Спляшем, Бетси, спляшем! (СИ)

Из больницы ее выписывают через десять дней. Сашка все это время жил у меня. Мы подружились еще больше. Я забирала его из садика пораньше и мы гуляли по городу, иногда пешком шли через мост к нам на Васильевский, Сашка бегал между колонн Биржи, клянчил, чтобы я опять повела его в Военно-морской музей, потом мы гуляли между деревьев на Менделеевской линии и мимо БАНа шли домой. Коля забегал из больницы и сообщал, что Светлане все лучше и лучше. Наконец, мы втроем едем за ней. Бледная и печальная, она сидит на диване и следит, как Коля разливает чай и намазывает ей бутерброд с черной икрой, которую где-то с трудом достал. Она смотрит на Сашку, прижавшегося ко мне сбоку и слизывающего сахарную пудру с эклера, и внезапно говорит:

— Ты была бы рада, если бы я не выкарабкалась!

— Всю бы кровь отдала! — с чувством говорю я и мы вдруг начинаем рыдать, обнявшись. Сашка смотрит на нас круглыми глазами, а потом потихоньку уходит на кухню к Коле.

— Невезучая я, — говорит, вытирая глаза, Светлана.

— Ничего себе! С двумя-то мужчинами в доме. У тебя же все есть: муж, сын, жизнь, талант! Что же мне тогда делать — утопиться?

— Ну что ты, милая, — гладит она меня по щеке, — Кто кого должен утешать?!

— Да уж, утешать меня и без тебя есть кому.

— Ого! — оживляется Светлана, — Ты мне расскажешь?

— Конечно! На раскопках меня славно утешали, — и я рассказываю ей свое приключение в Таганроге, мы тихонько хихикаем, на щеках у Светланы появляются ямочки. Коля с Сашкой застают нас веселящимися, но она успевает спросить:

— Так ты забыла?

— Нет, конечно, это не заживает.

— Поверь мне, заживет!

Однажды я иду в ректорат по огромному коридору центрального здания университета. Вдруг меня догоняет кто-то и, обняв за талию, разворачивает на месте. Я оказываюсь лицом к лицу с Митей, Дмитрием Александровичем.

— Вы меня компрометируете! Что скажут студенты? — восклицаю я в притворном гневе, — Мы же не в степи!

— Да наслышан я о твоем авторитете, мадам Бетси! Хочешь, опять в ресторан свожу?

— Пожалуй. Почему бы и нет?

Через час мы сидим в «Европейской».

— Борщ и котлеты! — лихо заказывает он.

— И «Мускат», — добавляю я, — «Красный камень» урожая шестьдесят пятого года. Ну, можно, пожалуй, шестьдесят восьмого.

Официант смотрит на нас, как на идиотов, а мы веселимся. В конце концов мы делаем заказ и пока ждем его — потягиваем мускат. Я рассматриваю своего визави. В цивилизации он, конечно, смотрится не так живописно, но все-таки очень привлекательно: очень сильный загар и почти белые от солнца волосы, фигура русского богатыря и детски-наивные голубые глаза.

— Ну, и как тебе? — улыбаясь, спрашивает он.

— Вполне. Киногерой. Хотя на раскопках смотришься все-таки эффектнее.

— Лиза, выйдешь за меня замуж?

— Ни за что!

— Как! Я не произвел на тебя впечатления?

— Очень сильное. Но у меня стойкая аллергия на трудовой энтузиазм. И потом, скоро приезжает претендент номер один. Ты, помнится, был под номером два и лихо использовал все преимущества. Дай теперь и другим проявить себя!

— Лиза, я серьезно! — он сжимает мою руку выше локтя.

— Будет синяк, — освобождаюсь я, — Я ведь тоже серьезно. Ты ради меня бросишь свою археологию? — и, заметив, как он даже поперхнулся от изумленного негодования, я царственным жестом машу, — Свободен!

— Как ты можешь!

— Я уже сидела по полгода в ожидании любимого мужа. И сейчас, кстати, мой законный муж тоже продолжает делать карьеру на Востоке. Так что, даже если бы очень хотела — не могу. Если тебя не смущает согрешить с замужней дамой — мы могли бы что-нибудь придумать.

— Грешить с тобой я готов каждый день с утра и до вечера, но я хочу чтобы ты была моей женой. Мне ведь скоро тридцать семь и я понял, что пора подумать о вечном.

— Митя, дорогой, о вечном я тебе советую подумать с кем-нибудь другим. Со мной ты останешься последним в роду и умрешь без наследника.

— Лиза, что ты говоришь!?

— Диагноз. Не переживай так, возьми себе девочку с исторического, она будет счастлива копаться с тобой в курганах, а между полевыми сезонами родит тебе кучу детей.

— Но я хочу тебя! Я еле дождался возвращения.

— Ну что ж, пока ты ищешь девочку, будем грешить! — я, улыбаясь, протягиваюсь ему руку и он прижимает ее к лицу.

— Лиза, я ведь люблю тебя.

— Мы разве говорим о любви? Слово «Любовь» я навсегда исключаю из своего лексикона. Только так я могу удержать свою психику на грани рассудка. Митя, с меня содрали кожу. Может, через несколько лет я и забуду все окончательно, а сейчас… не говори со мной о чувствах.

Мы допиваем вино и выходим под моросящий осенний дождь.

— Если я не отбила у тебя охоту… Пойдем!

Мы приходим к Светлане в мастерскую, она уже работает, Сашка в садике. Открыв нам дверь, в фартуке, измазанном краской, она с любопытством смотрит на моего спутника. Я знакомлю их.

— О, — улыбается она, — Так это вы так поразили мое воображение?! Надо признаться, что даже мне, с моим богатым опытом, не приходилось переживать такие нетрадиционные ощущения, как любовь в воде!

— Митя, не обращай внимания, — поспешно говорю я, — Светлана имеет обыкновение говорить все, что думает, не задумываясь о впечатлении. Ты не в претензии, что я ей рассказала? Она ведь моя самая близкая подруга.

— Да нет, отчего же, — смеется он, — Я горд тем, что мне удалось хоть чем-то поразить ваше воображение. Теперь это получается все реже. Скорее, это удается женщинам.

— Ха! — довольно восклицает Светлана, — Я всегда была уверена, что наши женщины еще покажут, на что способны!

— Кстати, это одна из причин нашего визита. Ты не дашь мне такую возможность сегодня?

— Что-что?

— Показать, на что я способна. Дай ключ от квартиры и придержи своего мужа.

— Конечно, дорогая! — радостно восклицает Светлана, — Желаю всяческих удовольствий!

Когда мы выходим, Митя вытирает воображаемый пот со лба.

— Господи, вы всегда так разговариваете? Иногда я думаю, что лучше остаться холостяком. Я бы сошел с ума с такой женщиной.

— Эта женщина только что потеряла ребенка и едва выжила сама, а еще живет в постоянном страхе потерять и мужа. Ее муж — мой друг, о котором я тебе рассказывала. Она убеждена, что он больше любит меня, поэтому она живет, как на вулкане. Никакие мои клятвы не могут переубедить ее в том, что каждый день с ним — последний. А ведь не скажешь по ее виду, правда? У каждого своя рана в сердце, но некоторые это умеют прекрасно скрывать. И у Светланы это получается виртуозно.

Мы едем на такси в Купчино, но настроение как-то незаметно меняется.

— Ты загрустил, отчего? — беру я его за руку.

— Последнее время я только и мечтал о том, как женюсь на тебе, — жалобно сообщает он.

— Ну, а тебе ни на минуту не приходило в голову, что я, например, уже безумно полюбила кого-нибудь другого?

— Нет, я надеялся, что заставлю тебя полюбить меня.

— Разве так можно?

— Не знаю. Но я хотел попробовать!

— Бедный Митя! Мне тебя жалко.

— Тебе тоже не позавидуешь. Лиза, может, я могу чем-нибудь помочь тебе? Хочешь, я отдам тебе свою кожу?

Я обнимаю его, и мы сидим некоторое время молча, между нами возникает какая-то связь, словно настроение и эмоции друг друга мы слышим внутренним слухом. Я чувствую его растерянность и разочарование, вызванное моим отказом, его опасение, что может быть отвергнут как мужчина, и еще я понимаю, что он впервые в женщине чувствует душевную боль и стремится часть ее взять на себя.

— У хозяина есть тайничок, где всегда хранится на всякий пожарный случай бутылка коньяка. Давай воспользуемся его предусмотрительностью?

— Ты хорошо знаешь тайны этой квартиры?

— Я здесь очень редко бываю. Но я очень хорошо знаю хозяина этой квартиры. — я разливаю коньяк, — На этом диване я рассталась со своей невинностью.

— О! Я не знаю, как на это реагировать…