Девушка моего шефа

— Я знаю, что ты дамский угодник. Хочу, чтобы Лина знала про этот тип мужчин. Но если ты посмеешь…

Он стиснул кулаки и зашагал по асфальтовой дорожке, ведущей в охраняемую чащу леса.

— Зачем взваливать непосильную тяжесть на и без того хрупкие плечи? Может, прикажешь меня кастрировать? Но сперва прибавь жалование и дай квартиру с видом на Кремль.

— Я пошутил. После меня ей не захочется связываться с таким, как ты.

Он изрек эту мудрость уверенным тоном. Я точно знал, что еще минуту назад он этой уверенности не чувствовал.

— Спит, — сказал Лев, когда мы завтракали на террасе. — Как и все дети, любит поспать. — Его физиономия приняла почти умильное выражение. — Кожа у нее как шелк. И всю ночь раскрывается. Никак не приучу спать в пижаме.

— Ты поедешь один?

— За мной заедет знакомый генерал. — Лев понизил голос до шепота. — У Вовки, как тебе известно, завтра день рождения. Ты уж извини меня.

— Сперва распиши по пунктам, что можно, а чего нельзя. Ты знаешь, что я люблю, чтобы все было по инструкции и без неожиданностей, — тоном канцелярского зануды завел я. — Надеюсь, девушка не станет проситься ко мне на колени.

— А, делайте что хотите. — Лев махнул рукой и опрокинул стакан с апельсиновым соком. — Если она шлюха по натуре, все равно не убережешь. Даже если под стеклянный колпак посадишь. — Он подождал, когда уйдет прислуга, менявшая скатерть, и добавил, глядя куда-то в сторону: — Но помни: я не всегда за себя отвечаю.

Потом, когда мы пили в беседке кофе с коньяком и курили сигары, Лев сказал:

— Я примитивен в сексе — так Мариша говорит. Правда, она сама не очень-то большой специалист по этому делу, хоть и всякие книжки читает, видик смотрит. Ты, я думаю, много чего знаешь. Научишь?

— Из меня никудышный теоретик. Лучше сходи в бордель.

— Был. И в Париже, и во Франкфурте. Не стоит у меня на проституток, хоть ты тресни. Как подумаю, что им каждый кому не лень сует в это самое место, сразу охота пропадает.

— В Афгане, помню, ты был не таким разборчивым.

— То, брат, было в молодости. А потом эти мусульманки себя блюдут. Правда, Коршунов оттуда трипперок привез, но он мог его и от своих педиков получить — ты же знаешь, он, как теперь говорят, двустволка. — Лев налил еще по рюмке коньяка. — Я иногда чувствую себя преступником. Ей ведь нет восемнадцати. Я ее уже три года знаю. Эх, как быстро летит время!

Три года назад Лев еще не был женат. Три года назад я уже работал на него и находился при нем что называется денно и нощно. Но ни о чем не догадывался. Я знал, что последние десять месяцев Лев пишет книгу. Автобиографическую, с экскурсами в высшие эшелоны власти, куда он попал каким-то чудом.

— А книжку я на самом деле пишу, — вдруг сказал он. — По утрам, когда она спит. Осталось совсем немного. — Он глянул на часы. — Сегодня Зайка разоспалась. Как ты думаешь, ей это понравится?

Лев достал из кармана спортивных брюк квадратную коробочку и, сунув ее мне под нос, щелкнул крышкой. Кольцо было очень дорогим и на мой взгляд безвкусным. Правда, во мне могла говорить зависть — я сроду не дарил женщинам ничего, кроме цветов и конфет.

— Ты делаешь ей подарки в каждый свой приезд?

— Да. — Лев гордо кивнул. — В прошлый раз подарил итальянское белье. У Лины богатый гардероб.

— Но она, как я понял, живет безвыездно в лесу.

— Пускай привыкает к красивым вещам. Роскошь делает женщину утонченной.

«И развратной», — захотелось добавить мне, но я промолчал. Все-таки я находился на службе.

Полина распорядилась, чтоб ужин накрыли на террасе.

— Макс вечно чего-то боится. То террористов, то каких-то снайперов. Откуда здесь снайперу взяться — под каждым деревом по амбалу стоит. — Она виновато улыбнулась. — Прости за блатной лексикон. Макс журит меня за это. — Полина подалась ко мне всем телом. Она сидела напротив, и нас разделяла только свеча в синем стеклянном плафоне. Она спросила тихо, глядя на меня в упор своими бирюзово-зелеными глазами: — Ты на него работаешь?

— Мы вместе учились в инязе, потом был Афган.

— А потом он сделал тебя своей «шестеркой». Так это у вас называется?

— Да. — Я постарался выдержать ее взгляд. — Но помимо прочего нас связывает…

— Знаю. Метис, а ты мог бы предать своего хозяина?

Я знал, что наша беседа фиксируется на пленку, потому решил не пускаться в философские рассуждения.

— Нет. — Я отвел глаза. — Даже под пыткой.

— А если ты вдруг влюбишься в меня? Кого предпочтешь предать? Эй, смотри мне в глаза.

— Я голубой. Меня даже Джуди Фостер не соблазнит.

— Я красивей ее. Правда?

Мне пришлось кивнуть.

— Пошли прогуляемся, — сказала Полина и, наклонившись ко мне, шепнула: — В оранжерее «жучков» нет. Мне сказал об этом один друг.

Я молча встал и подал ей руку.

— Нравится? — Она повертела у меня под носом рукой с подаренным Львом кольцом.

— Я в этом ничего не понимаю.

— Мужчины все такие щедрые? Или только те, кто постарше?

— Те, кто постарше, тоже не все одинаковые. Я никогда не дарю женщинам дорогих подарков.

— Ты еще молодой.

Полина на секунду прижалась к моему плечу.

В оранжерее росли розы. Судя по табличкам, самых диковинных сортов. Я не был на все сто уверен в том, что нас здесь не пишут.

— Лев любит розы. Интересно, с каких это пор?

— С тех пор, как встретил меня. — Полина сказала это очень серьезно. — Давай выпьем шампанского, а? — Не дожидаясь моего согласия, она достала из холодильника бутылку «Дом Периньон». — Макс ругается, когда я много пью. Он думает, я все еще ребенок.

Я наполнил два бокала, и мы выпили не чокаясь.

— Мне не с кем поговорить. — Полина села в плетеное кресло. — Ты тоже садись. Тебя ждет долгий рассказ.

— Ты непременно должна рассказать это мне?

— А кому же еще? Не гувернантке же или тренеру по теннису?

— О, мне кажется, Лев решил сделать из тебя светскую даму.

— Осенью мы поедем в круиз по Средиземному морю.

— Поздравляю.

— Поедешь с нами?

— Как прикажете.

Я пожал плечами.

— Ты славный, Метис. Ты в душе такой же ребенок, как и я. Может, даже еще больше. Женщины, как ты знаешь, рано взрослеют.

— Набиваешься в мамочки?

Она весело рассмеялась.

— Ни за что на свете. У меня отсутствует материнский комплекс. Меня саму всегда тянет под крылышко.

— Под лапу Льва, хочешь сказать?

— Да. А все остальное, это… это он так захотел, а я оказалась очень любопытной. Секс мне не понравился. Макс об этом не догадывается — притворяюсь, будто мне хорошо. Моя тетка говорила, ей никогда не было хорошо в постели. Но он такой ласковый.

Я усмехнулся.

— Как отец. Ты выросла круглой сиротой?

— Да. — Ее глаза погрустнели, но ненадолго. — У меня было ужасное детство. Мы с теткой жили в бараке и жрали всякую дрянь. Она всегда боялась, что меня изнасилуют какие-нибудь пьяницы и я стану панельной шлюхой. У нас это сплошь и рядом случалось.

— Где?

— В Николаеве.

— Но ты избежала участи быть изнасилованной пьяницей…

— Прекрати. — Ее глаза сердито блеснули. — Макс два года до меня не дотрагивался. Я сама виновата — все-таки он мне не родной отец, а я себе такое позволяла.

— А кто он тебе?

— Теткин двоюродный брат. Она откуда-то узнала его адрес и написала письмо, вложила в него мою фотографию. Я там хорошенькая, как ангелочек.

— Он мечтал стать отцом девочки-ангелочка с самых пеленок.

— Прошу тебя, Метис, побудь хоть пять минут серьезным.

— Слушаюсь, госпожа. — Я снова наполнил бокалы шампанским. Не каждый день доводится пить «Дом Периньон».

— Макс приехал. У него оказались какие-то дела в Одессе. Он показался мне поначалу таким старым.

— Первое впечатление обманчиво. К тому же львы не стареют. Молчу, — спохватился я, заметив в ее глазах укор.

— Он сказал тетке, что заберет меня к себе погостить. Сперва я жила на какой-то даче. Домработница заставляла меня насильно есть оладьи с икрой — я была ужасно худая, и Макс отдал распоряжение подкормить меня. Он приезжал, но очень редко. Я занималась с учителями. Английским и русским. Я была совсем неграмотная.