Рыцарь в потускневших доспехах

— Не стоит, — коротко ответил он. Они смотрели друг на друга.

— Ну, пока, — нервно бросила она. Он улыбнулся так же нервно. Она повернулась, чтобы уйти. Но когда Даллас повела Стефи к дому, он последовал за ними. Возникла неловкость, когда на крыльце Даллас обнаружила Кристофера за своей спиной. Она глубоко вздохнула, не зная, что предпринять:

— Еще раз спасибо.

Это означало “до свидания”. Но, когда Даллас открыла дверь, он придержал дверь для нее, а затем решительно направился за ними в кухню. Даллас удивилась и снова уставилась на него, но, прежде чем она успела что-либо сказать, светловолосая девчушка по имени Ренни, написанном у нее на футболке, промчалась мимо нее, перескакивая через две ступеньки. На третьей Ренни споткнулась о скейт и растянулась. Но, ничуть не смущаясь, поднялась:

— Вы нашли Стефи!

Даллас выдернула из косы Стефи развязавшуюся красную ленту и бросила ее на пол.

— Она выходила на причал. Если бы не… — Даллас неуверенно повернулась к Кристоферу, отметив боковым зрением его мужской торс, и залилась румянцем.

Неожиданно он почувствовал неловкость, жар и смущение, вспомнив, что не надел рубашки. Взглядом он касался ее рта и округлостей груди, но заставил себя отвести глаза. Когда его взор остановился на хромированном тостере, его лицо было столь же пунцовым, сколь и ее. Да, черт побери, так оно и было.

После такого обоюдного взгляда взрослые уже не слышали ни слова из того, что говорила Ренни. Они безмолвно старались не замечать друг друга, но у них это не получалось.

— Маленькая негодяйка! — сердилась Ренни, разряжая атмосферу. — Ее все время тянет на причал! А там так глубоко!

— Да, — подтвердила Даллас. — Но сейчас опасность миновала. Ренни, дорогая, будь умницей, уложи ее в постель.

Стефи демонстративно уткнулась в тетину шею, обхватив ее ручонками. Даллас пообещала умоляющим голосом:

— Дорогая, я скоро к тебе приду. Стефи не отпускала ее.

— Пожалуйста, дорогая. Я только скажу прекрасному человеку, спасшему тебя, “до свидания”.

Стефи подняла на него большие заплаканные глаза:

— Никакой он не прекрасный.

— Стефи, ты грубиянка.

— А что, если он — мой настоящий папа и пришел, чтобы забрать меня?

Лицо Даллас стало белым, как бумажный лист.

Кристофера будто ударили под дых. Неужели это конец — так быстро? Он похолодел.

Даллас первой пришла в себя:

— Так вот почему ты так испугалась. — И нежно сказала девочке:

— Дорогая, это не твой папа. Но даже если бы он им и был, я бы не отдала тебя ему — разве я не говорила тебе?

Кристоферу было трудно дышать.

— А сейчас поднимайся наверх вместе с сестрой, — велела девочке Даллас.

Со ступенек Стефи бросила долгий подозрительный взгляд вниз, на Кристофера, потом взбежала наверх. Теперь Даллас и Кристофер остались одни в кухне, заставленной детскими тапочками, тарелками, ведрами и бидонами с продуктами. Их взгляды встретились. Никогда раньше он не был более во власти женщины, чем теперь.

Она поспешно отвела глаза. Подняла с полу пару грязных носков и сунула их в теннисные тапочки.

— Вы ели?

Кристофер поперхнулся и покачал головой.

— Ванная направо, через холл. Там вы найдете все необходимое для вашей ноги.

Пока он бинтовал свою пятку, Даллас приготовила кое-что из еды. Когда он вернулся, она поставила перед ним тарелку с подогретой курицей-гриль и бобами и села напротив:

— Мы можем поговорить, пока вы едите. Но они не разговаривали. Догадка Стефи о том, что он ее отец, застряла в мозгу Кристофера. Этот ребенок умен и похож на него.

— Ваша курица даже лучше ваших креветок, — осторожно произнес он.

Она поставила для себя чашку кофе.

— Жареная курица — мое фирменное блюдо. Кристоферу было неудобно поглощать ее курицу, но еще более неудобно стало, когда он доел, потому что он не мог быть искренним. Он старался не смотреть на нее, но поминутно поднимал на нее глаза. Золотистые волосы обрамляли ее лицо подобно нимбу. Ее тело было изящным и по-женски соблазнительным. Именно поэтому он не мог думать ни о чем другом, кроме нее. Он привык к красивым женщинам: ему всегда было с ними легко. Что же сейчас произошло с ним?

— Вы приготовили великолепное блюдо, действительно великолепное. — Он спохватился. — Я уже говорил это, не так ли?

Она села напротив, сжимая пальцы.

— Вам не обязательно было кормить меня.

— Это единственное, чем я могу отблагодарить вас, — мягко ответила она.

— И не надо благодарности.

В ее голосе было столько искренности, что он почувствовал себя обманщиком. Даллас коснулась его руки, и тепло от ее бархатной кожи проникло в него. Но потом она взглянула на свои пальцы — и покраснела, молниеносно отдернув руку.

Он смотрел в ее напуганные глаза. Женщину, сидящую перед ним, окружала тайна. Она не доверяла ему. Только ли ему? Или всем мужчинам вообще? Ему нужно продвигаться вперед медленно, очень медленно. Хотя он предпочитал другой стиль.

— Наверное, мне не следовало сегодня вечером есть креветки Гордона, — не совсем искренне стал извиняться Кристофер.

— Забавно было видеть, как он расстроился, — ослепительно улыбнулась Даллас. — Он собственник — что его, то его. Вам, возможно, этого не понять.

Кристофер поднял красную ленту Стефи. Его шершавые, загоревшие пальцы растягивали мягкий атлас. Он аккуратно отложил ленту в сторону.

— Я понимаю. — Пауза. — Знаю: у меня нет права спрашивать об этом, но… — Его глаза встретились с ее глазами. — Вы принадлежите Гордону?

— Я — я не принадлежу никому. — Она была очень бледна.

— Какая жалость. Вы прекрасная женщина.

Все еще бледная, она парировала:

— Я так хочу.

— Вы в этом уверены?

— Конечно. — Ее растерянный взгляд старательно обходил его. Она говорила чуть слышно, нервно теребя красную ленту Стефи. — Зачем вы приехали? Вы не похожи ни на кого из тех, кого я знаю.

— По-вашему, это плохо?

— Может, и так. Главное — то, что чувствуешь.

— А что вы чувствуете — хорошее или плохое?

В ее глазах появился страх.

— Опасность. — Ее слова замерли в воздухе. В кухне стояла напряженная тишина.

— Для меня это комплимент, — ответил он бархатным голосом, не отрываясь глядя на то, как она облизывает пересохшие губы.

Она превзошла все его ожидания. Кристофер испытывал возбуждение и беспокойство. И хотел от нее того, чего раньше не ждал ни от одной женщины: понимания.

Кристофер подался ближе к ней. На мгновение между ними, казалось, повисло наэлектризованное молчание. А затем она так быстро вскочила, что опрокинула стул. Хлопнула дверь: Даллас выбежала наружу, подальше от Кристофера.

Даллас испугалась. Кристофер представил, что случилось бы с ней, узнай она, кто он на самом деле. Задумчиво поднял ее стул и поставил у стола. Открыл дверь — она стояла, прислонясь к дому, пряталась в тени, обхватив себя руками. Его пульс все учащался. Он впился в нее взглядом.

— Что вы намереваетесь делать? — прошептала она в темноте.

Кристофер шагнул вперед:

— Я не знаю самого себя.

— А я принадлежу самой себе.

— Так ли уж вы этого хотите?

— Так должно быть.

Лунный свет окрасил ее волосы серебром.

— Действительно? — Он подвинулся ближе к ней. — Почему?

У нее перехватило дыхание.

— Вам нужно сейчас уйти. — Она вжалась в стену дома. — И вернуться на вашу яхту. Я хочу, чтобы вы уплыли и никогда больше сюда не возвращались.

— Прямо сейчас? — Он стоял так близко, что ощущал обволакивающее тепло ее тела. Все его существо заполнилось ее изысканным запахом. — Дорогая, для каждого из нас это не выход.

Он нагнулся и взял ее за плечи, притянул к себе.

— Не волнуйся, дорогая. Я не сделаю тебе ничего плохого.

— А если ты не сможешь справиться с собой? Он нервно сглотнул. Его мозолистая рука ласкала ее щеку, а потом спустилась вниз, к ее шее. Ее кожа оказалась столь же нежной, сколь и ленточка Стефи, — только еще шелковистее и теплее. Он почувствовал ее дрожь даже от легкого своего прикосновения, и едва заметная улыбка пробежала по его лицу.