Студентка с обложки

— Женщины в халатах их часто носят, — говорит мне Морис.

Потом дает Айяне пару крошечных скромных гвоздиков и снимает с пояса большую булавку с полудюжиной колец.

— Замужем? — стонет Айяна. — Для этого каталога?

— Конечно, дорогая. — Морис выбирает два фальшивых золотых кольца и надевает нам на пальцы. — Иначе начнутся жалобы.

— То есть я рекламирую халат толстушкам, которые готовы весь день ходить в красном полиэстеровом халате с плеча несовершеннолетней невесты, если добавить к нему пару унций золота?

— Что-то вроде того, — отвечает Морис.

Я фыркаю. Айяна заливается громким хохотом, а отсмеявшись, улыбается:

— Хорошо сказала!

Я гордо выпрямляюсь.

Через пару часов мы снова на площадке вдвоем, в шелковых пижамах подходящих цветов. Нас уже вот-вот будут снимать. И вдруг:

— Аййй-и-и! Аййй-и-и!

По студии разносится странный визг: девушки или морской касатки? Мы оборачиваемся. По ступенькам сбегает пятно золотистых Кудряшек и несется прямо к фотографу.

— Кон-ра-ди-и-чек!

О боже! Все знают, как Конрад не любит физических контактов! Я заранее ежусь — сейчас что-то будет! — и кошусь на свою новую подругу. Айяна удивлена не меньше меня. А Конрад широко разводит руки и расплывается в широченной улыбке.

— Моя пышечка!

Пышечка… Кто такая?

Они долго и крепко обнимаются, после чего Конрад кричит:

— Девушки! Познакомьтесь, это Джессика!

Джессика поднимает руку, по-детски растопырив пальчики, и раскрывает пухлые губки в улыбке:

— Приве-е-ет!

— Привет, — отвечаю я.

Айяна, по своему обыкновению, что-то бурчит. И я с ней на этот раз солидарна. Золотистые кудри, губки бантиком, голубые глазки-пуговички, ресницы как у Бэмби, белая ажурная блузочка, расстегнутая по максимуму, узкие-преузкие джинсы — таких, как Джессика, мужчины называют «цыпочками». Японцы упираются руками в колени и подаются вперед. Майк — загорелый, поджарый Майк, по которому я сохну все лето — и другие ассистенты Конрада пялятся на нее восхищенными глазами. Я чернею от злости: зачем она явилась? Разве двоих недостаточно?

После сессии Айяна уходит звонить в Париж, а я — переодеваться.

— Привет опя-ать! — Джессика стоит посреди гримерной голая до пояса и улыбается. Длинные кудри каскадом спускаются до плеч и щекочут соски. Она похожа на Еву. Или «Моего маленького пони», только повыше. — Я Джессика! — выдыхает она.

Ну да, слышала.

— Эмили.

Джессика обнимает меня так же любовно, как пару минут назад — Конрада, а потом продолжает стриптиз, напевая «Дэф леппард», сначала тихо, потом громче. Она медленно расстегивает пуговицы своих белых джинсов. Все расстегнуто — она выгибает спину и отклячивает зад — совсем как в фильмах. Я ретируюсь в кабинет — крошечную комнатку, где я познакомилась с Конрадом. Беру потрепанную «Джен Эйр» — классику, которую я решила прочитать.

— Чудесно, чудесно! Теперь поверни свои роскошные ляжечки в профиль!

— Прекрасно! — Щелк.

— Прекрасно! — Щелк.

— За-ме-ча-тель-но! — Щелк. Щелк.

Прости, Шарлотта! Я бросаю книгу и иду по коридору в студию. Джессика на площадке, в кружевном лифчике и трусиках цвета слоновой кости. Ягодицы опираются — совсем чуть-чуть — на люцитовый табурет; одна нога стоит на нижнем кольце, другая касается платформы. Поза жутко неудобная: весь вес, какой бы он ни был, держится на двух пальцах ноги и на одной руке, которая, хотя и не видна в объектив, но наверняка дрожит от напряжения. Но Джессика стойко терпит, с ее лица не сходит выражение, необходимое для рекламы нижнего белья в приличном каталоге: глаза смотрят вдаль, губы слегка приоткрыты — задумчивая Пенелопа ждет своего Одиссея.

— Великолепно! — восхищается Конрад. — Теперь еще два раза без табурета!.. Уберите табурет!.. Майк!

Майк с трудом отрывает взгляд от груди Джессики и убирает табурет. Это подвиг, если учесть, что менеджеры вот-вот растают и превратятся в лужицы.

Лаура проходит мимо меня и бросает:

— Что, в стране девочек из палочек королева — у кого грудь размера С?

— Ага, — бормочу я.

Я завидовала ей, но сейчас перестала. Джессика перед ними там почти голая. Ее пожирают глазами, как какую-то вещь. Это отвратительно! Никогда не буду сниматься в рекламе белья. Никогда!

К счастью, в «тройке» с шелковым халатом мне не о чем беспокоиться.

Дальше все идет как по маслу (правда, когда Джессика выходит, Айяна ворчит: «Синий бледноват, какая жалость»). Кончается фотосессия, кончается рабочий день. Приходит Фроуки подписать квитанции. Ожидая своей очереди, я поправляю новую юбку: «Бетси Джонсон», хлопок с лайкрой, отлично обтягивает.

Фроуки ставит подпись и поднимает глаза.

— Девушкам с полными бедрами не стоит носить цветочные узоры.

Ох! Я физически чувствую, как на мои бедра смотрят несколько пар глаз. Сердце стучит прямо в ушах. Лицо пылает. Я выбегаю из дверей.

Полные бедра. Полные бедра!

Кто-то бежит за мной.

— Эмили!

Это Лаура.

— Ничего, все в порядке, — бросаю я, не оглядываясь. Полные бедра?

— Эмили! — Она догоняет меня. — Держи! Ты забыла.

Лаура протягивает мне книжку с квитанциями.

— Спасибо, — говорю я и беру книжку. Я с дня рождения сбросила три фунта! Теперь я вешу сто двадцать семь при росте пять футов десять дюймов. Как видно, этого недостаточно.

Парикмахер не уходит.

— Проверь свою книжку! — запыхавшись, говорит она. — Кажется, тут ошибка!

Я останавливаюсь и открываю книжку на первой странице.

— Вроде все в порядке.

— Точно?

Я захлопываю книжку.

— Ага.

Лаура не отстает.

— Ты хочешь сказать, что за сегодня тебе заплатили пятьдесят долларов?

Я тупо киваю. Полные бедра…

— Мне так платят каждый день — во всяком случае, здесь.

— Но почему?!

— Фроуки говорит, я на обучении.

Лаура долго и пронзительно смеется, а потом говорит:

— Обучение? Да что такое «обучение»? Конрад командует всеми одинаково. А ты снимаешься не меньше остальных. Ты посмотри на затраты! У них же суши-повар! Эмили, тобой ПОЛЬЗУЮТСЯ!

Я вспоминаю свежую рыбу на горах льда, которую утром везли по коридорам.

— Но зачем? — наконец выговариваю я. Даже охрипла. — Зачем они так делают?

— Потому что ты позволяешь.

Это сказала не Лаура. Айяна. Я резко оборачиваюсь и вижу, что она опирается о стену так невозмутимо, словно уже давно там стоит.

— Точно, — говорит Лаура. — Ты молодая, Эмили! Другие будут пытаться тобой попользоваться.

— Ну ладно, другие. — Я трясу головой, отгоняя нехорошие мысли. — Но Конрад?! — Я обвожу рукой замшу, серебро, мрамор.

— Да что ты! — улыбается Айяна. — А как думаешь, откуда у него все это?

О боже! Мои глаза наполняются слезами.

Лаура трогает меня за щеку. Рука прохладная.

— Эмили, послушай, что я сейчас скажу. Это очень важно. Карьера модели — как в танцах или в спорте: трудно начинается и быстро кончается. Если пробудешь моделью лет десять-двенадцать — считай, тебе повезло. Значит, нужно быть жестче. Борись за свои деньги — и я не только о том, что ты заработаешь этим летом или в этом году. Я про вообще — бейся за каждый цент. — Она моргает. — Так что, Эмили, пятьдесят долларов — не дело. И здесь, и в других местах. Понятно?

Я киваю и отступаю назад, утирая слезы. Айяна подходит ближе… чтобы обнять меня? Или еще раз улыбнуться?

— Стань стервой! — шепчет она и гордо удаляется.

На следующее утро я выполняю собственную миссию. Иду по «Чикаго инк.» так быстро, что стена композиток (это такие визитные карточки моделей: фотографии с объемами девушек и контактная информация агентства) сливается в сплошной забор из ног, грудей и других частей тела. Слегка запыхавшись, я плюхаюсь в одно из низких черных хромированных кресел в офисе Луи. Я волнуюсь. Обычно здесь проходят так называемые «беседы тет-а-тет» (по эвфемистическому выражению моего агента) на одну из его четырех излюбленных тем: диета, стиль, осанка и манеры — составляющие успеха модели. Сегодня я начинаю пятую тему: недовольство.