Вернуть любовь

Рейвен прикрыла глаза рукой, из-под которой заструились слезы. Она сдерживала рыдания, не в силах справиться с собой. На место страху пришли вина и стыд. Ее реакция на простое, необидное действие Брэндона была подобно пощечине. Конечно, все произошло от ее замешательства, подавляемого чувства принадлежности ему, и переросло в злобные слова. Она хотела его разозлить и преуспела в этом. Мало того, она сделала ему больно.

Рейвен робко приблизилась к нему сзади, но не коснулась.

— Брэнд, извини меня, — сказала она тихонько и куснула нижнюю губу, чтобы голос не дрожал. — Это было глупо с моей стороны, и что еще хуже, несправедливо по отношению к тебе. Мне ужасно совестно. Я хотела тебя разозлить, была вне себя. Думаю, что и… — Рейвен сбилась, пытаясь объяснить свои чувства. Даже сейчас она чувствовала тепло и томление от одной мысли, что он спал рядом.

Он тихо выругался и потер рукой шею сзади.

— Я дразнил тебя.

— Ты слишком хорошо это делаешь. — Она пыталась представить в смешном виде то, что произошло между ними. — Гораздо лучше меня. Когда я разозлюсь, то не соображаю, что говорю.

— Выходит, я тоже. Посмотри на меня, Рейвен. — Он повернулся и увидел следы слез на ее глазах. Забыв, что собирался сказать, он ринулся к столу за сигаретой. — Прости, дорогая, я потерял самообладание. Такое не часто случается со мной, потому что это отвратительно. Но ты всегда била точно в цель, и это напоминает мне время пять лет назад, когда мы были вместе.

— Пожалуй, лучше об этом времени не вспоминать.

— Пожалуй, — задумчиво произнес Брэндон. Он снова казался спокойным и сосредоточенным. — Во всяком случае, сейчас. Лучше думать о завтрашнем дне. — Он улыбнулся, и Рейвен почувствовала, как спадает его напряжение. — По-моему, мы не стали ждать, когда обоснуемся. Сразу начали спорить.

— Я, правда, прошу прощения, Брэндон.

— Я уже простил.

— Только помни, если такое случится еще раз, то тебе несдобровать.

Брэндон дернул ее за волосы и тоже рассмеялся.

— А не выпить ли нам еще кофе, пока не сел самолет?

Он ушел в буфетную, а Рейвен стояла и вспоминала то, что было пять лет назад. Она отлично все помнила: каждое слово, каждый жест, каждую ошибку. И в тот раз ошибка тоже была ее. Они были одни, и он хотел ее. И она хотела его. Но все пошло наперекосяк. Рейвен кричала на него, почти истерически. Он был внимателен и сдержан, но потом его терпение лопнуло, хотя и не так, как сегодня. И внезапно он стал холоден, ужасно холоден. Сопоставляя эти две реакции Брэнда на ее поведение, Рейвен предпочла пылкую и неистовую, как сегодня, той презрительно-ледяной враждебности.

Тогда она и сказала, что не вынесет его прикосновений. Он принял ее слова за правду и покинул ее. Рейвен хорошо помнила, в каком она была тогда отчаянии, в каком смятении, как раскаивалась! Любовь перевешивала все остальное. Но когда на следующий день она стала его искать, оказалось, что он уехал не только из отеля, но и вообще из Калифорнии. Он покинул ее без единого слова, и потом не давал о себе знать целых пять лет. Она читала о нем только в журналах и газетах. И ни в компаниях, ни в ресторанах, куда она ходила, никто о нем не проронил в ее присутствии ни слова. Ни слова о том, почему Брэндон Карстерс стал коллекционировать женщин, как трофеи.

Рейвен прилагала все усилия, чтобы вычеркнуть его из памяти. Пение, музыка, стихи помогали заполнить образовавшуюся пустоту в ее жизни. Она остепенилась, научилась контролировать свои поступки и самостоятельно устраивала свою жизнь. Так будет лучше, решила она тогда. Она и сейчас боялась поддаться своим чувствам, с опаской поглядывая на буфетную. Брэндон был все так же опасен для нее.

Он был прав, говорила она себе. Надо быть сдержаннее и помнить: у них впереди совместная работа над партитурой. Сделав глубокий вздох, Рейвен пошла помогать ему готовить кофе.

Глава 9

По дороге они остановились в деревенской гостинице. Рейвен она понравилась так же, как и окрестности Корнуолла. Все здесь напоминало ей времена короля Артура. Легко было представить себе звон мечей, блеск доспехов, стук копыт быстрых коней, пущенных в галоп. Вересковые заросли и цветущие повсюду розовые полевые цветы, легкая дымка от моросящего дождя, такого привычного в Англии, — все это создавало романтическую обстановку. Рейвен пленяли коттеджи, окруженные буйно разросшимися садами, зеленые лужайки с мягкой травой, желтые нарциссы и голубые гиацинты.

Позавтракали они по-деревенски коричневыми яйцами, толстыми ломтями бекона, овсяными лепешками и снова сели в маленький автомобиль. Брэнд направлялся на юг к побережью и скалам.

— На что похожь твой дом, Брэндон? Ты никогда не рассказывал мне о нем.

— Я решил дать тебе возможность самой увидеть его. Он уже недалеко.

— Ты пытаешься казаться загадочным или просто боишься сказать, что крыша протекает?

— Может быть, — задумался Брэнд, — хотя я ничего такого не помню. За домом следит семейная пара Пенгали, они прекрасно со всем справляются.

— Пенгали? — Рейвен решила привести в порядок волосы.

— У них коттедж в двух милях от моего дома. Он присматривает за домом, занимается мелким ремонтом, а она ведет хозяйство, когда я приезжаю.

— Пенгали… — прошептала Рейвен, словно перекатывая слово во рту.

— Надежные и проверенные корнуольцы.

— А я знаю! — Рейвен повернула к нему лицо и неожиданно улыбнулась. — Она — невысокая, крепко скроенная, но не полная, темные волосы уложены пучком на шее, на лице выражение неодобрения. Он — повыше ее, седой, потихоньку поддает, когда она не видит.

Брэндон удивленно выгнул бровь.

— Очень похоже. Как ты догадалась?

— Именно так должно быть, если не врут те многочисленные готические романы, которые я прочла. А соседи там есть?

— Никого, полное уединение. Это одна из причин, почему я купил здесь дом.

— Ты антиобщественный тип, — сказала она, засмеявшись.

— Инстинкт выживания, — поправил он ее. — Иногда я выбираюсь сюда, когда свирепею от суеты. Потом возвращаюсь, окунаюсь в повседневную работу и получаю удовольствие от нее. Это известного рода разгрузка. Я же говорил тебе, что стал зрелым человеком.

— Помню, говорил. Похоже, ты не часто сюда возвращаешься? Столько альбомов, включая двойной прошлогодний, причем пять песен на нем лично твои. И песни, написанные тобой для альбома Кэла Рипли, — лучшие.

— Ты так думаешь? — спросил он.

— Ты и сам знаешь, что это правда.

— Твоя похвала, дорогая, — бальзам для моего эго.

— Что же останется на мою долю, если рядом будет такой талантливый соавтор?

— Я пишу здесь или в моем доме в Ирландии. Большая часть песен написана здесь. Это удобно и в другом отношении — мои родные живут не так далеко отсюда, и они иногда навещают меня.

Рейвен с любопытством поглядела на него.

— Я думала, ты живешь в Лондоне.

— Главным образом, там. Но, когда мне нужно серьезно поработать или хочу побыть в одиночестве, то приезжаю сюда.

— Вероятно, большая семья тебе мешает? — произнесла Рейвен, притворно равнодушным тоном.

Что-то в ее голосе заставило Брэндона бросить на девушку испытывающий взгляд. Он ничего не сказал, помня, что разговор о семье для нее — запретная тема. В прошлом он порой затрагивал эту тему, но она всегда уклонялась от нее.

Брэндон знал, что она была единственным ребенком и так же, как и он, в семнадцать лет ушла из дома. Удовлетворить свое любопытство он как-то попытался, спросив у Джули о семье Рейвен. Но Джули не раскрыла тайну, хотя знала все, что касается подруги. Эта тайна одновременно огорчала и привлекала Брэндона.

— Нас не побеспокоят ни семья, ни соседи. Миссис Пенгали предпочитает не показываться моим гостям из шоу-бизнеса и держится от домашних чуть в стороне.

— Гостям из шоу-бизнеса? — с улыбкой уточнила Рейвен. — Уж не устраиваешь ли ты оргии, Брэндон?

— Последние месяца три не было. Помнишь, я взялся за ум. Но она знает всю подноготную об актерах и актрисах. Мистер Пенгали сказал мне по секрету, что она считает делом своей жизни прочитать каждое слово, которое пишется о них в газетах. И о музыкантах тоже …