Невеста для капитана

Стефани взглянула на него: «Хорошо ему, — подумала она, — он там наверху, нос в соленых брызгах. Конечно, можно строить из себя викинга. А я тут внизу страдаю от морской болезни и еще слежу, чтобы Мелоди не добавила чего-нибудь лишнего в соус для индейки».

Иван налил себе кофе и посмотрел на Стефани.

— Целый день тебя не видел. Ты что, избегаешь меня?

— Я готовлю! — В этот момент шхуна накренилась, фонари качнулись под потолком, кофе пролился и зашипел на горячей плите. — Не знаю, сколько ты платишь Люси, но убеждена, что мало. — Она скривилась от подступившей тошноты и решила, что нанюхалась кофе до конца своих дней.

— Ты выглядишь немного бледной, — сочувственно сказал ей Иван. — Тебе непременно нужен глоток свежего воздуха.

Мистер Пиз не мог скрыть улыбку, глядя на них.

— Было бы очень мило, если бы вы поженились. Любовь в открытом море. Это весьма романтично.

Иван удивленно приподнял брови.

— Поженились?

Мистер Пиз не замедил поддакнуть.

— Ну да. Разве вы не собираетесь пожениться? А я слышал, что наоборот. Если сходятся два хороших человека — это прекрасно.

Миссис Пиз покачала головой.

— Ты вечно спешишь с выводами. Ты не слышал, что они собираются пожениться. Ты слышал, что они… — Она неожиданно осеклась и покраснела. — Ты слышал, что они очень близкие друзья.

Мистер Пиз подмигнул Ивану.

— Пиратская кровь что-то да значит, а?

Иван выдавил кислую улыбку, а Мелодии подняла глаза от своих лепешек.

— Вы что, спите вместе, или как?

— Или как, — ответила Стефани и тяжело вздохнула. — Мне действительно надо на воздух.

Иван пошел за ней и предупредительно обнял, когда она решила повисеть на канатах ограждения. Цвет вернулся к ее лицу. Он, заметив, что она следит взглядом за бегущими мимо белыми барашками, поцеловал ее в шею.

— Именно так и рождаются слухи, — сказала Стефани.

— Никто не видел, я очень осторожен. А насчет слухов, так это Эйс их распускает. Я случайно вытащил твои трусики из кармана, когда читал ему прошлой ночью лекцию о морали.

Ее первой реакцией было удивление. Она совсем забыла о них. Потом до нее дошла вся комичность сутиации, и она, запрокинув голову, громко расхохоталась.

Иван напустил на себя трагический вид.

— Смешного ничего не вижу. Ведь я скомпрометировал себя.

— Ерунда. Пирату идет носить трусы в кармане.

— А как насчет твоей репутации?

Хороший вопрос. Она сама только что об этом подумала, но решила, что ее трусики находились в его кармане по уважительной причине, и, следовательно, ее репутация пострадать не должна. Единственным, и не таким уж существенным, явилось лишь то, что ее дальнейшее поведение могут оценивать по-разному. А то, что на нее не будут вечно смотреть, как на недотрогу, — неизбежно. Сознание этого ее забавляло. Встреча с Иваном заставила пересмотреть ее взгляды. Она и раньше понимала, что в жизни есть ситуации, в которых секс уместен и даже необходим. Просто теперь изменилось ее отношение к партнеру, оно стало гибче. Все зависит оттого, с кем и когда. Стефани испытывала к Ивану совершенно особенные чувства и хотела их продолжения. Она еще окончательно не решила, но твердо знала, что сможет лечь с мужчиной в постель. И совсем не обязательно после получения свидетельства о браке. Стефани прижалась спиной к натянутым винтам и улыбнулась ему открытой улыбкой.

— Ты хочешь узнать, нравится ли мне быть женщиной без морали и принципов?

Иван коснулся губами ее волос и прошептал нежным, немного хриплым голосом, который Стефани успела полюбить.

— Скажи мне, что ты решила?

Стефани почувствовала слабость в ногах, но быстро пришла в себя. Это уже был не флирт, а серьезная попытка сделать их отношения предельно ясными. Она испугалась и, отвернувшись от него в попытке выиграть время, стала разглядывать горизонт.

Он почувствовал ее состояние и показал на маленький необитаемый островок.

— Это остров Холбрук. А за ним побережье, чуть севернее расположен Кастин. Остальную часть пути мы будем продвигаться между островами и сможем полюбоваться осенними красками, да и шхуна укрыта от штормового ветра.

— Ты думаешь, шторм будет сильным?

— Нет. Он поворачивает в море, но несколько дней будет ветрено. — Он облокотился на крышу каюты. — Мой прапрадед бороздил эти воды на шхуне, очень похожей на «Саваж». Он перевозил древесину вниз по Пенобскот-ривер и дальше через залив. Он один из самых моих любимых предков. Жизнь его была более однообразной, чем у остальных, но я думаю, что он ее прожил достойно. Из его дневника я знаю, что он любил смотреть на закат, любил свою семью. Именно он построил Хабен.

Стефани присела рядом, поджав ноги и обхватив колени руками.

— Тебе бы больше нравилось возить древесину, чем людей?

Он усмехнулся.

— Перевозка древесины больше похожа на работу, а я по натуре лентяй. Здесь я, как на бесконечных каникулах.

— Что ты делаешь зимой?

— Ремонтирую и подновляю шхуну. Прошлой зимой я сделал ялик.

«А весной по двенадцать часов в день работал на обувной фабрике», — подумал он. Вспоминать об этом не хотелось. Ему было неуютно в больших кирпичных зданиях. Он ненавидел галстуки, бритье, телефоны и хорошеньких секретарш, которые звали его мистер Расмусен.

Вдруг из камбуза послышался грохот. Стефани и Иван обменялись понимающими улыбками. Копна зелено-голубых волос моментально появилась из люка, и Мелоди, возбужденная и довольная, помахала им рукой.

— Не волнуйся. Все прекрасно, — крикнула она. — Думаю, индейку все равно можно будет есть.

Стефани махнула в ответ.

— Продолжай спокойно работать.

Иван улыбнулся Стефани.

— По сравнению с Мелоди — ты просто Бетти Крокер.

— Я, скорее, чувствую себя снова полицейским.

— Тебя смущает присутствие Мелоди на борту? Я могу настоять на том, чтобы она покинула судно.

— Нет. Она очень хочет остаться до конца круиза. Она привязалась к Эйсу. Ведь ей только восемнадцать. В июне окончила школу. Да и насчет ансамбля не соврала. Она из Скрантона, не думаю, что у нее там был особый выбор. Отец работает на шахте, а мать — в бакалейной лавке. Несколько музыкальных школ обещали ей частично бесплатное обучение, но участие в рок-группе показалось более привлекательным. По тому, как Мелоди держится за место на камбузе, я догадываюсь, что, когда сломался автобус, ее просто выгнали.

— Ты считаешь, что вместе с ее разноцветными волосами мы заполучили Диану Росс [2]?

— Ну, не совсем. Может быть, Шер с примесью Бет Мидлер и Вупи Голдберг [3].

— Так что, оставить ее?

Стефани вздохнула.

— Я слишком мягкая, я знаю. Толку мне от нее на кухне мало, но она по-детски ранима. Я видела очень много девушек вроде нее. Они причиняют боль окружающим, и сами от этого страдают. Им хочется найти простые ответы на трудные вопросы.

Иван смотрел на нее, ловя каждое слово, и ему хотелось, чтобы она говорила и говорила. Он знал, что одновременно она думает о чем-то своем, например, о своей работе в полиции. Наверняка она, как ребенок, подбирала потерявшихся котят и птенцов, выпавших из гнезда. Она была из тех, кто переворачивает барахтающуюся на спине черепаху и подает на улице нищим. Теперь у нее новый подкидыш, напоминавший ей о жизни, из которой она пытается вырваться. Прошлое не отпускало ее, не давало расслабиться.

— Ты, по крайней мере, не собираешься ее удочерить?

Стефани засмеялась.

— Она слишком взрослая для этого, но думаю, что вдохнуть свежего воздуха ей тоже не помешает. Ты знаешь, для меня долгое время воспоминания о прошлом были вроде взгляда в зеркало заднего вида, в котором видишь место, из которого уезжаешь. И вдруг приходит малодушная мысль, что оно, возможно, и не было таким уж ужасным. Вернуться, может быть, и не хочется, но все же не испытываешь сожаления, что побывала там. Я даже удивлена, как быстро та жизнь стала далекой и почти не моей. Мне все еще снятся кошмары, и не совсем покинуло состояние постоянной готовности встретить опасность, которая существует в работе полицейского под прикрытием. Но налет отвращения к прошлому исчез. — «Наверное, во многом благодаря стольким событиям, приключившимся со мной на борту „Саваж“», — подумала Стефани. Она много работала, смертельно уставала, была нужна… и, наконец, полюбила. И даже не столько Ивана Расмусена, сколько море, шхуну и людей вокруг. За последние два дня она многое в себе стала понимать лучше. Во-первых, она не склонна к одиночеству, любит шум и людей, объятия и поцелуи. Здесь она почувствовала себя по-настоящему живой и снисходительной к собственным слабостям.