Когда плачут цикады (ЛП)

— Сколько? — спрашивает старик. Его тон становится нетерпеливым.

— Ох, это не продается.

Он смотрит на меня странным взглядом.

— Тогда почему оно здесь.

Я не отвечаю ему. Не знаю, что сказать. Я не знаю, почему оно здесь. Он хмурится на меня, а потом уходит с пожилой седой женщиной — полагаю, это его жена.

Мой взгляд задерживается на старой хоккейной клюшке рядом. Она моя. Я истратил свои деньги за стрижку газонов, чтобы купить ее, когда мне было двенадцать. Тогда я проходил хоккейную фазу — она длилась пару месяцев. Это клюшка для левшей. Я правша. Тогда я не видел разницы. Но почему она здесь? Почему все мои вещи здесь.

— Сколько стоит этот светильник?

Я оборачиваюсь. Брюнетка около двадцати лет, глядя на меня, держит большую зеленую лампу.

— Десять долларов, — говорю я. Эшли ненавидела эту лампу. Девушка дает мне десятидолларовую купюру и уходит с лампой.

— Сколько за это?

Прежде, чем успеваю обернуться, я узнаю голос.

— Эшли.

Она держит бамбуковый стебель — ее любовный бамбуковый стебель. Я, практически не дыша, просто смотрю на нее.

— Мы можем поговорить? — спрашиваю я.

— Я не могу, — ее улыбка исчезает под толстым слоем сочувствия. — Я с мужем.

— Ты замужем? — мое сердце падает в самое глубокое ледяное ущелье у меня в груди.

Она кивает и ставит растение обратно.

— Эй, дружище, Кристен сказала, что у Калеба позже собирается компания, — Джек внезапно оказывается передо мной. Я смотрю на него, а потом обратно на Эшли, но она ушла.

— Не сейчас, — говорю я Джеку.

Я сканирую толпу мужчин и женщин, детей и собак на поводках, резко разворачиваюсь на пятках, как всегда это делаю, и прежде чем успеваю обернуться полностью, Эшли возвращается.

— Пойдем, — говорит она. — Идем со мной.

Она взлетает к реке. Я так взволнован или ошарашен, но это проходит через несколько минут, и я отталкиваюсь и лечу за ней.

— Ты замужем? — догнав, снова спрашиваю я. Запах ее духов оживляет мои чувства и напоминает мне, как сильно я по ней скучаю.

— Да, недавно вышла, — говорит она и протягивает мне кольцо. С тем же успехом она могла бы протянуть мне нож.

— Ну, он счастливчик.

Удивительно, как спокойно я говорю. Удивительно, насколько спокоен я.

Я провожаю ее к скамейке с видом на реку. Вода темная, мутная и жуткая. Я никогда не видел ее такой.

Она садится, и я тоже. На ней длинное белое платье. Сбоку разрез. Угол платья поднимается на ветру, обнажая загорелую кожу ее бедра.

— Мы когда-то сидели здесь, — говорю я, делая вдох. Воздух больше не плотный, — ты помнишь? Это было наше первое свидание.

Она улыбается.

— Конечно, помню.

Я чувствую, как уголки моих губ приподнимаются от этого. То, что она думает и вспоминает то, что связывало только нас двоих, делает меня снова счастливым… на миг.

— Почему это причиняет такую боль? — спрашиваю я.

Ее улыбка немного увядает.

— Это не должно быть безболезненным, Рэм. Это должно того стоить.

Я принимаю ее объяснение. Однажды она произносила эту же фразу, когда мы были вместе. Но она произносила ее с улыбкой. Это было после того, как я высидел весь специальный просмотр «Титаника» — того, где Леонардо ДиКаприо рисовал картину и претендовал на полет на корабле в течение четырех часов. Однако на этот раз ее слова поражают меня совсем по-другому. И, в то же время, я замечаю, что река теперь чистая. Прозрачная как ручей. Я могу увидеть дно. И я точно знаю, что никогда ее такой не видел, но быстро отделываюсь от этого ощущения.

— Эшли, прости. Мне так много хочется вернуть.

Ее губы не шевелятся. Она просто смотрит на меня с маской печали на лице. Несколько секунд я смотрю ей в глаза, а потом отворачиваюсь. На зеленом фоне ее глаз написана история того времени, когда мы были вместе, и я не хочу это читать. Я смотрю вниз на заросшую травой землю под ногами, пока позади нас ревет звук проходящего грузового поезда.

— Я так сильно тебя любил, — начинаю я. — Я любил тебя больше, чем показывал это. Мне так жаль.

Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, но все равно не смотрю на нее.

— Эшли, я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя.

Так тихо. Везде так тихо. На заднем плане я больше не слышу голосов с Солнечной площади. Звук поезда, только что прошедшего мимо, исчез. И воздух опять как тина. Я пытаюсь сделать еще один вдох и смотрю вверх. Эшли ушла. Тут же словно нож вонзился мне в сердце.

— Она ничего этого не слышала, — шепчу я, словно убеждая себя.

Я сижу на железной скамье. В горле такая сильная боль, что я едва могу вдохнуть или сглотнуть. Я опустошен. Я не спрашиваю, почему она ушла и была ли она тут вообще. Мои мысли полностью поглощены тем, что она ничего не слышала. Она не слышала ничего из этого — ни одного слова.

Я закрываю глаза. За моими веками прозрачные тени, однако, по той или иной причине, я не могу ощущать их, я просто их чувствую. И когда открываю глаза, здесь еще один поезд. Свисток звучит так громко, что пугает меня. Свист не прекращается. Я встаю и поворачиваюсь в сторону звука. И тут же замечаю, что поезд сходит с рельсов. Он несется прямо на меня. Я пытаюсь двинуться, но не могу. Мои ноги словно приклеены к земле. Поэтому я просто закрываю глаза и готовлюсь к удару.

***

Я резко открываю глаза.

Я в своей кровати. Мой будильник надрывается на картонной коробке, которую я использую в качестве ночного столика. Я ударяю по нему, и в комнате воцаряется тишина. Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. Дышать тяжело. Это был просто сон.

— Это был просто сон, — шепчу я себе.

Тру глаза ладонями, потом запускаю пальцы в волосы. Такое чувство, словно пятнадцатикилограммовый груз застрял в моей груди.

— Эшли, — шепчу я, внезапно вспомнив остальную часть сна.

Вскакиваю и бегу к моему ноутбуку. Он на кухонном столе, где я оставил его накануне вечером. Вхожу в Facebook под логином Джека и набираю Эшли Уэскотт в строке поиска. Мы не друзья в Facebook. Мы ими не стали с тех пор, как она ушла. Я кликаю на ее профиль и быстро прокручиваю сведения о работе и адресе. Там не говорится, что она замужем. Я возвращаюсь к ее ленте активности. Быстро прокручиваю последние фотографии: она, ее друзья, улыбки и веселье, маленький коричневый с белым бигль, закат над озером. Но свадебных фотографий нет.

Она не замужем.

Я облегченно выдыхаю.

Это безумие. Конечно, она не замужем. Я недавно видел ее. Она сказала бы мне. Да? Черт, а может, нет. В любом случае, я бы увидел кольцо.

Захлопываю ноутбук и закрываю глаза. Я пытаюсь услышать ее смех. Пытаюсь вспомнить, какой он. Я очень стараюсь. И затем я именно таким и слышу его. Я могу расслышать маленькие заминки в ее голосе — эти низкие и высокие тона, которые делают этот смех уникальным, только ее. Это ее смех… точно. Мое сердце переполняется эмоциями.

Забавно, как вы можете вызывать в памяти нечто, вроде чьего-то смеха, а потом просто закрыть глаза, хорошенько подумать и вспомнить. Это — дар и одновременно проклятие памяти, я думаю. Это остается с вами, нравится вам или нет.

Я перевожу дыхание и слушаю его — ее — как будто она рядом со мной. А потом, будто где-то в глубине души, мягкий чистый голос поднимается и повторяет слова моего сердца:

— Я хочу. Я хочу, чтобы она была рядом со мной.

Глава 13

Прошлое — два года назад

Рэм

— Мисс Уэскотт, вам кто-нибудь говорил, что у вас прекрасные глаза?

Эта суббота выходная. Такое еще существует в маленьких городках. Мы идем вдоль реки к центру города, восхищаясь по пути тем, каким оранжевым и красным внезапно стал мир — как это бывает каждую осень. Она прислоняется спиной к старому клену, и в этом мире только мы вдвоем. Она улыбается и склоняет голову, прежде чем снова встретиться со мной взглядом. Уверен, что ей и раньше говорили это.