За широкой улыбкой (СИ)

- Ты хочешь поговорить? – кидает злобное ему, не скрывая агрессию.

- О-о… всё понятно, - махнул товарищ на него рукой.

- Ты сейчас домашешься! – не сбавляет оборотов Ерёмов.

- Соврала, - громко, резко, дабы остудить пыл.

Обрушили все взгляды на меня, повернулся ко мне и Гриша.

Шумно сглотнуть слюну от волнения и продолжить:

- Сказала, что домой поехала. Будто у меня там какие-то документы по Евсееву остались, еще с прошлого раза.

- По маньяку, - уточнил Борис.

- А-а… - затянули многие.

- Ну, молодец, - вдруг схватил рюмку тот, кто и затеял всю эту неловкость. – Так выпьем же за наших!

- Угомонись! – рычит Ерёма.

- Да всё нормально, - отдергиваю его словом. Взгляды тотчас невольно встретились, отчего резко осеклась, отвернулась из-за смущения я.

-----------------------------

Глава 7. Девочки и мальчики

-----------------------------

***

Ох, уж эта банька: то девочки, то мальчики, то вперемешку… И меня барышни все пытались затащить. Если бы не грозный взгляд Гриши, то не за что б не отступили от затеи, думая, что, когда отнекиваюсь – шучу: прибедняюсь, играю, дразнюсь; боюсь, в конце концов, но уж никак не… отчаянно прошу смилостивиться и оставить меня в покое.

Но недолго счастье было. Дверь распахнулась - и без стука буквально ввалилось несколько мужчин: причем в верхней одежде и в обуви. Девки вмиг (обученные) вскочили с лав и гуськом, погоняя одна другую, потащились в парилку. Схватили и меня за руки.

Не сопротивляюсь, но в ужасе смотрю на Ерёмова…

Кивает мне с виноватым видом.

- В душевой посиди, - читаю по губам.

…

Но какая душевая, когда целая орава развеселых девиц? Буквально морем меня, волной затянули внутрь парилки.

Тотчас сбросили с себя полотенца, простыни – и развалились на скамейках.

Теснюсь в углу и я.

- Раздевайся, - хохочет одна из девушек, попытка проявить напор, но моя резкость тут же ее останавливает. Скривилась – но подчинилась. Вернулась на свое место обратно.

- А ты, - вдруг отозвалась другая, - от кого?

- В смысле?

- Дура, - хохочет та, которую я «поддела» с балериной тогда. – Она не по этой части.

- А-а, - ведет щекастая. – А то я думаю, какое-то незнакомое  лицо. Да еще и… Ереме – калеку?

- Ты че, больная? – вступается (на удивление) та же.

Поежилась я, прячу смущенно взгляд.

- Не ну, а что? Сами не видите? Ниже шеи – места живого нет, - пожимает плечами. – Ну, если она – ущербная, что я сделаю?

Резко встаю, шаг ближе. Глаза в глаза (напряглась «защитница», не то за меня, не то за нее):

- Я-то, может, и изуродована, …но никак не ущербна, в отличие от тебя, не имеющей мозга.

Резвый разворот – и пошагала на выход.

Глубокий, свободный вдох – подойти к душу. Включить воду на полную катушку. Присесть рядом на скамью, бесцельный взгляд пред собой.

- Ты прости ее, - вдруг послышалось сзади. Шаги ближе. – Она, и вправду, дура.

Поднимаю глаза.

Та самая «защитница». Надо же?

Смущенно улыбаюсь.

- Спасибо, что вступилась.

Хмыкнула девушка:

- Да брось ты. Любой бы так поступил…

Невольно ехидно рассмеялась я (вновь взорвавшись от злости):

- Ну да, я же – калека.

- Нет, - вполне серьезно, спокойно ответила та, присела около. – Не калека, а новенькая… во всем этом балагане. Особенно эти «временные» напрягают. Сегодня есть – завтра нет, а впечатления от них остаются надолго. Дольше даже, чем у самих парней. И это – факт.

Смеется. Не выдерживаю – и тоже поддаюсь на ее настроение: улыбаюсь. Короткое движение – и учтиво закручиваю кран.  Вновь уставиться на «новоиспеченную подругу».

- Я, кстати, - внезапно протянула мне руку она, - Елена.

- Тамара, - и только я, было, хотела пожать ладонь в ответ, как дверь распахнулась – завалился один из молодых людей и радостно вскрикнул:

- Де-воч-ки! А мы по вам уже соскучились!

Завизжали, захихикали враз счастливо барышни, тут же вскакивая с мест.

Улыбается и моя «защитница»:

- Пошли?

Киваю одобрительно головой.

Только встали, подались на выход, как тотчас к нам ворвался Еремов, едва не сбив нас с ног - невольно попятились.

- Идешь? – кинул мне, растерянно заметав взгляд то на меня, то на мою «соседку».

- Иду… - неуверенно шепотом.

Живо ухватил за руку и едва не силой повел, поволочил за собой.

Не могу понять, что не так.

Но секунды – и вот оно, прозрение. Новоприбывшие гости, да плюс еще, видимо, несколько – и всё: мест на всех не хватает. Но было бы желание, а решение всегда найдется: раззадоренные такими нескромными возможностями, вмиг парни хватают своих девиц и усаживают себе на колени.

Та же участь… постигла и меня. Попытка сопротивляться, отстоять свою честь, но Еремов даже не замечает. Силой принуждает замереть в его объятиях – и уже за разговорами, мыслями уходит куда-то далеко.

И всё бы ничего, и ко всему можно было бы привыкнуть, если бы это его «забытье» и «увлечение болтовней» не переходило все границы: то погладит меня по бедру, то сильнее сожмет за талию, то непременно под моей грудью нужно начать расчленять свой мандарин.

- Ты специально? – не выдерживаю и оборачиваюсь. Глаза в глаза, а лица невольно так близко, что уже даже о приличии сложно говорить.

- Что? – добродушно улыбается.

- Хватит меня лапать, - рычу тихо на ухо.

Взгляд в глаза. Смеется:

- Я не лапаю. Почисть лучше мне рыбку.

- Какую, нахрен, рыбку? – злобно возмущаюсь.

Не сбавляет улыбку:

- Ну, вон, та, что около Коляна.

- Не знаю, ни где твой Колян, ни где твоя рыбка! – бурчу.

- Я почищу! – внезапно вклинивается в наш разговор девушка, сидящая по соседству (одна, на лавке; и да, ей место нашлось).

Метнула я на нее злобный взгляд. Нервно сглотнула та слюну – но не отступила.

А этот только и потешался, ой, как вкушал мою невольную, неожиданную ревность.

Идиотизм. Отворачиваюсь. Делаю вид, что меня это вообще никак не заботит. Плевать.

Даже когда она начала кормить его с рук. Даже когда начал он ей шутки травить, а она -добросердечно заливаться, угорать над ними.

Глубокий вдох. Попытка резко встать, однако тотчас Еремов вмиг хватает меня за бедра (невольно, или нарочно) нырнув под простыню. Силой усаживает обратно.

- Отпусти! – пытаюсь выкрутиться, отбиться от него.

- Ты что, в белье? – игриво шепчет, а сам, словно не понимает, что я уже в бешенстве, что не шучу.

- ОТПУСТИ! – яростно, нарочно причиняя боль.

Поддается. Однако весь этот переполох задел всю тесную компанию – пришлось встать и соседям, чтоб я отчаянно выбралась из кучи.

Заторопился и Григорий.

- Ты чего?

Врываюсь в раздевалку. Покорно следует за мной. Закрывает дверь (щелкнул замок).

Разворачиваюсь к нему лицом:

- Хватит цирка! Я – домой.

- Ну, ты чего? Тут осталось – еще немного: посидим, да по домам уже разъедемся. Все, а не по одному.

- Ты надрался, и теперь у тебя чешется? Так вон, бери любую!

- Любую, да не любую… - многозначительный, пристальный взгляд.

Шумно вздыхаю. Отворачиваюсь на миг.

- Нет, я не понимаю! Ты же обещал, что будет всё цивилизовано! Но нет! - возмущенно взмахиваю руками. – Мало того, что я всю твою «радость» ко мне собой чувствую, так ты еще руки начинаешь распускать! КАКОГО ХРЕНА? Ты же обещал!

Молчит. Лишь пристыжено улыбается. Подался немного назад и устало оперся на стену спиной.

- Ну-ну, я слушаю, - подначивает. А глаза уже слипаются, словно вот-вот уснет. Ублюдок.

- Что «ну-ну»? Чего ты добиваешься? Мало тебе было унизить меня, да? Что еще хочешь? Отыметь?

- По-го-ди! – мерно, с сарказмом, проговорил он. Словно ожил. Глаза распахнулись. Кулаки сжались. Шаг ближе – и заглянул в очи. Тон голоса стал жестким, мерзким: – Унизил? И чем же это я тебя унизил, а? Тем, что привёл в свою семью? Или тем, что обнимал? Или что возбудился на тебя? А? Ну-ка, скажи мне! Чего молчишь? – грубо, вызывающе всматривается мне в глаза на расстоянии вдоха.  - То, что ты не принимаешь себя такой, какой ты теперь являешься, это - твоё собственное унижение… тебя самой. А не моё, или чье-либо еще. МНЕ – ПОХ** НА ТВОИ ШРАМЫ! Если ты еще это не догнала. То скажу я тебе так. Прямым текстом. А если у тебя маргарин в башке – то это твоя проблема. И топи его в себе сама. Мне некогда таким дерьмом заниматься!