Полный привод, или Километры вдоль нормальности (СИ)

Юноша наблюдал молча.

Девушка хотела скосить на него глаза, но решила, что лучше потерпеть — она уже почти закончила.

Отжав рукав, Жаклин встряхнула толстовку и, потянувшись на носочках, перекинула вещь через верёвку, временно протянутую почти под самым потолком по диагонали ванной комнаты.

Как только она расправила изделие, к ней сзади кто-то приблизился. Из-за спины протянулись две знакомые мужские ладони и накрыли грудь. Жак тут же уронила руки вдоль туловища. Видимо, ожидая, что она сейчас начнёт отдирать его кисти от себя, Александр схватился за её «третье-четвёртый размер» уже сильнее. Но девушка, решив обмануть ожидания парня, откинула голову ему на грудь, подняла руки и сцепила их в замок у него за шеей. Тот в ответном жесте наклонился к её ушку и пососал мочку. После этого ей в момент сделалось абсолютно не до смеха и игр.

Она выдохнула, прогнувшись в спине, сильно выставила грудь вперёд.

В ответ с силой сжал он как сигареты между пальцами её возбуждённые соски поверх ткани. А в следующее мгновение крутанул её к себе лицом как фигуристку на коньках.

И началось.

Александр даже целовал Жаклин уже лихорадочно. Он хотел всего, сразу и много. Парень не бродил, а судорожно и поспешно бегал раскрытыми ладонями по любимому телу, не в силах остановиться на чём-нибудь определённом. В одно мгновение он сжимал грудь, но в следующую секунду его руки находились уже на ягодицах. Но и там не задерживались, а тут же тянулись к ней между ног. Жаклин с готовностью чуть согнула колени и раздвинула бёдра в стороны — Александр сию же секунду этим воспользовался и сжал ладонью ластовицу её трусиков.

Из него вырвался стон с нотками победоносности.

От его напора Жаклин чуть попятилась назад и упёрлась внутренним сгибом колен в борт ванной. Ещё чуть-чуть и она провалилась бы в ёмкость задом. Почувствовав, что ей не очень удобно с досадным стоном парень схватил её за плечи и почти впечатал в стену с ворохом полотенец и махровых халатов, как и в тот первый раз, когда их прервал пьяный Чарльз. Прижав Жак к стене, юноша опять подсадил её под попу, и она обвилась ногами вокруг его талии.

— Мне тебя сожрать охота. — Жажда. Какая-то животная жажда насыщения овладела юношей. Ему казалось, он не успокоится, пока не «объестся» её губ до одури.

Алекс приготовился, что Жак вот-вот руками полезет к нему в штаны, но девушка делать этого не спешила и когда разлепила веки, юноша в её глазах увидел нечто такое — толику греха, чуть-чуть бесстыдства, налёт улыбки, а всё остальное — обещание.

В голове у юноши сделалось и пусто и тесно одновременно. Он отстранился и, постепенно ослабевая хватку рук, спустил Жаклин на пол, после чего, не теряя ни секунды, тут же полез ей под халат и быстро стянул трусики до пола. Девушка переступила через них, и парень поднял её и усадил голой попой на стиральную машинку. На самый её край. Жаклин в этот момент очень старалась не улыбаться, вспомнив, насколько большая квартира сейчас была вокруг них и в полном их распоряжении.

Александр пальцами провёл у неё между складочек и, с поспешностью раздвинув ей ноги, опустился на одно колено и припал ртом к её сокам. Жаклин опёрлась чуть позади себя руками, ноги поставила парню на плечи и откинула голову. Но тут же вернула её обратно — девушку гипнотизировали эти пепельно-золотистые вихры у неё между ног. Ей захотелось ещё больше раскрыться перед ним, отдаться. Она инстинктивно раздвинула ноги до боли в сухожилиях udductor brevis* — к доктору Рочестер автоматически пришло название одной из внутренних бедренных мышц, поскольку в университете с них латынь спрашивали гораздо строже английских наименований. Но всё это были уже последние всполохи разума, поскольку от всего почувствованного и увиденного девушка взорвалась так, что не поддержи её Александр вовремя, свалилась бы с машинки.

Это был не воспроизведённый, а буквально рождённый, живой крик, который вырвался из её нутра и, расширяясь, забегал по стеснённому пространству ванной комнаты.

Парень быстро выпрямился и с наслаждением и, даже без преувеличения сказать, любовью обнял девушку и укутал собой. Ему как будто стало жалко отдавать в пространство малейшие проявления её разрядки.

Жак карабкалась по телу юноши сначала вверх, потом в стороны, а потом опять вверх, цепляясь за него, не в силах удержать себя на месте и ища выход своим эмоциям. Но чем больше децибелов она набирала, тем громче скулила под дверью и скреблась Сула, поэтому девушке всё-таки пришлось немного держать себя в рамках.

В одно из мгновений, столкнувшись нос к носу с Алексом, она накинулась на него с поцелуем, но только успела почувствовать свой вкус на его губах и свой запах на его лице, как её очень сильно дёрнуло всем телом и она чуть не стукнулась с ним зубами при поцелуе. Поэтому сразу же отстранилась и опустила глаза вниз. На его ширинку.

— Дай, — уставилась она на бугор в его джинсах, не делая попытки протянуть туда руки.

Осоловело проследив за её взглядом, Александр расстегнул ширинку так, будто всю жизнь тренировался делать это на время — на манер раздевания и одевания в армии. И как может быть иначе, если его женщина сказала: «Дай». Конечно же, он дал.

Секс затягивает. На него подсаживаются. Оба влюблённых хорошо понимали, что кроме всего прочего, всё это ещё и банальная физиология, но им обоим было плевать, лишь бы до конца удовлетворить потребность, желание, тягу к плотскому контакту, близости друг с другом. Лишь бы сбросить с себя груз тоски, умерить жажду интимности, побыть в положении, при котором они могут что-то творить и вытворять только друг для друга и только друг с другом и больше ни с одним человеком на всём земном шаре.

Жаклин довольно часто слышала, как люди говорят, что так, как любили они, не любил никто и никогда. Сейчас, в одно мгновение с вожделением и похотью, ею овладело именно такое чувство.

Она была практически убеждена, что, не может кто-нибудь другой чувствовать столько же любви и счастья, сколько ощущает она рядом с Александром МакЛарено. Это нереально. Так любить, как любит она этого мальчика, может любить только она и только его — и всё! Конец списка.

Поэтому занимаясь сексом или любовью со своим шотландцем, она чувствовала себя избранной.

Избранно счастливой, избранно привилегированной, избранно любимой и этой вот близостью со своим любимым человеком, она не лишний раз опечатывала это своё убеждение, будто ставила на нём печать. Сургучную. К тому же девушка доподлинно знала, что, переводя эту довольно штатную ситуацию в интимную вот так спонтанно, дико, скоропалительно, так, что не в силах отложить на секунду или потерпеть даже мгновение, она будет способна построить с ним отношения и содержать их в работающем состоянии в будущем. Настоящие, полноценные отношения, жизнеспособные, функциональные.

Стиральная машина рассчитана на какую-то определённую степень вибрации. Видимо, именно в этом и было её счастье, потому как на этот раз Александр вообще, что называется, отпустил себя.

Поняв, что Жаклин готова ко всему, её не смущает его напор и агрессивность, не отталкивает его порочность, а скорее даже наоборот, парень с радостью сосредоточился на ощущениях, на своём члене, на том, насколько волшебно было двигаться внутри его женщины и уставился взглядом в сочленение их тел. И чем больше он разгонял свой член, тем больше злости или даже какого-то садизма в нём поднималось. Ему захотелось схватить её за волосы, заломить руки, сильно ущипнуть за соски, да и вообще, хоть за что-нибудь.

— Фак! — вцепился он в бока Жаклин так, что ей действительно сделалось больно, и двигался в ней на автомате, как бегун поймавший ритм дыхания. Но, конечно же, и ему тоже много не потребовалось — он взвыл, позволяя закружить себя «сладостному торнадо». Разрядка как всегда корчила и корёжила ему мимику.

Александр понимал, что он сейчас не только кончает, изливается в свою женщину, он метит территорию, устанавливает над Жаклин своё право здесь, в этих стенах, в той самой ванной комнате, где ему не дали сделать этого парой месяцев раньше. Хотя он уже тогда точно знал, что эта женщина целиком и полностью принадлежит только ему одному. Это была его личная, индивидуальная гештальт-терапия. От морального и физического облегчения парню сделалось неимоверно хорошо и легко. Он был безоговорочно, категорически счастлив.