Мистер Грей младший (СИ)

Я сошёл с ума. Это был передоз наркотиком… Амок.

— Я, — выдохнула Айрин, протягивая руку к моему члену, спрятаному в брюках, — Сейчас лишу тебя твоего… приличного размера мозга…

Она расстегнула молнию и одним пальцем, царапая мою кожу ногтем, начала двигаться по направлению к моему возбуждённому, как она выразилась, «мозгу».

— Маленькая сучка, — плюнул я.

— Ты так вдумчиво и умело им пользовался, — ухмыльнулась Айрин, впиваясь ногтями в кожу паха, я еле сдерживал рык, — Как вставлял… слово, так у меня искры из глаз сыпались. Я это прекрасно помню и буду счастлива лишить Дану удовольствия пользоваться твоим… интеллектом.

— Я… это моя очередная ошибка, — горячо шепчу я, — Я готов признать вину…

— И этих ошибок было очень много, — Айрин стиснула мой член в своей руке и прищурилась, — Можешь исповедаться перед тем, как я оторву…

— Я ошибался! Я сотню раз ошибался… Я ошибся, когда ушёл… когда ты сказала мне, что убьёшь себя, если я не уйду. Мне нужно было сломать дверь, уговаривая жить со мной, упасть пред тобой на колени… А если бы не получилось, то убить и себя тоже. Даже раньше, чем ты бы сделала это с собой, — рычал я, — Потому что это время — не было жизнью, Айрин. Не было. Это было мучительное, болезненное существование для меня… Я знаю одно: если ты умрёшь, я умру раньше… Потому, что живой я и без тебя — невозможно.

Айрин убирает руку от моего паха, а моя ладонь соскальзывает с её шеи на грудь… Она прикусывает губу, но хрипит:

— Умоляю… убери руку.

Я отстраняюсь от неё, точно меня окунули в холодную воду. Отворачиваюсь от неё, застёгиваю ширинку и сдерживаюсь, чтобы не зашипеть от боли и злости на себя. Бля, я чуть ли не изнасиловал её.

— Прости, — хриплю я, оборачиваясь, — Я не должен был сейчас так…

— Назад пути нет, — качает головой Айрин, — Мы перегнули. Мы опоздали на пять лет. И всё. Это всё… Это наша яма, из которой не выбраться. Наша личная захлопнувшаяся кладовка. Выхода нет.

Это был удар в моё сердце. Или я снова допускаю ошибку, не опровергая это?!..

Внезапно, дверь резко открывается — я дёргаю Айрин за запястье в свою сторону, чтоб её не прибило. И она так прижимается ко мне, что всё внутри меня оживает… Её губки прижимаются к моей шее, соскальзывают на ворот рубашки, и она медленно отстраняется… Она сейчас, точно, попрощалась со мной.

— Почему же? — спрашивает обнаружившая нас Дана, — Выход всегда есть, кукла. Не стоит так трагично. Пока есть те, кто по эту сторону — существуют и те, кто по ту. Изнутри эта дверь не открывается. Ян три минуты пытался убедить меня, что ты прекрасно об этом знаешь, мой любимый?

Айрин смотрит на меня с таким презрением, что мурашки бегут по коже.

— Малышка, — обращается к ней Дана, — Ни на что не рассчитывай. Он — не просто мой парень… Он — мой будущий муж.

Я закрываю на секунду глаза, отворачиваясь от Даны, а затем поднимаю взгляд на Айрин. Её глаза полны такой боли, что сердце во мне замирает.

— Ты самый последний подонок, — шипит она, — Вы достойны друг друга, — она не позволяет голосу дрогнуть, но её глаза наполняются слезами.

Простояв две секунды, она срывается с места, желая уйти из подсобки как можно скорее…

Я в три шага догоняю её и хватаю за запястье, заставляя её обернуться. Её глаза полны безумной, колкой ярости и боли, она, что есть силы, даёт мне леща…

— Будь счастлив, ублюдок, — рычит она, уносясь на каблуках прочь.

Я стою, как вкопанный.

— Эта истеричка не достойна того, чтобы ты бегал за ней. Не достойна, чтобы у вас там не было за закрытой дверью, — ледяным голосом произносит Даниэль, — Я ухожу…

Она обходит меня, боль в сердце оттого, что назад — пути больше нет, ломает мою грудь.

— Дана, — я заставляю её, мерно вышагивающую вперёд, обернуться, — Между мной и Айрин ничего не было «за закрытой дверью», как ты выразилась. Всё в прошлом. И дверь туда плотно закрыта.

— Была закрыта. Но ты вновь встретил её… И я чувствую сквозняк недоверия, озноб от помады на вороте твоей рубашки и тошнотворную стужу от запаха её духов. Я думаю, что… что я тебя ревную, — её глаза блестят нездорово и тускло.

— Не надо, — пересилил себя я и положил руки на её щёки, — Не надо… Я ведь рядом.

Мне было холодно касаться её, холодно наклоняться к ней и припадать губами к камню…

А Айрин…

Она ударила меня — и это было, как поцелуй…

========== Change. Part One. ==========

Айрин

Следующим утром я прибывала в противнейшем настроении. Не радовало меня ни солнце, ни тепло родного дома, ни свободный от работы день, ничего. Абсолютно. Я лежала на кровати и глупо смотрела в потолок, мысли о вчерашнем дне и вечере обрывками пролетали в моей голове, заставляя морщить лоб и мысленно рыдать от бессилия.

Конечно, он женится. И женится только на ней. Элена была права, даже больше — чем права. Но зачем ему было нужно говорить мне все те слова в кладовке? Зачем он так нежно касался меня?.. Зачем, если прошлое не в прошлом, а в самом натуральном настоящем, выраженное в одном простом имени — Даниэль Гриндэлльт. Как она меня назвала? «Кукла»? Не Вуду, случайно?.. Если она думает, что вставив в меня иголку, она может причинить боль Грею, то ошибается. У него нет никакой боли за меня. Ему просто невыносима мысль о том, что я могу быть счастлива без него, что я вообще могу без него… Но он же мог. Он страдал? Мучился? Он утопал в объятиях шлюх, сгорал и вливал в себя тоннами наслаждение, пока я, действительно, не жила. В этом, виновата только я. И не при каких обстоятельствах я не стала бы размышлять об этом, если бы не его ложь в кладовке. Его лесть. Его желание подарить мне пустую надежду, быть может, удовольствие длинною в ночь… А разве я могу что-то требовать?.. Нет. Я люблю его и могу только отдавать. Отдавать себя, отдавать его Даниэль, отдавать всю свою любовь фантому, появляющемуся в моей жизни только в пределах Сиэтла. Пусть всё будет, как будет.

Стоя под напором горячего душа, я приняла решение, способное дать мне дышать. Я люблю его — и ничего не изменит сего факта. Он любит меня. Я это чувствую, знаю, ощущаю, но… Что для него значит Дана? Не хочу в этом разбираться, но это важно. Знаю, что спрошу его об этом — рано или поздно.

А этот день я решила посвятить самой себе. Может, это глупо, но я решила попытаться жить, как он жил всё это время, за исключением, конечно, половых связей. Я совершила пробежку. От вчерашнего алкоголя и отсутствия ранних, подобных усердных тренировок, мне было тяжело, но я держалась, как могла. Десять километров за сорок минут — это мне показалось не таким уж и плохим результатом. Всё-таки, танцы — это самый лучший спорт и после утомительного бега, я поняла, что моя физическая подготовка не так уж и плоха.

Я чувствовала то, что чувствовал он. Дрожь в ногах, огонь, учащённое дыхание и рассекающую воздух свободу. Да, вчера было тяжело, но сегодня… я хотя бы была жива. Я поняла, что живу дальше.