В обятьях зверя (СИ)

Стефан сыпал удар за ударом, оставляя на нежной коже жены красные полосы. На некоторых из них начинали выступать мелкие капли крови. С каждым ударом ему становилось немного легче, но, какой бы силы они ни были, ему казалось, что этого мало.

Силы покидали Елену, и Гилберт понимала, что больше бороться уже не сможет. Она рефлекторно закрывала лицо, чтобы не видеть Стефана, ей было невыносимо страшно, и от этого каждый удар, нанесённый им, становился в десятки раз больнее.

Девушка кричала от боли, извивалась, задыхаясь, умоляла прекратить эту пытку, но Сальваторе не трогали её слёзы и мольбы. Внутри у него разливалось приятное, необъяснимое тепло, а в голове была только одна мысль: «Теперь всё так, как и должно быть».

====== Глава 6 ======

Елена стояла, протирая и без того чистую полку с книгами. Она отчасти не понимала, что сейчас с ней происходит, всё делала на автомате, и ей казалось, что внутри не осталось ничего, кроме страшной, всеобъемлющей пустоты и дикого страха.

За окном уже третьи сутки шёл проливной дождь: холодный, неприятный, оседавший на волосах, одежде, лице. Холод пробирал до костей и, несмотря на то, что дома было тепло, Елена дрожала так, словно бы находилась сейчас на улице, одетая в тоненькое летнее платьице. Однако трясло её не только из-за этого. По её телу будто бы проходил сильный разряд тока, потому что в соседней комнате с кем-то из знакомых семьи Гилберт, позвонившего принести соболезнования, разговаривал Стефан. Он благодарил за слова поддержки и говорил, что в эти дни погода скорбит о таком светлом человеке, каким был Аларик. Он просил прощения за то, что Елена не может поговорить лично: мол, слишком тяжело она переносила такую внезапную смерть любимого дяди. Стефан говорил это всё, и его голос дрожал так, словно бы он сам потерял в тот вечер близкого человека.

Но именно он отдал приказ убить его.

Конечно, об этом не знал никто, кроме обитателей дома Сальваторе: Елены, Тайлера, Энзо и самого Стефана. Фраза «Ты знаешь, что с ним делать» словно бы пулей прошла сквозь Елену, пронзив болью и отчаянным страхом каждую клеточку её тела. Но она не могла представить, что именно имел в виду Стефан, произнеся эти страшные слова.

Труп Аларика нашли неподалёку от особняка, в котором жили Елена и Стефан. Якобы «обнаружив» его, Сальваторе сам позвонил в скорую помощь и полицию. Всё было выполнено кристально чисто, как выразился бы какой-нибудь следователь, если бы узнал о реальных причинах трагедии: рядом с телом Рика был пистолет, на котором нашли отпечатки его пальцев, глубина прохождения пули в виске соответствовала расстоянию, на котором обычно держит пистолет самоубийца, готовясь пустить самому себе контрольный в голову (когда он, иначе говоря, просто прижимает дуло к виску), поза мужчины тоже не вызвала у полиции подозрений, что смерть была насильственной. На теле Гилберта не оказалось даже следов от борьбы, которая завязалась между ним и Тайлером ещё в доме: Локвуд специально держал его за плечи, чтобы не оставить кровоподтёков на шее, а удар в висок, которым он его наградил, когда пытался увести, не был сильным, к тому же, выстрелил охранник впоследствии именно в тот самый висок. Конечно, скрыть следы было бы гораздо труднее, если бы Аларик в момент, когда Тайлер вывел его из помещения, был в сознании, но Локвуд предусмотрел всё: он стрелял в него, когда тот только начал отходить, поэтому удалось избежать и криков, и повторной драки.

Полицейским и прокуратуре было далеко не на руку заводить очередное уголовное дело, которых в производстве всегда было в избытке. Тем более без видимых доказательств. Тем более, если в нём была замешана известная в городе фамилия Сальваторе. По кодексу шериф опросил всех, кто находился рядом с Алариком в последние дни, — Стефана, Тайлера и Энзо. Опросить должны были и Елену, причём в первую очередь, как ближайшую родственницу, но этого не произошло: Стефан ясно дал понять, что сейчас она не готова давать никакие показания из-за своего психического состояния и, увидев, как она билась в истерике и кричала, когда муж всё-таки привёз её в отделение, сердобольный шериф счёл слова Сальваторе правдивыми и пожалел девчонку. Он был уверен, что и без её показаний уже всё было очевидно.

Стефан не позволил Елене даже уехать на похороны, лишь позаботился о том, чтобы тело Аларика перевезли в его родной Сент-Огастин. Теперь он не скрывал от жены свой истинный облик, и слежка за ней продолжалась двадцать четыре часа в сутки: из дома она могла выйти только со Стефаном или в сопровождении Тайлера и Энзо, дома кто-то из охранников тоже постоянно был поблизости.

Для Елены эти дни стали настоящим безумием. Поняв, что произошло с Алариком, она почувствовала, как внутри вспыхнул дикий огонь — это была нестерпимая ненависть. Но с ней в её сердце удивительным образом переплеталось совершенно иное чувство — надежда. Надежда на то, что всё совершенно не так. В сознании Елены по-прежнему будто бы существовали два Стефана. Первый — её муж, добрый, светлый, любящий. Второй — лютый зверь, готовый перегрызть глотку любому, кто перейдёт ему дорогу, сущий дьявол в обличье вихрастого парня с бездонными изумрудными глазами. И больше всего на свете ей сейчас хотелось верить в то, что второго на самом деле нет, что всё это просто страшный сон, который скоро закончится. А первого она по-прежнему любила, потому что в её сознании его образ никак не был связан с тем, что этот человек творил сейчас.

Елене казалось, что она начинает сходить с ума. По вечерам у неё стала подниматься температура, а по ночам её знобило. Дни начали сливаться в единый поток, окрашенный красным цветом крови на руках Стефана, которая иногда оставалась на них после его побоев. Быстро пришло осознание того, что помощи ждать неоткуда: в глазах каждого человека, который его знал, Сальваторе был любящим мужем и отцом, человеком с огромным сердцем, готовым помочь в трудную минуту, чего бы ему это ни стоило.

В этом аду на плаву Елену держал только один человек: её дочь. Пока Стефан не отнимал её у неё, но она не была уверена в том, что так будет всегда. Поэтому каждая минута, проведенная с малышкой, каждое прикосновение, каждый вздох были для неё сейчас бесценным богатством. Дочери Стефан не причинял зла, и Елена молилась только об одном: чтобы он не решил отомстить ей с помощью их ребёнка. Но она знала: если вдруг он решит разлучить их с Никки, она будет бороться за неё до последнего вздоха.

— Не думал, что вы со Стефаном любите пожёстче, — девушка вздрогнула, вдруг услышав за спиной насмешливый голос, полный уже знакомой самоуверенности.

Обернувшись, она увидела не кого иного, как Деймона. Он вернулся в Нью-Йорк неожиданно, кажется, даже для самого Стефана и, по собственным словам, теперь собирался в этом городе жить. Теперь в доме своего двоюродного брата он был частым гостем, и его присутствие подводило Елену ещё ближе к грани с безумием.

— Ты о чём? — заикаясь, пробормотала она, почувствовав, как у неё похолодели руки.

Деймон приблизился к ней, и в следующее мгновение она ощутила на плече прикосновение его тёплых пальцев. Сальваторе немного сдвинул край лёгкой кофты, которая была на ней надета, оголив часть плеча, на котором красовалась глубокая красная ссадина. Елена поспешила отстраниться от него и прикрыть ранку.

— БДСМ увлекаетесь? — усмехнулся Деймон, склонив голову набок, скрестив руки на груди и оперевшись на комод. – Неожиданно.

Следы побоев не видел никто, кроме Аларика и охранников. И в этот момент у Елены, словно вспышка молнии, промелькнула мысль о том, что, может быть… Нет, рассказать всё Деймону? Довериться ему? Абсурд, верх глупости и безрассудности. Стоит только раз посмотреть в эти ледяные голубые глаза, чтобы понять: ему нет дела до чужой боли, ему интересны только его чувства. Да и поверит ли он ей?

— Хотя, если честно, когда я смотрю на тебя, мне тоже хочется поэкспериментировать.

Сальваторе вновь без труда преодолел расстояние, которое разделяло их с Еленой, и прижал её своим весом к стене, одной рукой коснувшись её шеи, а губами коснувшись щеки. Елена подалась вперёд и оттолкнула брюнета.