Тени утренней росы

— Ну, я не так молод, как ты воображаешь. У меня было время кое-что почитать. Кстати, не так давно, точнее, в 1979 году археологи Яннис и Эфи Сакелларакис сделали открытие, которое опровергает общепринятое представление о минойцах как о крайне миролюбивом, даже изнеженном народе. На одном из холмов Северного Крита они обнаружили древнее святилище со следами человеческих жертвоприношений. Этот холм под названием Анемоспилия («пещеры ветра», ибо, по преданию, пустоты в его скальной породе проделал ветер, дующий с Эгейского моря) находится на северном склоне горы Юктас, в четырех милях к югу от Кносса.

— Что же они там нашли?

— Следы разрушенного здания, обнесенного стенами и состоящего из центрального покоя и двух боковых комнат, где, по-видимому, жрецы готовили приношения, прежде чем возложить их на алтарь. Судя по всему, святилище возведено около 1700 года до нашей эры и являлось действующим на протяжении ста пятидесяти лет. Плиты, из которых были сложены стены, рухнули по наклонной плоскости — это свидетельствует о том, что храм раскачала и опрокинула какая-то природная сила, скорее всего, землетрясение.

Во время раскопок в Анемоспилии было сделано немало интересных открытий, но самый поразительный результат дало изучение костей скелета на жертвенном алтаре. Кости оказались человеческими. Это подтвердили три независимых эксперта, приглашенные Сакелларакисами, — два физика-антрополога из Афинского антропологического музея и профессор криминологии из Афинского университета. Жертва — молодой мужчина, связанный по рукам и ногам, — умер, лежа на боку. Горло его вскрыли, кровь собрали в чашу, но, несмотря на все старания жрецов, землетрясение все же произошло. Останки жрецов обнаружили тут же, у подножия алтаря, как и ритуальный нож.

— Возможно, жрецы этого отдельно взятого храма, напуганные первыми подземными толчками, и пошли на убийство человека вместо животного, но разве на белом свете мало религиозных маньяков? Одна-единственная находка еще ни о чем не говорит.

— Слушай дальше. Еще кипели страсти вокруг Анемоспилии, когда британский археолог Питер Уоррен, проводивший раскопки к северо-западу от Кносса, обнаружил большое количество человеческих костей в подвальном помещении культового позднеминойского здания, разрушенного землетрясением 1450 года до нашей эры. Собрав более трехсот обломков костей, эксперты заключили, что некогда здесь погибли два здоровых ребёнка, приблизительно восьми и одиннадцати лет. Исследование содержимого пифосов, найденных в одной из комнат первого этажа, а также многократно повторяющееся изображение крылатого чудовища женского пола со змеями вместо волос, вытаращенными глазами и высунутым языком, подтвердили предположение Уоррена о том, что это не простое убийство. Не исключено, что жертва предназначалась Великой минойской богине природных сил. Ее возлюбленным считается тот самый охотник Загрей, чью печальную участь мы с тобой уже обсуждали, он же Зевс-Критаген, вечно юный критский бог плодородия, ежегодно умирающий и воскресающий во время обрядов, сопровождающихся поеданием сырого бычьего (а иногда и человеческого) мяса. Обнаруженные детские кости с аккуратно счищенным мясом однозначно свидетельствовали о каннибализме, но Уоррен был категорически не согласен с предположением, будто кто-то вздумал поедать человечину в надежде предотвратить стихийное бедствие. Он убежден, что человеческие жертвоприношения и ритуальный каннибализм были частью минойских религиозных обрядов.

Пока он говорит, я наблюдаю за ним. В отличие от меня, испытывающей во время всех этих разговоров о богах и жертвах лишь сладкий, щекочущий ужас, какой испытывает средний европеец при виде битв, погонь и расправ, происходящих на экране телевизора, Нейл явно примеряет все на себя. Не знаю, откуда взялась у меня такая уверенность. Просто в какой-то момент я поняла, что для него это не просто история.

Он лежит на боку, слегка согнув ноги в коленях. Эта соблазнительная покорность, этот продолжительный монолог, звучащий как молитва… Я чувствую себя тонущей в безднах собственного подсознания. Нет, я чувствую себя затонувшей.

— В ученом мире снова поднялся шум, но закрыть глаза на все эти факты было уже невозможно. Да и что тут ужасного, если вдуматься? Человеческие жертвоприношения в языческом мире практиковались повсеместно, и никто не считал это чем-то из ряда вон выходящим. Дело в том, что в прежние времена отдельно взятая человеческая жизнь не представляла особой ценности, будь то жизнь крестьянина или жизнь царя. Люди ощущали большую близость к богам, нежели мы сейчас, и не были до такой степени привязаны к своей физической оболочке. Они приходили в этот мир со знанием того, что материя временна, а дух вечен. Сохранить это знание для последующих поколений им помогали мистерии — то, чего мы сегодня лишены. Вот почему мы оказываемся так беспомощны в самый ответственный момент своей земной жизни. Вот почему так страшимся этого момента — момента, когда нам предстоит вернуться туда, откуда мы пришли.

— Кажется, большинство рассуждает иначе.

— Потому они и не готовы узреть своего бога, стать с ним единым целым.

— А ты готов?

Он долго молчал, прежде чем ответить:

— Еще нет. Но, когда придет время, я буду готов.

Я все еще верчу в руках нож, и, глядя на мои руки, Нейл спрашивает с усмешкой:

— Ты считаешь, все мы уже свободны от этого наследия древних времен? А откуда, по-твоему, берутся эти желания — связывать мне руки, резать меня ножом?

Отложив нож, я принимаюсь перебирать его темные волосы, густые, как у девушки.

— Резать ножом? Думаю, я не смогла бы это сделать, даже если бы жила пять тысяч лет тому назад.

— Пожелать и сделать — совершенно разные вещи, моя дорогая. Да, перерезать мне горло и собрать мою кровь в жертвенный сосуд ты, скорее всего, не смогла бы. Но ты желаешь чего-то такого, и твое желание заслуживает рассмотрения.

— Ну давай, умник, — говорю я с досадой.

— Прежде всего ты должна хорошенько уяснить, что желание это, в сущности, нормальное. Человек есть существо, приносящее жертвы.

— Что за чушь! — Меня уже трясет. — Никогда в жизни я не приносила никаких жертв.

— Вот потому ты и находишься в таком бедственном положении.

— Мое положение не так уж бедственно, если хочешь знать, — перебиваю я в бешенстве. — Получше, чем у многих.

— В таком случае почему ты страдаешь? — Пауза и затем: — Я скажу тебе. Потому что всем, что имеешь, ты обязана кому-то другому — родителям, бывшему мужу. И если сейчас ты ни в чем не нуждаешься, твоей заслуги в этом нет.

Да, чувствую, хлебну я лиха с этим парнем и его заморочками. Дернул же меня черт ответить на его ухаживания…

Исход в страну испытаний — лишь начало долгого и действительно опасного пути завоеваний и озарений инициации. Теперь следует убить дракона и преодолеть множество неожиданных препятствий — снова и снова.

Как и накануне, ночевать он поехал домой. На этот раз я не пыталась его удержать и не задавала лишних вопросов. Даже если он что-то скрывает, меня это не касается. Не замуж ведь я за него собралась. Он всего лишь мужчина на одно лето — такой, каких после него будет не счесть.

8

Десять утра, а в машине уже приходится включать кондиционер. Мы двигаемся по маршруту Рефимно — Спили — Агиа-Галини — Фест. Поворот на Превели остался далеко позади, небольшой городок Спили с его двадцатью четырьмя источниками в виде львиных голов, которые беспрестанно вращают водяную мельницу в лощине, — тоже. Дорожный указатель предупреждает об усилении ветра вблизи селения Криа-Вриси, и вскоре ветер действительно усиливается. Маленькая машинка содрогается и погромыхивает. Относительное спокойствие мне удается сохранять только благодаря тому, что дорога, по которой мы едем, считается лучшей из лучших. На карте она обозначена жирной красной линией и носит горделивое название EXPRESS ROADWAY. Согласна, дорога и впрямь ничего. Редкий случай, когда с ограждением все в порядке. Хотя, конечно, этот ветер…