Подчинение (СИ)

Я сжалась и тут же вскрикнула от очередного яростного толчка. Сосредоточиться невозможно. Я закусывала губу, но снова терялась. А он все с большим и большим ритмом выбивал из меня стоны.

— Умница моя, давай, кончай.

Я открывала и сразу закрывала глаза, внутри уже все сжималось от нарастающей волны. Сейчас если даже дверь в кабинку откроется, я не смогу себя сдержать.

— Сейчас, девочка, ну…

Оргазм захлестнул на конце его фразы, скручивая внутренности в спираль. Я сжалась, обвивая ногами его еще сильнее, возможно, даже впивая ногти ему в плечи до боли. И все равно бессильно продолжала мычать от каждого его толчка. Он вынул член из меня за секунду до своего пика. Белая струя попала мне на внутреннюю сторону бедра и стену.

— Тебе хорошо?

Он тоже тяжело дышал, позволил мне встать на ноги, но поддерживал, чтобы я не осела вниз.

— Да, господин.

— Поблагодари.

— Спасибо, господин.

— Громче.

Ему нужно, чтобы я смутилась еще сильнее? Чтобы если кто-то сейчас вошел в туалет, услышал это? Да у меня и без того щеки пылают — сильнее вряд ли возможно! Повторила в полный голос:

— Спасибо, господин.

В туалете, к счастью, никого не оказалось, но я не пошла проверять по кабинкам. Максим Александрович подтолкнул меня раковине и заставил вытереть салфеткой сначала его член, а потом каплю на моей ноге. Я уже одернула юбку, когда дверь открылась, и вошедший мужчина окинул нас удивленным — или понимающим? — взглядом. Ухмыльнулся и прошел мимо. Из зеркала на меня глянула девушка с горящими глазами и припухшими от поцелуев губами.

Глава 12

Максим Александрович припарковался рядом с каким-то баром или клубом. Я вышла из машины вслед за ним, поднялась на крыльцо. Но он повернулся и сказал:

— Ты тут подожди. Внутрь не заходи. Я на пять минут. Не холодно?

Я покачала головой. У меня от недостатка свежего воздуха скоро гипоксия разовьется, так что мне только в удовольствие поторчать тут немного. Из помещения доносилась приглушенная музыка, люди входили и выходили, но я не сразу поняла — а потом, когда дошло, чуть на месте не подпрыгнула. Это тематическое место! БДСМ-клуб или что-то в этом роде. Эта мысль меня огрела после того, как я услышала обрывок фразы какого-то мужчины: «…если хотите, хозяин». Теперь приглядывалась внимательнее: некоторые заходили парами, и даже с виду можно было определить, кто из них главный. Хотя не всегда наверняка.

Один парень забежал на крыльцо, ухватился за ручку, но тут заметил меня в стороне.

— Стесняешься?

Я покачала головой. Он улыбнулся широко и шагнул в мою сторону. Остановился в двух метрах. Молодой, не старше двадцати пяти, ростом чуть выше меня и обезоруживающий доброжелательностью:

— Не переживай! Многие сначала стесняются. Хочешь, проведу тебя? Ничего там с тобой не случится! Просто осмотришься, если интересно. Правда, моя нижняя мне потом всю печенку выклюет, — и рассмеялся.

— Да нет, — я не могла не улыбаться ему в ответ. — Я тут жду кое-кого.

— Врешь ведь, — он почему-то бросил взгляд на мою шею. — Да не переживай так. Хочешь, я скажу остальным — и к тебе сегодня даже никто не подойдет? Исчезнешь в любой момент. А так и не решишься никогда, потом жалеть будешь.

— Спасибо, но нет.

— Ну как хочешь, детка. Мое дело предложить.

Он махнул на прощание рукой и развернулся, но я не удержалась и окликнула:

— Подождите! — он с интересом глянул на меня. — Простите за вопрос, а вы, получается, дом?

— Стопроцентный, детка, стопроцентный.

Если честно, то от изумления я рот открыла — он был такой… человечный, простой, веселый. И я никак не могла представить его в названной роли.

— Но вы сказали, «нижняя вам печенку выклюет»? Разве такое возможно, чтобы она спокойно вам нервы трепала?

— А почему нет? — он кивнул — наверное, понял, что я вообще не в курсе. Потому остановился и терпеливо объяснил. — Все зависит от отношений, и лишь бы они обоих устраивали. Это, можно сказать, единственное непреложное правило, все остальное в каждой паре разное. Если моя нижняя — ревнива, как сам черт, то я ее природу не изменю. Конечно, она не может меня оскорблять или нарушать правила, но дуться и высказываться будет так, что в пригороде почуют, как она ревнует. До этой малышки только через пятьдесят лет дойдет, что мне больше никто не нужен. И то не факт!

Я рассмеялась, с улыбкой же глянула на подходившего к нам Максима Александровича.

— Еще на шаг отойди, Игорь, она со мной, — но голос его при этом не был раздраженным.

— А! — парень тут же поднял открытые ладони вверх, но говорил со смехом. — Привет, Макс, давно не заходил. Ты Риту искал? А я твою нижнюю тут по всем фронтам обложил, чуть сам не влюбился!

— Я тебе влюблюсь, — Максим тоже улыбался. Никакого напряжения у обоих.

— Но ты б на нее ошейник-то надел, — Игорь вдруг озорно подмигнул мне.

Они пожали друг другу руки, и тут же попрощались. Когда мы остались наедине, я сказала твердо — просто посчитала нужным это сказать и именно твердо, чтобы не возникло недопонимания:

— Он ко мне не приставал. И я с ним не заигрывала.

— Знаю. — он подал мне руку. Теплая ладонь — лучшее проявление тепла. Повел вниз. — Кстати, на будущее. Тебе нечего тут бояться. Места разные бывают, но за это я поручусь. К тебе может подойти дом, предложить что-то — и ты можешь отказать. Или можешь попробовать одну сессию, а потом отказать. До подписанного договора ты никому не принадлежишь. И подписывая договор, ты расписываешься именно в том, что хочешь принадлежать именно этому человеку, но на оговоренных условиях. Ошейник — это больше, чем обручальное кольцо. Это признание, которое видят все остальные. Если на тебе ошейник, то в твою сторону ни один дом даже не посмотрит. Ты добровольно и полностью отдалась другому, ты не стесняешься это продемонстрировать. Поэтому такие решения лучше хорошенько обдумать. Запомни, вдруг пригодится.

Я только усмехнулась:

— Спасибо за информацию, но вряд ли она мне понадобится.

— Хочешь чего-нибудь? — он вдруг сменил тему. — Тут кондитерская недалеко.

— Пирожные? Да, хочу! — мне просто нравилось тепло его руки, поэтому и настроение становилось все лучше.

— Любишь сладкое?

— Еще как!

— А вот я на всякий случай запомню, вдруг пригодится… — и, притянув к себе, поцеловал в волосы.

Пирожные на самом деле были потрясающими. Я сначала хотела заказать все разом, но остановилась на шоколадном. Максим Александрович с легкой улыбкой смотрел на меня, но себе заказал только черный кофе.

Уже было довольно поздно, в это время мы обычно ложились спать. Но как же не хотелось возвращаться домой! Потому я тянула удовольствие, но он так и не начал торопить. Если человек и способен кому-то принадлежать — мыслями, всеми эмоциями — то только в такие моменты уюта, только с такими взаимными взглядами и невесомыми улыбками без подтекста.

В квартире он только пожелал спокойной ночи и отпустил меня. Я перед дверью в свою спальню развернулась и сказала — это был порыв, но прозвучало отчетливо, именно так, как должно было быть:

— Спасибо, господин!

— Пожалуйста, моя хорошая.

Но утром, после уже почти привычного минета, сказал:

— Сегодня вечером будет наказание за нарушенное правило. Помнишь?

— Да, господин, — я смотрела снизу вверх, не решаясь подняться на ноги без разрешения.

— Если будешь послушной, то я запланировал только урок для тебя.

— Я буду послушной, господин.

И рабочий день показал, что я перестаю его бояться. Нет, мандраж накатывал волнами, но теперь без истерики и страшных картин перед глазами. Мне просто надо без пререканий делать все, что он скажет! И тогда он не прикажет делать что- то невообразимое. Откуда появилась такая уверенность, ведь никаких существенных доказательств тому не было? Наверное, дело в том, что человек не может бояться бесконечно. Он устает. Изматывается. И начинает принимать ситуацию, как бы раньше она его ни пугала.