Проблема с Джейн

— Отстань!

Он оттолкнул ее. Девочка снова принялась за свое, пронзительно повизгивая и краем глаза наблюдая за Джейн, продолжавшей нервно ходить по коридору. На маленьком столике возле стульев, обтянутых искусственной кожей, лежали бесплатные экземпляры журнала «American Baby». Джейн подошла к медсестре.

— Врач придет скоро?

Пожилая женщина взглянула на нее из-под очков.

— Что-то не так, милочка?

— Эти дети страшно шумят!

Она расплакалась. Женщина увела ее в небольшой кабинет и оставила одну, а спустя пять минут туда вошла доктор Элайн Брукс. Ее приветливая улыбка подействовала на Джейн успокаивающе. Обе женщины поднялись на пятый этаж в операционную. Там их ждали медсестра и акушерка. Джейн спросила у Элайн с тревогой:

— Вы же не уйдете?

Она делала все, что говорила доктор Брукс. Прикосновение босых ног к металлическим подпоркам было ей неприятно. Она почти ничего не почувствовала, когда акушерка ввела смотровое зеркало, а затем инструменты. Вакуумный отсос вычищал стенки матки. Следя за своим дыханием, Джейн широко раскрыла глаза и не сводила их с улыбающегося лица Элайн Брукс, которая приказывала ей вдыхать и выдыхать, подбадривала ее и хвалила, уверяя, что скоро все будет закончено. Операция продлилась всего лишь несколько минут, но Джейн показалось, что прошло гораздо больше времени. Акушерка достала инструмент, потом смотровое зеркало и вытерла кровь. Доктор Брукс похвалила Джейн за то, что та вела себя очень мужественно, и попросила не вставать. Джейн совсем не было больно. Когда она встала, то увидела на столе тазик, в котором плавал сгусток крови. Ее затошнило.

Домой она вернулась на такси. Через три часа ей показалось, что в животе у нее лежит камень. Она пошла в туалет, кровь хлынула из нее в унитаз. Согнувшись пополам, Джейн еле передвигалась. Ей было больно сидеть. И лежать. Боль не давала уснуть. Ладони вспотели, капли пота выступили на лбу, пальцы окоченели. Она боялась потерять сознание. Никого в Олд-Ньюпорте Джейн ни о чем не предупредила. Карри была в творческом отпуске и жила со своим мужем в Пало-Альто. Джейн боялась, что внутри у нее что-то разорвалось и она скоро умрет. А может, это было именно то, что доктор Брукс называла простым недомоганием. Необходимо подождать до утра.

Телефонный звонок разбудил ее в десять вечера. Согнувшись от резкой боли в боку, словно туда вонзили кинжал, она с трудом добралась до гостиной. Давно пора было позвонить на станцию, чтобы ей провели телефонную розетку в спальню.

— Привет! — услышала она голос Эллисон. — Я думала, что тебя нет, и приготовила сообщение.

Они разговаривали десять дней назад. Известие о том, что Джейн забеременела, явилось настоящим ударом для Эллисон, которая уже три года тщетно пыталась зачать ребенка. Однако, не став рассуждать об иронии судьбы, она предложила Джейн приехать к ней на неделю. Для Эллисон, как, впрочем, и для всех остальных — родителей Джейн, Сьюзи и Эрика, — было очевидно, что Джейн не может оставить ребенка от человека, с которым провела одну ночь, как и не может нянчиться с малышом, когда ее карьера только начинается. «У вас с Эриком просто не будет времени для себя, а это плохо для отношений». — «Ты не понимаешь, — ответила Джейн. — И я не думаю, что ты в состоянии понять». Эллисон некоторое время молчала, потом заговорила слегка дрожащим голосом: «Не в состоянии понять, потому что я никогда не была беременна, да? И это ты мне говоришь? С твоей стороны это не слишком вежливо, Джейн».

Джейн извинилась, сославшись на то, что очень нервничает. Эллисон подобрела: «Но почему бы тебе не оставить ребенка, если ты этого хочешь? В конце концов, почему бы и нет? Не слушай, что тебе говорят. Слушай свой внутренний голос». — «Но его отцом вполне может быть и Бронзино, — медленно произнесла Джейн. — Конечно, я уверена, что это не он, но по срокам это возможно и даже более правдоподобно». — «Понимаю». Возразить было нечего. Эллисон была в курсе всего. Когда Джейн позвонила ей после разрыва с Бронзино, Эллисон ее отругала: «Что? Уже? Я тебя не понимаю. Ты напоминаешь мне человека, отказывающегося вступать в клуб, когда его наконец туда принимают. Ты ведешь себя как ребенок, Джейн». Но неделю спустя, когда Джейн рассказала ей об Эрике, Эллисон поняла ее.

— Ну что? — спросила Эллисон. — Ты пойдешь к врачу?

— Да.

— И когда?

— Я была у него утром.

Наступила пауза. Эллисон, которая почти никогда не плакала, вдруг разрыдалась. Джейн почувствовала, что внутри у нее что-то отпустило, и впервые за день тоже расплакалась.

Джейн собиралась побыть у родителей неделю, однако уже на четвертый день вернулась домой. Грудь у нее набухла и побаливала, но больше ее ничто не беспокоило. Просто хотелось снова проснуться в своей постели и приступить к занятиям.

Бронзино позвонил через десять дней. Он, пока еще неофициально, хотел сообщить новость: на следующий год ей дали стипендию на стажировку в Париж. Такой успех, который обрадовал бы ее еще два месяца назад, сейчас не вызвал никаких чувств. Париж, через год — это было что-то абстрактное. Однако она была довольна, что он не держал на нее зла. Внезапно ей в голову закралась мысль: а не поддержал ли Бронзино ее кандидатуру, чтобы разлучить с Эриком? Нет, он не мог быть таким коварным. Ей показалось, что он искренне рад за нее.

Джейн и Эрик общались по телефону не чаще раза в неделю. Обычно их разговоры длились не более десяти минут, то и дело прерываясь молчанием. Они договорились, что на День Благодарения она приедет к нему.

Джейн знала о нем лишь то, что он красив.

Они встречались всего два раза. Первый раз, двенадцатого сентября — на вернисаже китайской живописи в музее Девэйнского университета. В тот вечер, когда он проводил ее до дома, она ошарашила его своим вопросом: «Не хочешь зайти?». Второй раз это было вечером семнадцатого сентября, когда Эрик специально прилетел из Германии, чтобы поужинать с ней.

Он позвонил в дверь ровно в семь часов. Страх охватил ее, когда она пошла открывать: она даже не помнила его лица, в памяти сохранился лишь великолепный костюм, в котором он был на вернисаже. И вот он стоял на пороге — в джинсах, серой майке, кроссовках, словно сошедший со страниц глянцевого журнала мод. Из тех мужчин, которые никогда не проявляли интереса к Джейн. А вот он проявил, и сейчас стоит перед ней, улыбаясь и протягивая желтую розу. Такого же типа, как Эл, только еще и красивый: высокий, стройный, широкоплечий, с тонко очерченными чувственными губами; каштановыми волосами, ниспадающими шелковистыми прядями на его высокий лоб; с лучезарной, слегка ироничной улыбкой, обнажающей его ровные зубы, и слегка прищуренными светлыми глазами.

— Я могу войти?

Она загораживала ему проход, стоя как истукан и думая, что в этот момент происходит что-то из ряда вон.

Эрик отвез ее в местечко, где она еще не бывала, — «Маленькую Италию» в Олд-Ньюпорте, по другую сторону железнодорожного полотна. В ресторане было полно народу, но ни одного преподавателя из университета, только коренные жители города. Блюда были изысканные, но Джейн совершенно не могла есть. Склонившись друг к другу над горящей свечой, они проговорили несколько часов. А когда очутились на улице, сразу же потянулись губами друг к другу. Натянутые как струна, они несколько секунд стояли, не шевелясь, а потом стали безудержно целоваться, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих. Почти час они целовались еще и в машине, прежде чем он наконец завел мотор. И продолжали целоваться, останавливаясь на красный свет перед каждым светофором, пока водители сзади не начинали сигналить им. Перед ее домом он заглушил мотор и с улыбкой спросил: «А как насчет виски?»

За завтраком Эрик объяснил, что получил стипендию и должен год проработать в музее Далхейма в Берлине. Ему нужно лететь туда прямо сегодня.

— Сегодня?

Он собирался ехать в Берлин из Мюнхена, но потом передумал. Однако завтра в Берлине состоится прием, на котором он обязательно должен присутствовать.