За все земные грани

Кросби подошел к ней и показал рукой на стол у окна.

— Это будет твое место, — сказал он. — Я думаю, что там есть все, что тебе нужно.

— Да, это так.

— Если потребуется еще что-нибудь, скажи Марии: она купит необходимое, когда в следующий раз поедет по магазинам.

— Хорошо, я так и сделаю.

Лиз отвернулась, чтобы укрыться от его пристального взгляда. Внезапно Элиз охватило сомнение, какая-то застенчивость: деловой дух, царивший в комнате, фотографии знаменитостей, масса книг подавляли. Сможет ли она справиться со всем этим?

Кросби прислонился к столу и скрестил на груди руки.

— Не нужно волноваться, Элизабет, — сказал он, словно читая ее мысли. — Мы плохо начали сегодня утром, но думаю, что ты скоро поймешь: со мной не так уж трудно. Я буду заставлять тебя работать сегодня, но с самого начала необходимо оговорить некоторые вещи, чтобы ты знала мои требования.

— Хорошо, — кивнула девушка.

— Первое и наиболее важное — это то, что ты должна быть здесь по первому моему требованию. Хотя я порой и пользуюсь магнитофоном, но предпочитаю работать с секретарем. Необходимость в тебе может возникнуть в любой час дня и ночи.

— Я понимаю.

Юлиус улыбнулся ей теплой ободряющей улыбкой:

— Обещаю, что не слишком часто буду вытаскивать тебя из постели в два часа ночи.

Улыбка преобразила лицо мужчины, превратила его в того Кросби, которого Лиз узнала в круизе и с которым было так приятно общаться. Его уверенность в себе оказывала успокаивающее воздействие, и она ощутила радостное волнение от возможности работать с этим необыкновенным человеком.

— Итак, есть какие-нибудь вопросы? — спросил Юлиус.

Лиз подумала и сказала:

— Пока их у меня нет.

— Я уверен, что со временем они возникнут, — сухо прокомментировал Кросби. Он оттолкнулся от стола и посмотрел в окно. — А сейчас постарайся использовать свободное время, чтобы познакомиться с окружающим, устроиться. Может быть, после ужина ты потребуешься для диктовки, тогда придется нелегко.

Последующие дни прошли без эксцессов, так что Элизабет пришла к убеждению, что хорошо, что ей пришлось пройти испытание огнем в самом начале работы. Самым трудным для нее было примириться со взрывным темпераментом Кросби, особенно когда он находится в творческой лихорадке. Девушка поняла, что ее работа, как бы нелегка она ни была, казалась детской игрой по сравнению с его трудом. Хотя Кросби частенько взрывался по пустякам, Элизабет легко прощала его.

Она также поняла причину, по которой писатель хотел, чтобы она жила в его доме. В любое время дня и ночи у него могла возникнуть идея, требующая немедленного воплощения, и Кросби нуждался в участии в этой работе Элизабет.

В первую же неделю пребывания в доме, уже поздней ночью, после особенно тяжелого дня, Лиз приняла душ и собиралась выйти из ванной комнаты, когда услышала шаги Кросби в коридоре и его голос у дверей ее спальни:

— Элизабет! — кричал он. — Мне нужна твоя помощь.

Лиз сорвала с вешалки полотенце и начала поспешно вытираться.

— Минутку, — ответила она. — Я только из-под душа.

— Хорошо, поторопись. Жду тебя в кабинете.

Девушка набросила на себя одежду, провела расческой по волосам, поспешно подкрасила губы и побежала по коридорам в кабинет. Писатель нетерпеливо расхаживал взад и вперед. Лиз уселась за свой стол у окна и открыла блокнот.

Кросби, охваченный творческим азартом, диктовал настолько быстро, что девушка едва успевала записывать. Когда он наконец остановился, чтобы перевести дыхание, Лиз подняла глаза от блокнота, надеясь, что сумела все записать, так как переспросить его у нее не хватило бы духу.

Кросби расслабился в кресле у своего стола, откинул голову назад и закрыл глаза. Элизабет ждала. Наконец он глубоко вздохнул, выпрямился и с долей сомнения осведомился:

— Ты успела все записать?

— Я… я думаю, что да.

— Ты думаешь?! — загремел он, привстав с кресла. Затем, сделав над собой героическое усилие, снова уселся и положил руки на подлокотники. — Почитай, — сказал Кросби напряженным голосом, — что у тебя получилось.

Когда Лиз перелистывала блокнот, чтобы добраться до того места, с которого начала записывать, руки ее дрожали и сердце бешено стучало.

Затем она начала читать, и, к ее удивлению, оказалось, что она записала все точно.

— Хорошо, — остановил ее писатель через несколько минут. — Все в порядке. Не совсем отработано, но основа есть.

С облегчением вздохнув, Лиз закрыла блокнот и встала, собираясь сказать боссу спокойной ночи, но тот поднялся и подошел к ней, потягиваясь.

— А сейчас, — сказал он, — давай немного выпьем на ночь.

— О, мистер Кросби, я ужасно устала, — начала было девушка, но когда увидела, как омрачилось его лицо, передумала. — Ну хорошо. Только немного.

Он подошел к шкафчику, вделанному в одну из книжных полок, достал бутылку виски, сифон с содовой и стал готовить напиток. Затем подошел к Лиз, протянул ей стакан, уселся в кресло у стола и сделал большой глоток.

— Ах, — удовлетворенно вздохнул он. — Я в этом нуждался.

Положив голову на спинку кресла, Кросби закрыл глаза. Элизабет смотрела на него, и сердце ее переполняла жалость. Он выглядел таким же измученным, как и она, волосы его спутались, так как он постоянно запускал в них пальцы, под глазами залегли тени, морщинки на лбу стали глубже. Лиз была счастлива сидеть здесь, рядом с ним, чувствуя, что ее присутствие необходимо писателю.

Наконец Кросби открыл глаза и посмотрел на девушку, словно удивившись, что она все еще тут.

— Ну что ж, — сказала Элизабет, собираясь уходить, — если мы закончили, я отправлюсь спать.

— Больше не хочу даже думать об этой проклятой книге. Но посиди рядом. Останься еще немного и поговори со мной. Я слишком взвинчен, чтобы заснуть.

— Хорошо, — отозвалась девушка и медленно вернулась на место.

Кросби поставил стакан на стол, откинулся назад, скрестив руки на затылке.

— Ты знаешь, Элизабет, мне очень хочется поподробнее узнать о тебе, — сказал он наконец.

— Обо мне? — с легким смешком отозвалась девушка. — Но почему? Я не очень интересный объект.

— О нет, напротив. Например, как случилось, что молодая женщина твоего возраста и твоих способностей все еще одинока?

Он наклонился вперед, серые глаза пристально смотрели прямо на нее, и Лиз неловко заерзала в кресле, чувствуя себя неуютно от пронзительного взгляда. Кросби коснулся вопроса, который она предпочла бы не обсуждать.

— Ну?! — настойчиво переспросил он. — Я припоминаю, что в одном из наших разговоров на корабле ты упомянула, что в прошлом в твоей жизни был кто-то очень для тебя важный. Что же произошло?

Лиз пожала плечами.

— Я уже вам говорила. Мы просто не подошли друг другу.

— Помню, что ты мне говорила. Но ты не сказала почему. — Голос был настойчив. — Он был женат? Голубой? Как его звали?

— Какое это имеет для вас значение? — вскинулась девушка.

— Я просто считаю, что нельзя держать это в себе. Тебе будет легче, если обо всем расскажешь.

— Хорошо, — резко сказала Лиз. — Если вам так интересно. Однажды я полюбила. Но этот человек бросил меня, потому что я не хотела спать с ним до свадьбы. Вы удовлетворены?

— Прекрати, Элизабет, — упрекнул он. — Не срывай на мне зло. И не кажется ли тебе несколько архаичным такое отношение к любви?

Лиз рассердили нескромные вопросы шефа, и она вызывающе спросила:

— А как насчет вас? Я не вижу никаких признаков активной любовной жизни в вашей монашеской келье.

Кросби рассмеялся:

— О, поверь мне, я далеко не монах. Но как бы прелестны ни были вы, женщины, я еще не нашел ту единственную, которая могла бы понять, что меня нельзя беспокоить, когда я работаю.

— Знаете, — смело заявила девушка, — если бы не ваше самодовольство, я бы вас пожалела.

Писатель оторопел от ее слов.

— Осторожней, Элизабет, — произнес он предостерегающим тоном. — Не забывайся. Ты можешь зайти слишком далеко.