. Тот подошёл к нам, всучил пакет, стоит отметить, не мне, и, сказав что-то сердитое, ретировался. Проходящая мимо парочка, перешептываясь, косилась на меня и моего спутника, но поймав его строгий взгляд, засеменила быстрее.

Мужчина показался мне сдержанным, даже слишком, он не рассыпался в извинениях, вероятно, не считая этого нужным, хотя действительно странно было меня не заметить на пустынной дороге; я и шла где-то сбоку, предоставляя проезжающим мимо авто целую полосу. Извинился он всего единожды, оправдывая себя тем, что слишком устал и в тот момент говорил по телефону. Я не стала обвинять его, да ничего страшного, в принципе, не случилось, вот только когда, заверив, что мне не нужно сопровождение и отправившись своей дорогой, я споткнулась, почувствовав неприятную боль в бедре, он снова подлетел ко мне и буквально насильно затолкал в машину, чем привлёк внимание высунувшегося из рыбного ресторана того же самого мужчины в рабочем фартуке. Насколько я поняла, водитель, видимо, чтобы отвязаться, убедил того, что мы отправляемся прямиком в больницу.

В салоне из светло-коричневой кожи было прохладно, даже холодно, из-за кондиционера. Заметив, как я поёжилась, владелец авто приложил ладонь к месту, откуда дул воздух, несколько раз нажал на одну кнопку из множества и пообещал, что скоро станет теплее.

— Как ваши руки? — спросил он, когда мы тронулись с места.

Странно, он даже не поинтересовался, куда меня везти.

— Нормально, — снова на автомате по-корейски ответила я и продолжила на английском: — Вы не могли бы отвезти меня на главную улицу Кёнсондэ к Пицца-Хату?

Бросив на меня взгляд из-под чуть изогнутой брови, он ответил:

— Мы едем в больницу.

— Нет, не надо, со мной и впрямь всё в порядке, если бы что-то было сломано, я бы почувствовала, — сказала я, как мне показалось, напутав что-то с английскими временами.

Ещё с полминуты он пытался объяснить, что у меня может быть трещина в бедре. Следующие пять минут, когда мы ехали в противоположную сторону от университета искусств, где располагалось моё пристанище, я не оставляла попыток уговорить его изменить своё решение, но он казался непреклонным. Возможно, за собранностью и внешним равнодушием этот человек действительно переживал за моё здоровье. Остановившись возле больницы, он без разговоров вышел из машины, обошел её и открыл дверь, протянув мне руку.

— Ачжощи, всё нормально! Я не хочу в больницу! — не зная, как к нему обратиться, сказала я, заметив, как при слове «ачжощи» дёрнулся его глаз. — Серьёзно, со мной всё в порядке, я просто хочу поехать обратно на Кёнсондэ. Я могу взять такси, но в больницу не пойду, — на удивление быстро сообразила на его родном языке.

Недовольно сложив руки на груди, я надула губы и вперила взгляд в бардачок, будто это он был виноват в моей сегодняшней неудаче. Негромкий басовитый смех заставил меня удивлённо повернуться и наблюдать веселье на лице мужчины, а так же ряд идеально ровных белоснежных зубов. Я не знала почему, но у большей половины встреченных мною корейцев были ровные выбеленные зубы. То ли от природы, то ли они прибегали к помощи стоматологов. Хотя удивляться было нечему — насколько я успела понять, мужская половина нации ничуть не реже заглядывала в зеркало, нежели женская, а этому мужчине и вовсе больше всего подходил эпитет “холёный”. Подтянутый и стройный, среднего для европейца роста, он наверняка был высоким в Корее. Не знаю, прибегал ли он к пластическим операциям, (в Корее это считается нормой), да ещё имея для этого средства, однако он был достаточно симпатичным. Вопрос о его возрасте всё так же не давал мне покоя.