Вечная сказка (СИ)

…Звуки. Из моей головы, они вдруг вырвались наружу. Я сама почти сомкнула веки, погружаясь в голос Лухана, но вынуждена была растворить их от удивления. Музыка вернулась. Она вторглась из прошлого в данный вечер и заиграла, сначала слабо, потом сильнее, храбрясь и заявляя о себе. Я посмотрела на рояль. Мелодия шла от него. Лухан стоял с закрытыми глазами, держа руки над роялем. Уголки губ дрожали судорогой, складка между бровей пролегла глубже. Это делал он. Он! Он мог как-то дать знать о себе, я знала, я надеялась! Я верила…

Ничтожный рингтон моего мобильного прорезался гадкой какофонией в музыку любви и она оборвалась. Вздрогнув, Лухан распахнул взор. Я поспешила ответить на телефонный звонок.

- Где ты? Библиотека давно закрылась, у подруг тебя нет! – прокричал бас отца. Я загнанно обернулась к окну. Ночь. Черт возьми! – Что случилось? Где ты?

- Я иду! Иду, сейчас, скоро буду, - заторопилась я, подскакивая.

- Если тебя не будет в течение десяти минут!..

- Буду, буду! – прокричала я в ответ и положила трубку. Я обернулась к Лухану. На самом сладостном моменте, полном надежды, подкрепленной хоть чем-то, нас оборвали.

- Ты… это была правда? Музыка… я смог?

- Смог, - подошла к нему я, не став трогать пустую оболочку, чтобы не смазывать эффект открытия. – Я же говорила.

- Благодаря тебе… я смог, - воодушевленный, фонтанируя радостью, Лухан взвился вверх и опустился обратно. – Я буду тренироваться… всю ночь. Пока ты не придёшь. Я сыграю тебе ещё.

- Я вернусь, и дослушаю эту мелодию, - послав воздушный поцелуй, я поспешила на выход. Изобразив, что поймал его, Лухан прижал ладонь к своей щеке. Мой любимый печальный призрак, за твою улыбку я разорву основы мироздания и убью богов, а если их нет – то создам их, чтобы они исправили твою судьбу. Ты будешь счастлив.

Примечание к части *гучжен – щипковый музыкальный инструмент в Китае

** цитра – вид щипковых инструментов, к которому и относится гучжен

Часть 6

- Сегодня воскресенье, от учебы можно и отдохнуть, в библиотеке делать нечего, и если ты честно не скажешь, куда собралась, то я тебя никуда не выпущу, - сказал отец, встав посередине коридора. За спиной его недоступно манила дверь. Мне нужно было уйти. Как покурить курящему, как подышать дышащему. Необходимо. Иначе нельзя. Я так любила выходной, потому что мы могли весь день провести с Луханом вместе, столько, сколько не вышло ни в одной из всех тех жизней, которые вспомнились, но заново забывались под штрихами новой, нынешней, настоящей… но родители узнали, что подруга, с которой я якобы провела несколько вечеров, была в это время в другом месте – они встретили её в магазине, когда покупали овощи к ужину. Лимит доверия исчерпывался, и вот, начались допросы.

- Почему я не могу просто выйти и гулять по городу? – не решаясь взяться за рюкзак и закинуть его себе за плечи, смотрела я на папу. Закаченные в планшетник фильмы ждали своего просмотра. Я и Лухан, вдвоем, рядом, смеяться и плакать, глядя на режиссерские задумки и фантазии сценаристов, обсуждать актеров, которых он не знал до этого, показывая ему их.

- Что за глупое бродяжничество? Нечего ерундой маяться! Лучше побудь с родителями. Останься дома, - Если я скажу, что не могу – это будет подозрительно. Не хочу – выйдет новая ссора.

- Я хотела пойти в церковь, - вдруг промолвила я. Глаза отца расширились. Мать выглянула из кухни, слушая наш разговор, но до этого не решаясь присоединиться.

- В церковь? – замер папа.

- Да.

- Что ты там забыла? – Родители не были атеистами, и вполне соблюдали христианские установки, но, поскольку я никогда не замечалась за ярой приверженностью к этому всему, то моё желание вызвало нешуточное изумление.

- Мы проходили в школе историю христианства, - соврала я. – Мне стало интересно посмотреть на символику в церкви. Учитель говорит, что везде она своеобразная, и в каждой скрытый смысл, - родители переглянулись. Они были сильно удивлены моим новым интересом. Почему мы с ними так далеки в понимании друг друга? Я и подумать не могу о том, чтобы поведать о своём истинном интересе, в квартале неподалеку отсюда.

- Я могла бы пойти с тобой, - всё ещё недоверчиво промолвила мама.

- Хорошо, - не показывая истинных чувств, кивнула я и подняла рюкзак. Отводя взгляд, я обошла замолчавшего отца и обернулась к матери, вытиравшей руки кухонным полотенцем, поторопив её: – Идём.

Так как я обещала Лухану поговорить со священником, то восприняла вынужденные меры знаком судьбы. Совмещу прикрытие и алиби с полезным. Мама села на скамью, то и дело поглядывая на меня, а я ходила вдоль стен, якобы изучая архитектуру и её детали, заглядываясь на статуи католических святых, на надписи латынью. Но в голове у меня ничего не откладывалось, я размышляла о том, что делать дальше, если отец постоянно будет требовать отчета о выходах из дома. У алтаря шла служба, своей похоронной монотонностью не вселявшая в меня надежд и оптимизма. Устав бродить по теневым закоулкам и поняв, что в домовой часовне заброшенного особняка куда лучше себя чувствовала, я подсела к матери, дослушивая хорал и его псалмы. Как там Лухан? Не волнуется ли излишне? Не потерял меня? Должно быть, он в растерянности, куда я подевалась. Я даже позвонить ему не могу, и заводить ему телефон бессмысленно, ведь он и на звонок ответить не сможет. Что за кошмар…

- Я схожу на исповедь? – огорошила я маму, когда всё закончилось, и она стала подниматься.

- Исповедь? – сдержалась она, чтобы не потрогать мой лоб. Наверное, в её глазах я стала выглядеть странно.

- Ну да, мне интересно, как это происходит, - мне нужно спросить его, не сможет ли он пойти со мной в одно странное место и обвенчать меня с призраком. Нет, про призрака лучше вот так сразу не надо. Пусть это будет сюрпризом, если он согласится.

- Ладно… я подожду тебя у выхода. – С ней всегда было проще договориться, чем с отцом. Но был и минус: ему она всё равно расскажет всё о моих причудах. Потому что для них они причуды, странности, капризы и подростковые выходки, а для меня это хлеб насущный (краем уха зацепила фразу из проповеди!), это мой смысл… это всё моё, всё, без чего я не я, нет меня. И после всех воспоминаний о прошлых жизнях, где у меня были другие семьи, другое окружение, другие спальни и панорамы за окнами, всё другое, кроме Лухана - всё отдалялось и делалось чужим, и родители в том числе. Родным был только Он.

Отпросившись дойти до подруги, я пообещала маме быть дома через пару часов и почти бегом понеслась к особняку. Разговор со священником разочаровал меня, и я должна была сообщить Лухану о том, что ничего не выйдет. Я несовершеннолетняя, нужно согласие родителей… и это я ещё не уточнила, кто будет женихом! Либо подождать, либо, я не знаю, искать более отчаянного пастора? Перебравшись через заграждение, я пересекла газон и, открыв дверь, услышала музыку, встречающую меня со второго этажа. Внутри всё сжалось от радости, и на лицо вернулась улыбка. Он снова смог! Он играл для меня. Нашу мелодию. Я затопала по лестнице, прыгая через ступеньку, пронеслась по анфиладе и ворвалась в комнату с роялем. Лухан обернулся, обрывая телепатическую игру на черном механизме, распространившим лирично-томные ноты по всему помещению. Звуки золотились между нами, ложась пыльцой на столбы солнечного света. Который так не любил он. Который могу разлюбить я, если от того зависит хоть что-то.