Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ)

– Я тебя не звал, – резонно заметил Паркер, складывая руки на груди. – Так что можешь идти домой. Советую тебе сделать это, как можно быстрее, потому что в самый неподходящий момент ты можешь поскользнуться и упасть вниз. Хоть я не испытываю к тебе приятных чувств, будет жаль, если ты сломаешь шею. Возможно, я даже пущу скупую слезу на твоей могиле.

– Да брось, – отмахнулся Ланц легкомысленно. – Так я могу пройти?

– Нет, – твердо ответил Паркер.

– Значит, могу, – засмеялся тот и сделал шаг вперед.

– Если ты сейчас навернешься…

– Не каркай, – шикнул на него Дитрих, стараясь передвигаться так, чтобы, на самом деле, не упасть с ветки. На радость Эшли.

Ему хотелось проверить теорию о том, насколько просто перейти от одного окна к другому и каков процент риска сверзнуться вниз, вот он и полез проверять. Перейти на ветку со своего подоконника оказалось проще простого, добраться до ствола, цепляясь за ветки, тоже было не очень сложно, а вот при попытке переступить с одной толстой ветки на другую, стало немного не себе. Еще и предательский внутренний голос начал орать «Не смотри вниз! Не смотри вниз!». Дитрих, конечно, посмотрел, и в тот же момент понял, что всё это было затеяно зря. Однако отступать смысла не было. Он прошел большую часть пути, нужно было лишь сделать пару шагов, и эксперимент благополучно завершился бы победой естествоиспытателя. Ланц как раз собирался повернуть назад, вернуться на исходную позицию, когда окно распахнулось, и он снова столкнулся с Паркером.

Вообще

то на эксперимент он решился только потому, что в соседнем доме было темно. Свет нигде не горел, и по всему выходило, что хозяева отсутствуют. К тому же, Дитрих своими глазами видел, как Эшли вышел из дома вместе со своей девушкой и зашагал с ней куда

то. Момент возвращения Паркера проворонил и теперь вынужден был разыгрывать из себя безмозглую птичку, решившую свить гнездо на дереве и, раз уж все так замечательно, сложилось, заглянуть на огонек (а, скорее, на темноту) к соседу. Паркер одарил его тяжелым взглядом, но окно так и не захлопнул, продолжал стоять на прежнем месте. Ланц закусил губу от напряжения, под чужим взглядом было страшнее ходить по веткам. Интересно, а что испытывают циркачи, которым приходится ходить по канату? Наверное, они тоже сильно переживают. Но у них хотя бы есть страховка, а вот у Дитриха никакой страховки не было. Только вера в удачу, которая постепенно начинала угасать.

«Главное, не показывать свой страх», – решил он, и все же спрыгнул на подоконник Паркера.

Эшли едва не столкнул его вниз, поддавшись порыву. Кое

как, собрав в кулак все эмоции, промолчал, только на шее нервно дернулся кадык.

– Мой подоконник, – прошипел парень сквозь зубы.

– Что? – выдал потрясенно Дитрих, уже мысленно успевший попрощаться с жизнью.

Он заметил, как дернулась рука у Паркера, когда он только

только спрыгнул вниз, и приготовился лететь дальше. Сомнений в том, что Эшли все же сбросит его вниз, не возникало. Неизвестно, как тот умудрился удержать себя в руках, но можно было с облегчением выдохнуть.

– Ты стоишь грязной обувью на моем кристально

чистом подоконнике, черт побери! – рявкнул Паркер. – Немедленно сойди с него, или я за себя не отвечаю.

Ланц едва не выпал в осадок, узнав причину злости своего соседа. Подоконник? Всего

навсего проблема стерильности подоконника?

Он не выдержал и захохотал, чем еще сильнее разозлил своего одноклассника.

– Вон, – продолжал шипеть, подобно змее, Эшли. – Уйди в туман, растворись, исчезни, чтобы я тебя не видел.

– Ты всегда такой бешенный? – поинтересовался Ланц таким тоном, словно оказался в высшем обществе и ведет светскую беседу. Этот тон совершенно не вязался со словами, вылетавшими из его рта, но особого эффекта достигали. Паркер злился еще сильнее, о него волнами шла животная агрессия.

Дитриху это доставляло удовольствие. В такие моменты ему казалось, что он не зря живет на свете, если умеет вызывать в людях столь сильные эмоции.

Поняв, что лучше не рисковать, он всё же спрыгнул с подоконника в комнату, прошел до двери и щелкнул ладонью по выключателю. В комнате тут же вспыхнул яркий свет. Дитрих непроизвольно покосился на кровать, отметил краем глаза скрученные простыни и разбросанные подушки, зацепился взглядом за разорванные глянцевые упаковки, которых, в общей сложности, насчитал четыре штуки и цокнул языком, не зная, то ли посочувствовать девушке, то ли позавидовать Паркеру. Выбор все же пал на второй вариант, потому как жалеть девушку было бессмысленно, она выглядела довольной и счастливой, когда ему довелось её видеть.

– Чего уставился? Первый раз в жизни средства защиты увидел? – нагло выдал Паркер, делая вид, что достиг просветления и теперь доволен жизнью. – Полезная штука, скажу тебе. Мне как

то не улыбается перспектива в столь раннем возрасте завести парочку детей.

– А ты, правда, их использовал, или просто разорвал упаковки, чтобы потом по комнате разбросать? Самооценку себе повысить, да перед гостями покрасоваться?

– О, да. Всю жизнь ждал, что ко мне на огонек заглянут любопытные людишки, которым интересна моя личная жизнь, – сыронизировал Эшли. И добавил уже раздраженнее, – Все осмотрел, или экскурсию по своему дому устроить?

– Не надо. На самом деле, все получилось спонтанно. Я не собирался приходить сюда.

– Да? Мне казалось, что еще бросив в окно чем

то, ты проводил разведку боем. Я ошибался?

– А вы были так увлечены процессом, что ничего не заметили и продолжили дальше? Видимо, у вас все было уныло и пресно. Искренне сочувствую твоей девушке, Паркер.

– Ой, ну куда мне до тебя, – вздохнул Эшли. – Откуда мне премудрости знать. Возьму на заметку, если нужен будет совет, спрошу у специалиста. Правда, сильно сомневаюсь в том, что ты вообще хоть что

то об этом знаешь.

– Знаю и побольше тебя.

– Сколько девушек у тебя было? – спокойно спросил Эшли.

– Пять, – не задумываясь, ответил Дитрих. – А у тебя?

– Три, – хмыкнул Паркер. – Количество девушек – не показатель качества, знаешь ли. Можно и десяток оставить разочарованными, можно и у одной оставить такие воспоминания, что у нее от упоминания твоего имени коленки будут подгибаться.

– Да все так. Кто бы спорил, только не я, – пожав плечами, отозвался Ланц и, покинув комнату, направился к лестнице.

Паркер, удивленный неожиданно закончившимся спором, покинул свой наблюдательный пост и последовал вслед за Дитрихом. Ланц слышал шаги за спиной, но решил не оборачиваться. В конце концов, ничего же страшного не произойдет. Не должно, во всяком случае, произойти. Не станет же Паркер его убивать, воспользовавшись ситуацией? Да, Эшли обещал его уничтожить, но уничтожить

то можно по

разному, не только физически, но и морально. Унизить, растоптать.

Ланц думал о Керри. Сестра оказалась слабым звеном. Паркер мог отыграться на ней. Как вариант рассматривалась возможность Паркера влюбить её в себя, ведь часто любовь оказывается самым действенным способом влияния на человека. Достаточно заставить его влюбиться, а потом уже можно дергать поводок так, как вздумается. Влюбленные люди на редкость уязвимы и восприимчивы, они легко попадают в ловушки, которые, находясь в состоянии блаженного одиночества, легко обходили стороной. Так стоит ли любовь таких жертв? Скорее всего, нет. Она ничего не дает взамен, она только берет, а еще она умеет разрушать. И частенько принимает странные формы. Одних людей она превращает в Жар

птиц, других в летучих мышей. Любовь просто убивает мозг, или же отправляет его в затяжную кому.

– И чтобы я больше никогда не видел тебя в своей комнате, – произнес Паркер, останавливаясь перед входной дверью. – Ни

ког

да. Иначе, на самом деле, скину с подоконника, даже «гав» сказать не успеешь.

– Не очень

то и хотелось, – передернув плечами, заявил Ланц. – Точнее, совсем не хотелось. Пойми, ты не один такой уникальный, уверенный в своей гениальности. Теперь есть ещё я. Так что хочешь ты этого, или нет, но тебе придется подвинуться.