О нём (ЛП)

Жуя, он мотает головой.

— Часть меня хочет, чтобы ты плохо себя повел, хотя бы чуть-чуть.

Черт.

Что я сейчас ляпнул?

Себастьян смеется, кашляет из-за проглоченного большого куска курицы и пьет воду из бутылки, стоящей на столе.

— Один раз я все-таки убегал.

Кивком я даю ему понять, чтобы он продолжал, а сам затыкаю себе рот едой в надежде, что это успокоит беснующиеся внутренности и ошалевший мозг.

— В прошлом году у меня была запись к ортодонту, а когда вернулся, шла середина занятия. После которых по плану было собрание, а потом обед, и… — Себастьян качает головой и снова заливается этим чертовым румянцем, — …я понял, что искать меня никто не будет. И что у меня есть три часа, в которые можно заняться чем угодно.

Я проглатываю крупную креветку, и это больно. Хочу, чтобы он рассказал, как отправился домой и гуглил фотки целующихся парней.

— Я пошел — один! — в кино и съел целую пачку лакричных конфет, — Себастьян наклоняется ко мне и дразняще на меня смотрит. — А еще пил Кока-колу.

Мой мозг завис. И не может выбрать, какую эмоцию запустить: умиление или замешательство. Господи боже, вот, значит, как себя ведет Себастьян-плохиш?

Глядя на меня, Себастьян качает головой, и внезапно до меня доходит, кто из нас двоих на самом деле наивный. А когда он откидывается назад и смеется, я осознаю, что попался. И не осталось ничего от меня прежнего.

Я не могу его понять. Он неуловим.

Я не знаю, о чем он думает и подшучивает ли надо мной, или же он на самом деле настолько правильный, но у меня еще никогда не возникало такой жгучей потребности податься вперед и, прижавшись губами к шее, умолять об ответном желании.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В полном оцепенении я еду домой, практически не в состоянии вспомнить, что было после ланча. Уроки прошли как в тумане. Потом допоздна помогал Отем с домашним заданием по матану, но не уверен, что был сильно полезен — как и в том, правильными ли будут ответы.

Я снова и снова прокручиваю в голове разговор с Себастьяном и каждый раз задаюсь вопросом: действительно ли он был рад меня видеть или мне просто хотелось так думать? Мы с ним флиртовали… кажется. А при мысли о том, как хороший мальчик Себастьян сбежал с занятий ради чего-то, для него недопустимого, в моем мозгу происходит серьезная авария.

Еще я пытаюсь заранее справиться с тем, что на следующей неделе Себастьяна на занятиях не будет. Учиться мне всегда нравилось, но его присутствие на Семинаре делало этот семестр более сносным.

В голову приходит мысль, и я тут же хватаюсь за телефон.

«А ты сможешь переписываться со мной во время поездки?»

Я почти сразу сожалею, что отправил такое сообщение, но терять мне, в общем-то, уже нечего. К счастью, мои метания почти сразу сводятся на нет, когда экран светится от пришедшего ответа:

«Я буду работать со своим редактором и еще не в курсе графика, но да, постараюсь».

Выйдя из машины и захлопнув дверь, я иду к дому. Все еще глядя на экран телефона и улыбаясь, захожу на кухню. Уже переодетая в яркую пижаму с радугой, мама стоит у раковины и моет посуду.

— Привет, милый.

— Привет, — убрав телефон, отвечаю я. Снимаю куртку, но, поскольку все еще витаю в своих мыслях, роняю ее дважды, прежде чем повесить. — Ты что-то рано.

— Скажем так, мне сегодня нужен бокал вина, —  отвечает мама, затем закрывает посудомоечную машину и машет рукой в сторону холодильника. — Я оставила тебе поесть.

Поцеловав ее в щеку и поблагодарив, я иду к холодильнику. Особого голода я не чувствую — одних воспоминаний о ланче с Себастьяном достаточно, чтобы в желудке стартовали американские горки — но если не поем, то закроюсь у себя и, одержимо перечитывая нашу переписку, устрою совсем другой аттракцион. Что, кстати, произойдет в любом случае — давайте не строить иллюзий.

На обернутой в пищевую пленку тарелке красуется записка «ТЫ МОЯ ГОРДОСТЬ И РАДОСТЬ». С улыбкой снимаю ее, но уверен, что мой взгляд сейчас слишком безумный.

Мама наблюдает за мной, сидя у противоположной стороны кухонного островка.

— Ты выглядишь немного… на взводе. Все в порядке?

— Ага, вполне, — она не сводит с меня глаз, пока я нагреваю еду и наливаю попить. — Что у тебя случилось на работе?

Мама встает, обходит стойку и наклоняется, готовая ответить. У меня в кармане вибрирует телефон. Как и всегда в такое позднее время, это смс от Отем.

Но еще и от Себастьяна.

«Спасибо за ланч, кстати».

«У меня был не лучший день, но ты все изменил».

«Спокойной ночи, Таннер».

Вагончики моих внутренних американских горок добрались до самой высокой точки и рванули вниз.

— Таннер? — сняв с запястья резинку, мама собирает волосы в хвост.

Я отрываю взгляд от экрана.

— Что?

Медленно кивая, она наливает себе бокал вина и зовет меня за собой.

— Давай поговорим.

Черт. Я спросил, как прошел ее день, а потом перестал слушать. Оставляю телефон на кухонной стойке и иду в гостиную.

Подобрав под себя ноги, мама устраивается в огромном мягком кресле и смотрит, как я сажусь.

— Ты знаешь, я люблю тебя.

Я внутренне морщусь.

— Знаю, мам.

— И я так горжусь, когда вижу, каким мужчиной ты становишься, что меня почти разрывает от радости.

Я киваю. Мне повезло, это факт. Но бывают моменты, когда такое обожание ощущается… чрезмерным.

Мама наклоняется вперед и смягчает голос.

— Я просто беспокоюсь о тебе, дорогой.

— Прости, что не слушал, когда ты рассказывала о работе.

— Дело не в этом.

Это я прекрасно понимаю.

— Мам, Себастьян всего лишь мормон, а не социопат.

Мама саркастически приподнимает бровь, явно готовая язвительно пошутить, но сдерживается. И я безумно рад, что она не стала этого делать. Мою грудь обжигает от готовности его защищать.

— Но отношения между вами по-прежнему платонические или…

Я напрягаюсь всем телом. У нас в семье спокойно обсуждают любые темы, но мне сложно забыть выражение их лиц в тот день за ужином и пришедшее в тот момент осознание, что у них существует весьма четкое представление, с каким парнем я должен быть: с кем-то вроде нас.

— Что, если чувства у меня к нему более чем платонические?

Кажется, мое признание маме слышать больно, но все же она медленно кивает.

— Не удивлена.

— Мы виделись с ним во время ланча.

Я замечаю, как мама подавляет свою реакцию, словно проглатывет полный рот густого сиропа от кашля.

— Ты ведь не против, да? — спрашиваю я.

— Что ты ушел за территорию школы? — она откидывается на спинку и изучающе всматривается в меня. — Не особенно. Но я знаю, что все сбегают, поэтому в этом случае готова снизить планку. Насчет твоей сексуальности? Полностью за. Никогда не беспокойся о моем и папином отношении к этому, хорошо?

Я отлично понимаю, что реальность большинства квиров не такая. Мне просто бесконечно повезло.

— Хорошо, — хриплым от эмоций голосом отвечаю я.

— Но не буду ли я против твоих отношений с мормонами — парнями или девушками? — мама качает головой. — Да, Таннер, буду против. Хочу оставаться честной с тобой. Возможно, это мое слепое пятно, и многого я недопонимаю, но ситуация меня сильно беспокоит.

Моя благодарность тут же увядает.

— Чем это отличается от слов других родителей, когда те запрещают встречаться с парнями?

— Это совершенно другое. Помимо сотни других причин, ходить в церковь — это выбор. А быть бисексуальным — нет. Ты просто такой. И мне важно защитить тебя от токсичного влияния церкви.