«Молчи» (СИ)

— В чем дело? — сглатываю, ладонью касаясь шеи, чтобы нервно почесать её ногтями. Я не понимаю. Я просто… Знаю. Знаю, что ожидать ничего другого и не нужно было, но… Это уже переходит все границы. Он не может вот так вот поступать со мной. Не после того, что сделал. Сам сделал. Не я. Нет. Это он поцеловал меня. Он. Не я. Поэтому вот это все — все, что я чувствую сейчас, — это не моя вина. Его. Только его. Это он перешел черту. Он сделал ошибку. И теперь мне страдать? Да? Я не хочу.

Дилан молчит. Да он…

Мои губы дрожат, когда выдыхаю, заморгав:

— Ты… — нервно усмехаюсь, качнув головой. — Ты издеваешься надо мной? — знаю, как сильно слезятся мои глаза, как они краснеют, как искажается мое лицо от эмоций, что гнут меня, заставляя задыхаться. О’Брайен резко поворачивает голову, взглянув на меня, но мне уже плевать. Я с той же ненормальной улыбкой смотрю в ответ, еле выдавливая из себя жалкое:

— Ты издеваешься, — и киваю головой, будто сама соглашаюсь со своими словами. Ладонью потираю лоб, отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку и вытереть слезы. Я не плачу. Я просто устала. Опять поворачиваюсь к парню лицом, и он остается с теми же эмоциями. Никакими. В этом и проблема. Он просто хмур. Хмур и все. А я… Я чувствую себя разбито. Я ненавижу себя за ту слабость, что проявляю на людях. Это была моя личная грань, черта, которую не должна была переступать.

Я лгу самой себе о том, что вернуться в прошлый режим жизни легко, ведь сломаться легко. Восстановиться сложно. И сейчас чувствую себя настолько потерянно, ведь не знаю, что мне делать. Мне впервые настолько страшно за себя, ибо я уже не являюсь собой. Той самой Мэй Харпер.

Смотрю на О’Брайена. Он смотрит на меня. Молчит. Приоткрываю рот, сложив руки на груди, чтобы сжать свое внутреннее «я» в груди. Хватит пытаться. Успокойся. Вдох-выдох, Харпер. Мускулы моего лица расслабляются. Взгляд полон неправильного ожидания. Я жду его слов. Жду, что Дилан что-то скажет, что он… Хотя бы что-нибудь. Давай. Просто скажи.

Парень остается без изменений на лице. Только сглатывает, когда его телефон опять начинает звонить. Моргаю, отводя взгляд, и медленно начинаю пятиться назад. В голове резко проносится:

«Ты красивая».

И сознание кричит грубо: «Да пошел ты, О’Брайен».

Да, верно. Пошел ты.

Сжимаю дрожащие губы, отворачиваясь, и иду обратно к дому, сильнее пальцами сдавливая плечи. Никакого голоса позади. Дилан не пытается остановить меня. Размечталась. Это даже не смешно. Поднимаюсь на крыльцо. Не оглядываюсь, берясь за ручку двери, когда переступаю порог, оказываясь в тихом коридоре, погруженном в полумрак. Закрываю за собой. Опускаю руки висеть вдоль тела. Стою. Не двигаюсь. Смотрю в пол. Прислушиваюсь к тишине вокруг. Хотелось бы сейчас иметь ту самую отвратительную пустоту в груди. Хотелось бы ничего не чувствовать, но не могу. Мне необходимо мое равнодушие, мое безэмоциональное отношение ко всему.

Мне нужно.

Но не могу.

Поэтому продолжаю стоять без движения. Я жду? Чего? Наивная девчонка.

Опираюсь спиной на дверь, немного запрокинув голову, чтобы выдохнуть в потолок. Стоит принять свою судьбу. Принять себя такой или бороться. Нет, буду бороться с тем, что мне нехарактерно. И есть только один человек, способный вернуть меня.

Мать.

***

Садится в автомобиль, но не громко хлопает дверцей. Делает это тихо, будто сам не хочет быть источником шума. Давление в висках. Он не был готов к этому, но явно понимал, что должен был сказать. Дилан обязан был сказать ей. То самое. Именно это… Что не может. Только не сейчас, когда его телефон продолжает вибрировать, напоминая ему о том, кем он является и в каком дерьме тонет. О’Брайен хочет сказать, но не желает тянуть Мэй за собой, ведь, как только она узнает, ей уже нельзя будет уйти. Дилан не может быть таким открытым перед другими. Нет, это не эгоизм, это не плевательское отношение к чувствам других. О’Брайен наоборот таким образом пытается уберечь, проявить заботу. Своеобразную, да, но всё-таки он делает это осознанно. Ничего не говорит. Он молчит. Молчит для матери, молчит для Дейва, а теперь ещё обязан молчать для Харпер. Список растет, и это убивает. Чем больше людей появляются в его жизни, тем тяжелее нести груз.

Харпер должна понять. Просто. Должна. Понять. Его. Ситуацию.

Дилан — не эгоист. Не равнодушный ко всему придурок. Просто он умело лжет всем и молчит.

Парень сидит сутуло. Смотрит перед собой слегка опухшими глазами. Взгляд поник, но сохраняет серьезность. Слабым, бессильным движением роется в кармане кофты, вынув телефон, забитый оповещениями. Подносит к лицу. Одно из них гласит жестко: «Есть работа». И всё. О’Брайен ничего не может. В этом случае, он правда безвольное существо, которое просто боится. Не за себя, а за тех, кто теперь рядом, и это его вина, что они подвергаются подобному. Допустил ошибку — умей отвечать.

Бросает косой взгляд в сторону дома Харпер. Заводит мотор. Давит на газ, взявшись за руль.

Отвечай, О’Брайен.

***

Я не слежу за временем. Какие-то минуты спустя покидаю коридор. Иду на кухню, молча и медленно, немного лениво завариваю себе чай. Чувствую слабость в теле, поэтому с такой же неохотой ищу себе витамины в маминой аптечке. Нахожу странные, кислые, но съедаю. Через час, может полтора, не ощущаю улучшений. Всё так же сижу на кухне, грея руки о кружку. Пью ли я чай? Нет. Только иногда встаю, чтобы слить и налить новый, кипяток. Мне наверное нужно тепло. Дом довольно холодный. Он успел промерзнуть за все те года, которые мы живем здесь. Холод в отношениях между членами семьи, льдом обрастают стены. Конечно, это все метафоры, но проблема остается, темнота не пропадает. Ощущение сдавленности тела продолжает мучить. Я даже не думаю. Стараюсь прерывать любые попытки сознания начать что-то варить в голове. Мысли всё усугубят. Я нуждаюсь во времени без морального мусора. Немного побыть растением. Знаю, нельзя позволять себе слабость, но вы должны понять. С этим состоянием тяжело сражаться, поэтому проще отключиться.

Пальцами вожу по краю кружки, иногда отвлекаясь на тихий шум ветра за окном. Больше всего меня пугает одинокое нахождение в большом доме. Вы замечали за собой, что становитесь мнительнее? Что постоянно проверяете, точно ли закрыта дверь? Перед сном прислушиваетесь к любому шороху? Обходите ли все комнаты, выключая свет и не оглядываясь на пустое черное помещение, пока не закроете за собой дверь? Стоите ли перед ванной, вслушиваясь в шум воды?

Если нет, поздравляю. Вы в порядке. Если да, то не оставайтесь дома одни. Вам это противопоказано. Порой собственные мысли оказываются опаснее, чем вы думаете.

Вибрация. Она звучит в коридоре, но я слышу её здесь, поэтому медленно поворачиваю голову, взглянув в сторону порога. На часах уже пять вечера. Ни мать, ни Лили не давали мне ответа на сообщения все это время, поэтому меня заставляет подняться со стула только надежда, что кто-то из них наконец откликнулся. Но перебираю ногами с бессилием. Шаркаю, даже спотыкаясь о порог, хотя хорошо видела его и знала, что он там. Просто мозг не успел послать сигнал поднять ногу чуть выше. Подхожу к кофте, что лежит на комоде, и роюсь в карманах, вынимая телефон. Лили или мать? Нет. Не они. Номер не опознан. Хмурюсь, выдыхая, и отвечаю на звонок, поднося мобильный аппарат к уху, но ничего не говорю. Теперь я со всем осторожна, поэтому жду слов звонящего, чтобы понять, можно ли говорить в ответ.

И человек на той стороне тоже молчит, заставляя меня глотать воду во рту от напряжения, что сжимает глотку своими ледяными пальцами.

— Харпер? — черт. Дейв. Понятно, почему он так же молчит. Он тоже осторожен.

— Да, — подношу пальцы ко лбу, успевая коснуться его и потереть, чтобы отогнать нервную скованность. Прикрываю веки, устало дыша, пока ожидаю ответ парня:

— Всё в порядке? — и как он это делает? Хотя, стоп. Мы же не говорили с ним после случая в больнице.

— Да, — сама уверяю себя, кивая головой. — А ты… — нахожу силы, чтобы шевелить языком. — Ты как?