Все для тебя

Рита позвонила Максу за три дня до назначенной встречи. Он обрадовался:

— Ты хочешь мне что-то сказать?

— Нет. То есть да. Я хочу встретиться.

— Давай. В ресторане? Когда?

— Нет, не в ресторане. Записывай адрес. — И она продиктовала адрес своей сотрудницы, которая, уехав на море, оставила ей ключ, чтобы Рита поливала цветы.

— Записал. Когда встречаемся? Хорошо. — Он был явно заинтригован.

Рита приехала раньше на полчаса. Полила цветы. Вытерла пыль. Заварила чай. Хотя при чем тут чай? Выпить бы! Но она за рулем.

Макс пришел с точностью до минуты. В руках — роскошный букет нежно-розовых роз, бутылка шампанского, коробка конфет. Поцеловал, едва сняв куртку. Рита на первый поцелуй не отреагировала, она просто не заметила его, погруженная в свои мысли. Так бывает, когда ты сосредоточена только на том, что необходимо сделать, и настолько мучительно думаешь об этом, что, когда все действительно происходит, с трудом приходишь в себя. Рита была как натянутая струна. Она все решила. Оставалось лишь осуществить. Поэтому она не отстранилась от второго поцелуя, а буквально повисла на Максе. Он, не понимая, вглядывался в ее застывшее лицо с горящими глазами и хотел поговорить, но она не позволила, снова прильнув к его губам и снимая с него пиджак. Он был удивлен, но подчинился. Не прерывая поцелуя, они раздели друг друга и добрались до дивана в комнате. Тут Рита на минуту словно очнулась, достала и постелила чистое белье и снова прижалась к Максу. Он пробовал несколько раз начать разговор, но Рита поцелуем останавливала его, и он наконец сдался.

…Потом они долго лежали, и он легонько щекотал ей обнаженную руку, ожидая первых слов. Но не дождался. Рита молчала.

— Это значит — да?

Рита не ответила.

— Почему ты молчишь?

— А что я должна говорить? — протянула Рита. — Я тебя люблю. Видишь — пришла.

— Мы должны были встретиться в четверг. И по-другому. Два дня я бы подождал.

— Ты не рад сегодняшней встрече?

— Рад. Но ты не рада. Может, ты пришла попрощаться?

— Нет, я не хочу терять тебя.

— Значит, ты решила уйти от Бориса?

— Тоже нет.

— Что? — он приподнялся на локте, внимательно глядя на нее.

Выражение его лица не оставляло сомнений. Он сел и обхватил голову руками.

— Понятно. Я не смел тебе даже предложить такое. Я слишком уважал тебя — замуж позвал, а не в любовницы. А ты сама, как последняя…

От его слов она похолодела, не имея сил даже подняться или закрыться простыней.

— Я считал, что ты особенная. А ты, как все бабы, — расчетливая, продажная. И тут, и там, и Борьке, и мне. Тебе надо было сделать честный выбор — одному все, другому — ничего. А ты малодушно собираешься всю жизнь бегать и изменять мне с Борькой, Борьке со мной. Уже одно это говорит о том, что ты, в сущности, никого не любишь. Небось, две недели просчитывала, взвешивала, что лучше да кто выгоднее. Сравнивала, сравнивала — и не выбрала. Оба оказались нужны. А значит, никто.

Он сгреб в охапку одежду и ушел в ванную. Слышен был шум воды, затем — шорох в прихожей, хлопнула дверь, а она все лежала обнаженная на диване и казалась сама себе холодным белым изваянием…

Потом она не могла об этом даже думать. Жила как сжатая пружина, как натянутая струна, завязанный накрепко узел! Только так и могла жить. Ходила на работу, выполняла все с немыслимой до сих пор пунктуальностью. Вникала во все мелочи, словно не было ничего важнее. Задерживалась на работе, если возникала хоть малейшая надобность. Потом отправлялась домой: тщательно убирала, готовила ужин. С домашними была ровна, терпелива. Перестала бранить мужа за бесконечное лежание на диване у телевизора, а дочку за поздние прогулки. Викуське звонила чаще на мобильный и сидела по вечерам с мужем, пытаясь вникнуть в сюжет очередного боевика или в смысл политической программы. Читала, болтала с подругами по телефону, но главное — не вспоминала, не думала о последней встрече с Максом. Слишком свежо все было, больно. Как там говорила Скарлетт О’Хара: «Сейчас я об этом не буду думать. Подумаю потом, когда соберусь с силами». Но силы не приходили, наоборот, они таяли с каждым днем.

Два долгих зимних месяца показались ей вечностью. Она пошла в церковь. Неумело молилась, что-то шептала, крестилась, но легче не стало. Наверное, она не умеет молиться. Не посетило ее светлое чувство Божественной благодати и после службы. Единственное, что она поняла, пообщавшись с набожной бабкой у ворот церкви: на правом плече у человека сидит его ангел-хранитель, а на левом — нечистый. И если нечистый подталкивает тебя к дурным поступкам, то надо три раза плюнуть через левое плечо и не слушать его нашептывания. Наверное, она все же послушала его. Ведь если бы она столько не думала, то поступила бы так, как подсказывало сердце, как советовал ей сидящий на правом плече. И ничего бы не случилось. Не жег бы стыд при одном воспоминании о Максе.

Она уже не терзала себя мыслями: «Зачем я так сделала? Как же я могла?» Значит, могла. Никто ее силком не заставлял. Пружина потихоньку распрямлялась — нельзя же сдерживаться месяцами. Она нашла спасительный выход — заполнила свой день разными заботами: работа, дом, муж, дочь. Никогда раньше она не выслушивала так терпеливо рассуждений мужа о политике или о делах на работе, никогда не сидела так долго в комнате дочери, помогая ей с английским, на который Вика приналегла в последнем классе. Риту лет пять назад фирма отправила на интенсивные курсы английского языка, и теперь она вместе с дочкой освежала в памяти обороты английской речи. Заняла себя до предела. Понимала — иначе нельзя. Можно сорваться, сойти с ума. Ела кое-как, не было аппетита, похудела, стала как тень. Раньше пыталась на пару килограммов похудеть, даже на диетах сидела — не получалось. А теперь само собой вышло, без усилий. Муж отметил перемену в ней:

— Ты как-то изменилась.

— Хуже или лучше стала?

— Ни то, ни другое. Просто изменилась.

А Викуське понравилось, что мама начала проводить с ней больше времени. Вскоре дочь стала доверять ей сердечные тайны, чего раньше никогда не делала. На работе Риту отметили как перспективного сотрудника и повысили в должности, прибавив жалованья. Это событие они с семьей отметили в дорогом ресторане. Борька с Викой подарили ей новенький дамский кейс. Они были рады за нее.

А потом она заболела. Рита не знала, откуда пришла эта хворь, но однажды ночью у нее поднялась высокая температура. Не прошла она и к утру. Вызванный из поликлиники участковый выписал больничный и велел лежать. Через три дня его пришлось вызвать снова — температура не снижалась. Врач посоветовал звонить в «скорую» и лечь на обследование. В больнице поставили диагноз — двусторонний пиелонефрит. Короче, заболевание почек.

Рита пролежала в больнице до конца апреля, а потом уехала долечиваться в специализированный санаторий. На второй день после прибытия она поняла, чего именно ей не хватало: остаться одной, ослабить пружину, собраться с мыслями и снова стать самой собой. Санаторный день был плотно расписан. Все время от завтрака до обеда занимали процедуры, потом она шла обедать и отдыхала. Очень быстро спать днем вошло у нее в привычку. Потом — полдник и прогулка на свежем воздухе. Санаторий располагался среди зеленых предгорий, и она долго гуляла по дорожкам огромного санаторного парка. Затем пила минеральную воду у бювета и снова гуляла, а после ужина быстро засыпала в своем номере.

Такой режим действительно был лечебным. Уже через неделю она почувствовала, что выздоравливает. Ее самочувствие улучшалось день ото дня. И не только физическое, но и душевное. Она жила в двухместном номере одна, но совершенно не скучала. Ей не хотелось ни с кем видеться или говорить. Окружающих она почти не замечала, если не считать лечащего врача и медсестер, делающих ей процедуры.

Теперь она могла наконец-то спокойно обдумать то, что не давало ей покоя последние месяцы, и сегодня это событие уже не казалось ей таким позорным и ужасным, как тогда.