Спасенное сердце (ЛП)

Лила покачала головой вперед-назад с решительностью во взгляде.

— Что теперь? — спросил я в раздражении.

— Я... я не пыталась лишить себя жизни. Я бы никогда не сделала этого. Пророк Давид был очень тверд в том, что касалось уничтожения величайшего творения Господа — нас самих. Это путь в ад. Я буду с Господом в Сионе только, когда он пожелает, и не раньше.

Я закатил глаза, услышав, что имя этого трахнутого на голову ублюдка сорвалось с ее губ, но от ее ответа я был в замешательстве.

— Тогда, что, бл*дь, ты делала, прыгая в воду? Ты была под водой, после того как у тебя был этот проклятый припадок на берегу. Ты выла и плакала, как будто потеряла свой гребаный рассудок, и думаешь, я поверю, что ты не пыталась убить себя?

— Припадок? Что такое припадок? Я не понимаю твоих слов. Ты путаешь меня! Почему я постоянно не могу понять слова, которые ты произносишь?

Я рассмеялся и руками зачесал свои волосы назад.

— Я путаю? Сладкие щечки, с таким же успехом ты можешь быть гребаным пришельцем, который свалился с Марса, из-за того, как ты всегда странно себя ведешь.

— М-марс? Что такое Марс? Что такое пришелец? Я не понимаю! — завизжала она.

Я запрокинул голову назад и застонал, затем снова вперил свой взгляд в нее.

— Припадок — это когда ты перекатываешься по земле, не в состоянии контролировать свое тело. Ты знаешь, когда у тебя не в порядке с головой и идет пена изо рта.

Выражение лица Лилы было пустым. И это заверило меня, что я не зря не пошел работать доктором или учителем, если на то пошло. Казалось, я ни черта не мог объяснить этой сучке.

— Я не безумна. И я не перекатывалась бесконтрольно с пеной у рта. Я разговаривала с Богом.

Я замер, когда ее слова пробрались в мой разум, и я не ничего не мог поделать, и снова рассмеялся.

— Ну, говоря такое безумное дерьмо, что ты разговариваешь так с Богом, не убедит никого, что ты не из «Пролетая над гнездом кукушки». Я видел, как ты перекатываешься по грязи, выкрикивая какую-то херню. Мои глаза не лгут. Слова, что ты кричала, даже не звучали реально.

Голубые глаза Лилы сощурились.

— Я говорила на языке Глоссолалия. Эти слова — священный личный язык между богом и мной, тайный язык, который ты не поймешь. Я наполнялась Святым Духом, чистой любовью Бога. Я перемещалась в место, где отдавала себя Иисусу. То, что ты видел, было воплощением моего поклонения, моей связи с нашим создателем.

Я пялился на нее в изумлении. Наполнялась Святым Духом? Какого. Хрена....

— Я была в реке, чтобы очистить себя от грехов...— ее глаза вперились в меня, — чтобы смыть твое нападение и нежелательное искушение, искушение, что было грехом безнравственности на моей плоти. Для этого мне нужно было погрузить себя в чистые воды, так же как Иисус принял крещение от Иоанна.

Она закрыла глаза, и странное спокойствие отразилось на ее лице.

— И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, — и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, который сходил, как голубь, и ниспускался на Него. И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в котором Мое благоволение.

Да, я все еще, бл*дь, пялился в изумлении.

Лила раздраженно вздохнула, на мгновение потеряв свое спокойствие.

— От Матфея 3:16-17. Это Писание, Кай. Ты можешь не принимать Писания нашего Господа, но я нет. Мое духовное очищение сегодня было тем, что я была призвана сделать высшей силой: прийти к реке и смыть грех.

Пожав плечами, я сказал:

— Ты говорила с Богом и избавляла себя от порока... — я снова посмотрел на Лилу и дернул подбородком. — Как ты назвала это?

— Грех безнравственного искушения, — ответила она выразительно.

Я низко засвистел и покачал головой с ухмылкой, которая прочно укоренилась на моем лице.

— Да, это жуткое дерьмо, сладкие щечки.

Ее брови сошлись вместе.

— Ты порицаешь меня?

Поднявшись, я смотрел как Лила убирает сухие листья со своего уродливого платья, и сказал:

— Учитывая, что я, нахрен, не знаю, что значит порицать, я чертовски уверен, что мы никогда и не узнаем этого, не так ли, сладкие щечки? Я хочу сказать, я удивлен, что аморальный ублюдок-язычник, как я, прожил так долго, и Бог до сих пор не пульнул молнией, чтобы поджарить мой зад.

Оттолкнувшись от земли, Лила, поджав губки, встала передо мной. Она отрывисто сказала:

— Могу я попросить перестать называть меня... сладкие щечки? Меня зовут Лила.

Шокированный ее смелым сопротивлением, я двинулся вперед, приближаясь к ней. Злость немедленно исчезла с выражения лица Лилы, и она замерла. Когда мы оказались лицом к лицу, Лила покорно опустила голову, и я почувствовал себя настоящей задницей. Сучка была абсолютно трахнута на голову и чертовски напугана. Черт, она даже дрожала.

Вытянув руку, я взял ее в свою. Услышав ее вздох, я все равно потянул ее вперед. Я хотел вернуться в свою комнату, чтобы Тифф и Джулс могли обслужить мой член. Нахождение рядом и сверху этой блондинистой святоши подарило мне адский стояк.

— Пойдем, доставим тебя домой прежде, чем Стикс и Мэй надерут мне зад. У меня уже грохочет в голове из-за «Джека». Если добавить к этому писклявый голос Мэй, то все станет только хуже.

Мы быстро пробирались через густые заросли деревьев, и я игнорировал то, что Лила пыталась освободить свою маленькую ручку из моей крепкой хватки, и ее нытье. Я не отпустил ее, не давал ей и шанса снова убежать от меня. Я просто хотел, чтобы она снова была заперта над гаражом, чтобы у меня был перерыв от этой божьей болтовни.

У меня была аллергия на эту болтовню.

Когда мы вышли из линии деревьев к нашей территории, снаружи стояла кучка парней и рассматривала отремонтированный Чоппер Ковбоя — Палача-кочевника. Его лучший друг, брат по кочевому образу жизни и гребаная тень, Хаш, тоже стоял рядом. Ковбой был гребаным пофигистом и всегда шутил. Хаш был полной противоположностью, его глаза оценивали толпу, и он всегда был готовы к драке.

Ковбой и Хаш были готовы сделать все что угодно для Стикса. Он позволил им кочевой образ жизни, после того, как Ковбой пережил серьезное дерьмо в их прошлом отделении. Они приезжали к нам так часто, как могли. На самом деле, я думал, что не пройдет много времени, прежде чем их пришьют в нашем материнском отделении здесь в Остине. Казалось, эти южане из Луизианы, нашли свое место среди нас, настоящих грешников здесь, в штате одинокой звезды. И они походили на Викинга и Флейма. У Ковбоя были светлые волосы, он был весь облачен в кожу, с красочными татуировками на теле, черными ковбойскими сапогами с металлическими носами и в кожаной ковбойской шляпе, которая, казалось, была приклеена к его голове. А Хаш был нашим братом из смешанных рас с яркими голубыми глазами, не терпел ни от кого никакой херни и чертовски метко стрелял. Эти братья были настоящими Палачами, законными, и было бы неплохо, чтобы они остались с нами. С таким количеством врагов, которых у нас было больше, чем оружия, нам было нужно столько надежных братьев, сколько мы могли заполучить.

Когда Викинг увидел, как мы с Лилой идем по двору, он засвистел, что привлекло мое внимание. Я поднял руку, попросив этим, чтобы он отстал от меня.

— Бл*дь, не сейчас Вик. Мне нужно позаботиться кое о чем для Стикса, и я не хочу слушать херню из твоего тупого рта, — огрызнулся я.

Вик похлопал АК по плечу.

— О чем ты должен позаботиться? Или о ком? Ты собираешься забить пару палок в блондинистую религиозную сучку?

Заметив, что у Лилы перехватило дыхание от шока, я повернулся к ней лицом и увидел слезы боли и замешательства в ее глазах. Я сделал глубокий вдох. Я собирался убить этого рыжеволосого ублюдка.

Выпустив руку Лилы, я развернулся, чтобы помчаться к Викингу, но Лила внезапно схватила меня руку, удерживая.

— Пожалуйста, не оставляй меня. Я боюсь находиться здесь... с ними. Я не знаю их... Я...

Выдохнув и попытавшись успокоиться, я кивнул и снова взял ее за руку. Я уловил ее тихой вздох облегчения. Мой желудок сжался, и какое-то незнакомое чувство загорелось в моей груди. Мне нравилось, что она, казалось, чувствовала себя в безопасности рядом со мной.