Спасенное сердце (ЛП)

— Ты закончила?

Лила поджала губы и медленно кивнула.

Я опустил глаза и увидел, что ее серое платье на месте, а волосы в беспорядке и зачесаны назад под белым — теперь грязным — чепцом. Мой взгляд проследовал к ее груди, ее тонкой шее, красным щекам и бегающим глазам.

Слезы заполнили ее глаза, и она прошептала:

— Пожалуйста... не делай мне больно...

Боль разрывала мою грудь от ее сломленного голоса, но то, что она боялась меня, бесило.

— Почему ты убежала?

Паника исказила ее лицо.

— Пожалуйста...

— Отвечай на мой гребаный вопрос. Почему ты сбежала?

Лила высунула свой влажный розовый язычок и провела по своей нижней губе. Мне казалось, что она провела языком по моему члену. Эта сучка убьет меня.

Она неровно дышала, но умудрилась ответить:

— Я боюсь... Я так сильно всего боюсь… мира... тебя... Я больше не хочу, чтобы меня брали против моей воли… я так боюсь.

Закрыв глаза, я почувствовал боль в груди. Жалость? Я сделал глубокий вдох и снова опустил голову. Ее робкий взгляд голубых глаз встретился с моим, только на мгновение опустившись к моим губам, и снова вернулся назад. Она еще больше покраснела и сжала бедра вместе, пока ее ноги извивались подо мной.

Затем я почувствовал это. Как будто электрический ток прошел через мое тело, мой член хотел оказаться в ней... сильно.

Прежде чем я осознал это, мои пальцы начали ласкать нежную кожу на ее запястьях, упиваясь ее видом, лежащей подо мной. Блондинка святоша… сумасшедшая блондинка святоша, которую я должен исправить и сделать нормальной ради Стикса... Я начал думать, что это невозможная задача. Сучка была повернута на голову почти так же, как и Флейм.

Как, бл*дь, можно достучаться до этого уровня безумия?

Лила медленно наклонила голову к нашим рукам и нахмурилась на движения моего большого пальца. Я воспользовался возможностью склониться и прильнуть своими губами к ее уху.

Боже, она так хорошо пахла, сладкий запах ванили исходил от ее влажной кожи. Из-за этого я хотел облизать ее, запустить руку в ее длинные светлые волосы и зацеловать пухлые губки.

Резкий вдох сказал мне, что она заметила, где находился мой рот, и я мог чувствовать, как бешено бьется ее сердце в груди.

— Кай... — прошептала она, и я стиснул зубы на ее хриплый голос. Черт, она была гребаной соблазнительницей, никогда в своей жизни я не был так возбужден.

Да, я был в аду.

— Я не причиню тебе боли, сучка, ясно? За то, что случилось в том баре, — нет наказания. Ты сказала «нет». Это все, что имеет значения. Нет необходимости сверкать передо мной этой упругой попкой, — ответил я хриплым голосом. Я быстро прочистил горло: — И никто не собирается насиловать тебя, поэтому выбрось этот гребаный страх из своей безумной головы.

Ее дыхание опалило мое ухо.

— Я... не понимаю... что значит... насиловать?

— Что значит «насиловать»? — спросил я, чертовски сконфуженный. — Это когда кто-то принуждает тебя, когда ты говоришь «нет». Когда у тебя нет выбора. Когда ты не хочешь трахаться, но тебя все равно трахают. Бл*дь, сучка, ты должна знать значение этого слова.

Ее глаза стали огромными.

— Этого никогда не происходило со мной...

— Да, в этом культе это было.

— Нет. Это было... не насилие. Старейшины делали то, что было велено Пророком и Богом.

Я закрыл глаза и покачал головой. Сучку насиловали годами, но она понятия не имела.

— Когда-нибудь, Лила, ты поймешь, о чем я говорю, и осознаешь, как хреново звучит это оправдание.

Она не сказала ни слова в ответ.

Я чуть-чуть отстранился, чтобы мое лицо нависало над ее. Кожа Лилы была загорелой и гладкой, нос маленьким и милым, а эти губы... да, они тоже были нереальными. Иисус, такое чувство, что она была создана только для меня, я никогда в своей жизни не видел такой идеальной сучки. Я даже не думал, что такая женщина существовала, пока Лила не вылезла из той клетки несколько недель назад, только чтобы начать мучать меня и мой отлично натренированный член.

— Так у меня нет проблем? — спросила она.

— Здесь, у Палачей, если сучка говорит, что не хочет трахаться, это означает, что она не хочет трахаться. Понимаешь?

Две светлые брови сошлись вместе на переносице, розовые губки были поджаты в изумлении. Лила покачала головой, говоря, что не поняла.

Я вздохнул из-за того, каким сложным становилось это дерьмо с ее опекой. Я выпрямился, освободил ее руки, но продолжал держать ее за талию. Мне нужно, чтобы она выслушала меня, и выслушала внимательно.

— Вот почему я нужен тебе, сладкие щечки. Ты и понятия не имеешь, как жить здесь или быть нормальной вне этого культа с промыванием мозгов, в котором ты жила всю свою жизнь, полагая, что ты зло, потому что ты самая горячая сучка, которая когда-либо ходила по земле.

Лила ахнула на это, что вызвало у меня ухмылку. Ее лицо было сморщено и обозленно. Даже в этот момент на нем не было и тени уродства.

Черт.

— Что... что такое промывание мозгов? — спросила она застенчиво.

Я ничего не мог поделать и улыбнулся.

Я наклонился, отчего наши носы почти соприкоснулись. Она замерла, а я рассмеялся.

— Мы отложим это обсуждение на попозже. Маленькими шажками, сладкие щечки, маленькими шажками.

Она отрыла рот, чтобы снова заговорить, поэтому я прижал свой указательный палец к ее губам.

— Закрой рот. Тебе нужно выслушать. И затем ты будешь подчиняться, и я не хочу никакой дерзости или любого безумного дерьма про Иисуса в ответ. Поняла? Чем скорее ты начнешь вести себя как хорошая обычная сучка, тем быстрее я начну снова бухать «Джек» и трахать мою очередь из шлюх.

Не последовало никакого ответа, поэтому я продолжил:

— Я объясню тебе все. Ты застряла с нами, с Палачами. С этим сумасшедшим крошка-хиппи-хочет-жениться-на-святоше-последовательнице-Иисуса покончено…

Она попыталась снова заговорить, но сурового кивка и тяжелого взгляда было достаточно, чтобы она замолчала. Она была уступчивой, естественно покорной, я признавал это.

— Твоей общины больше нет, она исчезла, стерта с лица земли. Ты понимаешь это, сладкие щечки? Ничего не осталось. Все женщины, которых освободили, исчезли без следа, земля заброшена. Мы возвращались и проверили. Все мужчины были убиты: последователи-охранники, старейшины... этот гребаный дряхлый ублюдочный Пророк, которому вы все так любили поклоняться. Урод получил пулю прямо промеж глаз, его мозг кормит червей на земле вашей священной общины.

Лила вскрикнула как будто от боли, и я увидел, что слезы заполнили ее отстраненный взгляд. Я покачал головой в отвращении. Я понятия не имел, как она могла быть расстроена из-за потери этого морщинистого педофила.

Стикс поделился со мной кое-чем, что происходило в Ордене. Мэй поделилась с ним некоторыми подробностями, и брат почти потерял свой разум, зная, что его сучка страдала от такого обращения всю жизнь. Черт, я — аморальный байкер вне закона, и даже я был шокирован от их уровня садизма.

Чарльз Мэнсон⁵ в свете пророка «педофила» Давида выглядел как долбаная зубная фея.

Трахнутый на бошку, гребаный мудак, помешанный на Иисусе. Лучше быть на стороне Аида в своих грехах. По крайней мере ты знаешь, куда собираешься, когда попадешь к лодочнику. Нет нужды стремиться быть кем-то, кем ты не являешься. А лучшая часть этого? Ты можешь веселиться, как хочешь, когда живешь не по проклятым правилам, но это ощущается так чертовски правильно!

— Итак, вот что произойдет. Ты и я, ну, мы будем проводить много времени вместе. И скажу тебе сейчас, не утруждайся бороться с этим. Ты под моей защитой, и будешь делать то, что я сказал. Понятно?

Лила мгновенно кивнула головой, и я мог видеть сильный страх в ее глазах, ощущать ее бешеное дыхание.

— Хорошо. Так, во-первых, ты больше не будешь пытаться убить себя. Я не люблю плавать. Это чересчур тяжелое занятие. Я не люблю мокнуть. Это портит мои волосы, — я ухмыльнулся, подмигнул и добавил: — Но я более чем счастлив сделать тебя мокрой другим путем, сахарные титьки.