Санта-Барбара 2

Но как все это изложить на бумаге, чтобы было красиво и по порядку?..

Как сделать, чтобы он на самом деле почувствовал, что она думает и что намеревается сказать? От сердца к перу всегда такой ужасно долгий путь, особенно, если тебе семнадцать, если ты родилась в Южном Бронксе и пугаешься любой писанины… И что она ни пробует, все не годится…

Полдня прошло в глухом отчаянии. Начатое письмо лежало поверх сумочки на столе и выглядело все более угрожающе. Кэт больше не хотела на него смотреть. Но спустя несколько часов к девушке пришла спасительная мысль, и она повиновалась ей, еще не осознав ее четко. Кэтрин вдруг принялась переодеваться. А переодевшись, обнаружила, что проще всего отнести ему ответ самой и что это необходимо сделать теперь, не мешкая ни минуты.

В новом платье, в самом лучшем, которое у нее было, она отправилась на улицу. Почти вся дорога вела ее через торговый квартал, здесь никогда, кроме разве что воскресений и праздников не было так пустынно, а сегодня он казался еще теснее и радостно оживленней, чем обычно. А может быть, все эти люди тоже получили в подарок сумочки, видимые или невидимые сумочки и теперь торопились, чтобы поблагодарить дарителей?

Кэтрин, пробираясь вперед, размахивала своей новенькой сумочкой, не только, чтобы показать, что она ко всем этим остальным людям тоже принадлежит, но и для того — и это важнее! — чтобы все могли увидеть, что ее сумочка — самая лучшая. Иногда она останавливалась перед витринами магазинов, особенно, если там были большие зеркала, в которых она могла рассмотреть и себя, и свою сумочку, а если Кэтрин подходила к витрине, где были выставлены сумочки — они лежали группами или же на отдельных стеклянных подставках, — то невольно сравнивала их со своей сумочкой, которая, конечно же была лучше их всех, вместе взятых.

Это отнимало время, и горькая сладость ожидания обострялась до предела.

И теперь, когда она почти подошла к дому, где жил даритель, ей хотелось еще раз повторить свою игру; ведь это было так прекрасно! Но зыбкая граница между сладостью ожидания и горечью ожидания уже была достигнута; если бы Кэтрин вернулась назад, чтобы начать все сначала, горечь стала бы невыносимой.

И девушка не решилась на это.

Дом по известному адресу вскоре был найден. Кэтрин была немного разочарована: на медной табличке, прибитой к двери, стояло не его, а совсем другое имя, и она еще больше смутилась, когда дверь открыл не он, а какая-то старая седая женщина в накрахмаленном чепчике горничной, которая, неласково посмотрев, резко спросила, что ей тут надо, а на робкий вопрос о нужном Кэтрин молодом человеке сразу же захотелось закрыть дверь.

— Он будет только поздно вечером.

Кэтрин по-детски вздохнула — слезы навернулись на ее глаза.

— Вечером?

Старуха кивнула.

— Да, именно так… — сделав выжидательную паузу, она поинтересовалась более мягким тоном: — А в чем-то дело?

— Я должна принести ему ответ.

Старуха несказанно удивилась.

— Ответ?

Девушка покачала головой.

— Да…

— От кого же?

— От меня…

Старуха в дверях улыбнулась беззубым ртом.

— Кто же кого посылает? Или ты сама осталась дома?

Кэтрин непонимающе уставилась на старуху и вновь была готова расплакаться.

— Я должна…

Голос горничной стал более твердый.

— Так что же там случилось с ответом? Что-то я не понимаю…

Кэтрин хотела было все рассказать по порядку, но у нее ничего не получилось. А ведь объясниться было просто необходимо, она ведь должна была хоть как-то оправдаться в глазах этой женщины, и Кэтрин внезапно осенило: она открыла сумочку — открыла ее очень широко — для чего же ей было скрывать то, чем она так гордилась? — и протянула старой женщине письмо.

Взяв из рук девушки письмо, горничная медленно произнесла:

— Минуточку, — и отправилась с ним на кухню, которая была видна за прихожей — видимо, за очками.

Кэтрин, которая побоялась упустить письмо, пошла за ней следом, по дороге выслушивая нетерпеливо — укоризненные жалобы старухи:

— Ну куда же они подевались, эти очки?.. Я ведь положила их только что в ящик кухонного стола… Ну, скажи-ка лучше, где мои очки, чем так глупо стоять тут? Нет, сначала закрой-ка наружную дверь… Тебя, видимо, не учили закрывать дверь? Ну где же очки?

Затем старуха, стоя у окна, внимательно и неторопливо перечитала письмо, может быть, даже дважды, а когда кончила, согласно закивала:

— Ну да, так вот в чем дело… ты можешь закрыть и кухонную дверь, — подойдя, к плите, она взяла джезву и произнесла: — Но сперва мы выпьем с тобой кофе. У тебя сегодня наверняка и крошки во рту не было?

Да, о еде Кэтрин, конечно, и не помышляла.

— Вот видишь… Старая Илона знает, что и к чему… Илона — это я — поняла?

Кэтрин кивнула.

— Да, мэм…

Спустя полчаса Илона уже знала все, что хотела узнать и даже то, что не хотела.

— Значит, — спросила она, — значит, ты хочешь увидеть его еще сегодня?

Кэтрин наклонила голову.

— Да, если можно…

— Вот и отлично… Я оставлю тебя здесь до ужина… Не возражаешь?

Кэтрин робко произнесла:

— Нет, что вы, спасибо вам…

Потом они вместе вымыли и вытерли кофейные чашки.

— Ты неплохо притворяешься, — похвалила девушку Илона, — небось, хотела бы сварить для него кофе?

Кэтрин покраснела.

— Да, конечно же, охотно…

— И вообще, — Илона легонько приподняла подбородок девушки, чтобы получше рассмотреть ее лицо, — ты, видит Бог, совсем недурна… Только вот с эдакой прической я не дам тебе тут расхаживать…

Девушка покраснела вновь.

— Почему?

Старуха только поморщилась.

— Я некрасива? — вновь спросила Кэтрин.

— Почему, почему… Разве ты никогда не обращала внимания, какие прически теперь в моде?

Девушка пожала плечами.

— Нет…

— Не приводи меня в отчаяние… В твоем-то возрасте знать об этом просто необходимо. Ну, ну, не таращь на меня глаза, я не хотела сказать тебе ничего дурного, я не хотела обидеть тебя. Иди ко мне в комнату, я причешу тебя, как надо, чтобы сегодня вечером ты была действительно хорошенькой.

В саду под окном садовник поливал клумбы под вечереющим солнцем, и в сияющей струе вспыхивали то тут, то там радужные блики. Под струей воды вода на мгновение становилась густо-зеленой, а на земле, только на мгновение, появлялись и исчезали маленькие лужи. Все это пахло свежестью и прохладой.

Кэтрин спросила:

— Может быть, мне посидеть с вами тут, внизу?