Проблема с Джейн

Она машинально исправила:

— Эленоре.

Все студенты добавляли это «о». Стив покачал головой, как бы извиняясь.

— …Эленоре, что la mort, которую он к ней испытывает, умерла. Но он…

Джейн нахмурила брови.

— L’amour[8], — сказала она, делая ударение на последнем слоге, — а не la mort: если ты произносишь «ля мор», то получается смерть. А между любовью и смертью все-таки есть разница.

Студенты громко засмеялись.

— У, о, — подхватила Джейн. — Повторяй за мной: у.

— У.

— О.

— О.

— Ля мур.

— Ля мор.

— Ля мур! Ты что, не слышишь? Ля мур!

— Ля мор.

— Ты все равно произносишь «ля мор». Стив, тебе нужно пойти в зал для прослушивания. Из-за тебя мы теряем время.

Парень опустил глаза. Двенадцать студентов враждебно смотрели на Джейн. Из-за того, что «ля мур» и «ля мор» звучат почти одинаково во французском языке, она не имеет права издеваться над их самым прилежным товарищем. Сильно покраснев, он, казалось, готов был вот-вот расплакаться. Но тут неожиданно для всех разрыдалась Джейн.

Студенты еще больше удивились. Невиданное дело — преподаватель, плачущий во время занятий.

— Вы в порядке, мисс Кук? — спросила одна из студенток.

Джейн повернулась к стене. Все молчали. Бедный Стив не осмеливался поднять глаза. Джейн достала из кармана носовой платок и высморкалась прежде, чем повернуться к аудитории.

— Прошу прощения. Я не очень хорошо себя чувствую. На сегодня — все.

Студенты, собрав тетради и книги, встали. На их лицах читалось сочувствие.

— Выздоравливайте поскорее, мисс Кук.

Словно робот, прошла она расстояние в сто метров, отделявшее старое университетское здание, построенное в неоготическом стиле, от современного кирпичного корпуса факультета. Поднявшись на четвертый этаж, она спросила у Дон, секретарши, показывая пальцем на дверь директора:

— Он у себя?

— Да. Пока один.

Джейн постучала.

— Войдите!

Она толкнула дверь. Норман Бронзино, сидевший за широким письменным столом, заваленным книгами и бумагами, приветливо улыбнулся.

— Джейн! Как дела?

После того как три недели назад Джейн сказала ему, что ее смущает слишком большая разница в возрасте, и поэтому ей необходимо побыть одной и хорошо вес обдумать, они при встрече стали ограничиваться кратким «Привет!». В тот раз Норман остановил машину на паркинге, прямо напротив океана, но не для того, чтобы полюбоваться красивым пейзажем. Просто Бронзино не хотел, чтобы его видели вместе с Джейн в городе. Он сказал, что возраст любви не помеха, но понимает ее сомнения. Временная разлука его тоже устраивала. В связи с приближающимся разводом Бет могла нанять частного детектива, чтобы собрать против него компрометирующие материалы. Поэтому те несколько недель, что они встречались, он старался быть крайне осторожным. Он запретил ей звонить ему даже на работу, а сам ни разу не оставил сообщения на ее автоответчике и проникал к ней в квартиру как воришка, после работы, не оставаясь больше, чем на час.

Он подошел к ней и обнял.

— Что случилось?

Джейн отстранилась.

— Я беременна.

— А я как раз собирался тебя об этом спросить. Знаешь, у тебя изменились глаза, кожа, тело, и это мне напомнило Бет. Значит, я не ошибся.

Он улыбнулся, довольный то ли этой новостью, то ли своим собственным чутьем.

— Еще десять дней — и я свободен.

— Я не думаю, что это твой ребенок.

Бронзино пристально взглянул на нее. Джейн выдержала его взгляд.

— Я встретила другого мужчину и хотела тебе об этом сказать. Не в такой ситуации, конечно. Очень жаль. Не злись. Все это слишком больно. Я решила сделать аборт.

Изменившись в лице и сгорбившись, словно старик, Бронзино медленно подошел к глубокому креслу, обтянутому черной кожей, стоявшему перед письменным столом. Опустившись в него, он принялся играть с шариковой ручкой, снимая и надевая на нее колпачок. Зазвонил телефон. Он поднял трубку.

— Да… Нет… Я позвоню ему через пару минут.

Положив трубку, Норман холодно взглянул на Джейн.

— Зачем ты пришла?

— Мне нужен отпуск. Я не могу вести занятия. После аборта я хотела бы погостить несколько дней у своих родителей.

— А кто будет за тебя работать? Я?

Она не ответила.

— Ты думаешь, что студенты платят двадцать тысяч долларов в год, чтобы ты трахалась направо и налево?

По щекам Джейн потекли слезы. Она встала.

— Кто он?

Голос Нормана смягчился. В его глазах она увидела столько страдания, что, уже взявшись за ручку двери, остановилась.

— Он преподает на факультете истории искусств, — сказала Джейн и, подумав, что отсутствие Эрика успокоит Бронзино, добавила: — В этом году он в Германии, в творческом отпуске.

— Как его зовут?

— Эрик Блэквуд.

Бронзино покачал головой.

— Я его знаю. В прошлом году он был в Центре Крамера. Так вот почему ты порвала со мной. Мне следовало догадаться.

Что тут скажешь: Бронзино несомненно проигрывал в сравнении с молодым и красивым Эриком. К тому же и перспективным — ведь не случайно его приняли в Центр.

— Да нет же! Я сказала тебе правду: меня действительно смущала разница в возрасте. Эрика я встретила позже.

Это была полуправда. Они с Эриком тогда даже не поцеловались. Еще ничего не было ясно. Нет, неправда: все было ясно. Как дважды два — четыре. Она уже все поняла в тот же вечер, когда они познакомились. Около одиннадцати Эрик проводил ее домой.

— Хочешь что-нибудь выпить? — предложила она. — У меня есть виски.

Он посмотрел на часы.

— Я бы с удовольствием, но это неразумно. Завтра у меня поезд в семь утра. В девять — встреча в Нью-Йорке, а вечером я улетаю в Германию.

— В Германию?

Вечно одно и то же: не успеешь познакомиться с обольстительным холостяком, как тут же между вами возникает пропасть. Однако холостяком ли? Возможно, он женат, но не носит кольцо. Или помолвлен с немкой. Или разведен и отец троих детей. В конце концов, ей о нем ничего не известно. Соблазнительно улыбаясь, он вдруг спросил:

— А может, тебе поехать со мной?

— В Германию? — глупо спросила Джейн.

— В это время «Люфтганза» делает скидки: билет стоит не больше трехсот долларов. Коллоквиум будет проходить в небольшом городишке Айштате, в двух часах езды от Мюнхена, там полно памятников в стиле барокко. Это, кстати, недалеко от Шварцвальда, мы можем съездить туда на уик-энд.

— Айштат?

— Ты знаешь этот городок?

— Я знаю кое-кого, кто там живет.

Он был удивлен, но все-таки не настолько, как она. Джейн не могла прийти в себя. От изумления у нее кружилась голова. Эрик, его красота и эти удивительные совпадения: и то, что. он ехал в тот город, где жил немец-врач; и то, что они познакомились как раз в тот момент, когда она начала задумываться, почему у нее ничего не получается с Бронзино; и то, что он как ни в чем не бывало предложил полететь с ним в Европу, а значит, поселиться с ним в одном номере, хотя они познакомились всего четыре часа назад и даже не дотронулись друг до друга. Но Джейн уже готова была согласиться и совершить самый безрассудный поступок в своей жизни.

— Позвонишь из аэропорта и скажешь секретарше, что заболела, — предложил Эрик, обольстительно улыбаясь.

Нет, она не могла, но не из-за занятий, а из-за чего-то другого, очень важного, сказала она, не став уточнять из-за чего. А на следующий день заявила Бронзино, что некоторое время они не должны больше встречаться.

Зазвонил телефон. Бронзино снял трубку.

— Да… Минутку. — Прикрыв рукой микрофон, он печально посмотрел на Джейн. — Бери свой отпуск, — устало произнес он. — До свидания, Джейн.

Она повернула ручку двери и в нерешительности застыла.

— Спасибо.

— Думаю, это я должен благодарить тебя за твою честность.

Девятнадцатого октября Джейн проснулась рано, чтобы выпить обезболивающее. Без десяти девять она уже была в отделении гинекологии Медицинского центра. Джейн не могла усидеть на месте и ходила взад и вперед по узкому коридору, улыбаясь симпатичной девчушке лет четырех, которая сидела рядом со старшим братом, читавшим иллюстрированный журнал. Малышка, покраснев, вскарабкалась на стул, ущипнула брата, потом попыталась вырвать у него журнал и, наконец, схватила бейсболку.