Останови моё безумие (СИ)

− Чего? Ещё ведь совсем рано! − возмутился я, бросая хмурые взгляды в сторону незнакомого паренька, на деле казавшимся мне ещё одним размытым пятном.

− Бар работает только до трёх, Влад. Сейчас как раз три часа утра! − я не заметил когда начал поддаваться рукам хирурга. Он ведь может вырезать из меня всё что угодно? Пусть вырежет из меня… Миру… НЕТ!!! Пусть оставит её! Не трогает. Не могу без неё.

− Сделай со мной… что-нибудь… − промычал я, когда голос был готов рычать.

− Пойдём домой…

− У меня больше нет дома, − бормотал всю дорогу до особняка всякую околесицу, вынуждая Олега слушать пьяного друга. − Семьи и ребёнка… Нет их.

− Тебе не нужно столько пить. Всё равно это тебе мало помогает, − полушёпотом заметил он, вряд ли желая, чтобы я слышал последний комментарий.

Я повернул голову в его сторону, смотря на него, несколько минут долгим трезвым взглядом, чётко осознавая его правоту, но не соглашаясь. У меня не было права соглашаться.

− Знаешь, что самое ужасное? − сказал я, вздрагивая от того, что голос мой выдавал степень моего опьянения, никак не желающего содействовать мне с отключением собственного сердца.

Олег промолчал, только напрягся немного, перекручивая руль в руках.

− Она не сказала, что уходит, она сказала, что отпускает меня. Не сказала, что не любит больше, сказала, что не хочет больше любить. Чёрт возьми! Не хочет больше любить! − Я бил кулаком приборную панель, не ощущая в руке такую необходимую физическую боль, чтобы заглушить эмоциональную.

− Прекрати, Влад! − прикрикнул на меня друг, подавляя звуки удара и мой отчаянный вопль раненного зверя.

− Отвези меня к ней, Олег. Вези... − Я выгнулся на сиденье, натягивая вены на шее, ломка пробралась в испорченную кровь и просила моё тело быть рядом со своим наркотиком. Наркотиком была − Мира.

В машине снова воцарилась тишина, я закрыл глаза пытаясь забыться пьяным сном, но мысли были трезвыми и оглушающими.

− Я даже не могу быть пьяным настолько, чтобы не думать о ней… − шептал я, сквозь опущенные веки, следя за мерцанием ночных огоньков сонного и живого города. − Не могу заставить её остаться… Это безумие…безумие… безумие…безумие. Я хочу заставить её забрать свои слова, пусть они будут глупой, неудачной шуткой. Я согласен, я посмеюсь вместе с ней, только пусть вернётся ко мне. Пусть будет со мной.

− Приехали, Влад, − пробурчал Олег, глуша двигатель.

− Я знаю, знаю. Подожди ещё чуть-чуть. Мне нужно… прийти в себя, − вопреки собственной просьбе, я сразу же покинул машину друга и застыл возле железных ворот. Ещё шаг и они начнут открываться, ещё шаг и я ближе к ней, но так далеко от неё как сейчас, я не был ещё никогда.

− Пока, Олег, − я махнул рукой, не посчитавшему нужным покинуть автомобиль другу и ещё несколько минут смотрел ему вслед, разворачивающемуся и уезжающему прочь отсюда. Все эти десять дней повторяется одно и то же, ему, наверное, просто надоело видеть повторяющуюся картину пьяного меня перед собой, слушать повторяющиеся слова, фразы, мольбы − мои.

Ворота раскрылись раньше времени на целую секунду до того, как мои ноги приблизились к металлической конструкции, я обернулся назад и вошёл в пустынный двор. По гравиевой дорожке, освещённой двойным рядом прожекторов, чётко вычерчивающих головки нераскрытых нарциссов, грозящих зацвести завтрашним утром строго по моему распоряжению.

Подошвы скользят по мелким камешкам красного гравия, а руки скользят по лицу, я даже не шатаюсь, чтобы почувствовать в теле хоть какие-то крупицы опьянения. Ничего. Словно этот дом заколдован и алкогольные чары, всемогущие везде, где только ни было, бессильны в нём.

Запах гари и слабый свет искр огня за оградой − в той стороне, где находится мастерская сестрёнки. Ноги шевелятся, как ползучие змеи, не оставляя времени на раздумья унося меня в ту сторону.

Разгорающийся до козырька над входом в пристройку костёр лижет струи воздуха, взвиваясь ввысь тоненькими пальчиками. Рядом хрупкая фигурка Миры с очередным угощением для бодрствующего пламени.

Картины. Она сжигает свои картины.

− Что ты делаешь?! − полукричу, полухриплю я бессознательно.

Она смотрит в мои глаза, отсвет огня танцует в её зрачках свою незамысловатую пляску, а Мира улыбается и пожимает плечами.

− Они не получились, − говорит просто и безжалостно, отправляя полотно в простой раме в зияющую пасть кормчего.

− И поэтому стоит их уничтожить? − я не знаю, почему не останавливаю её беспощадную расправу над своими работами, но остаюсь стоять по ту сторону от разделяющего нас огня, смотря на Миру через нестройные языки пожирателя.

− Нет. Но они занимали слишком много места на стенах и в… моей памяти.

Мне вдруг стало необходимо сделать ей больно, или просто вернуть её, прежнюю Миру в это чужое тело.

− И я? Со мной ты поступила так же? − на моё обвинение, выплеснутое больше с горечью, чем с затаённой обидой, она ответила твёрдым взглядом, коротким молчанием и очередным прощанием безвинного холста.

− Мира! Я? Что ты сделала со мной? Наш ребёнок, Мира. Наш ребёнок… Мне тоже было плохо, мне плохо и сейчас. Это был наш ребёнок, но… его больше нет.

Я рухнул на колени перед разгорающимся пламенем, перед возлюбленной разводящей воздух пустыми руками. Больше не было картин. А я упрямо повторял два слова, которые нельзя было назвать даже шёпотом:

«наш ребёнок, наш ребёнок, наш ребёнок…»

Мира обошла костёр, поравнявшись со мной, треск в пламени завывал желанием новой жертвы, но теперь голос сестры заглушил всё: и мой неразборчивый лепет, и светлые искры и ночной гул.

− Не кори себя, брат. ОН никогда не был твоим ребёнком.

И даже отдаляющиеся шаги Миры уже не звучали в моих ушах, только бесконечный шум, сплошной, как стена огня передо мной, и оглушительный, как прилив рассвета.

====== Глава 47 ======

Комментарий к Глава 47 Океан Ельзи – Обiйми (после прочтения окончания главы рекомендовано к прослушиванию два раза)

ВЛАД

Столько ошибок, столько невозвращений назад равных только количеству моих раскаяний…

Я перевёз свои вещи и своё тело на квартиру, чтобы беспрепятственно предаваться еженощному пьянству и чтобы дать Мире нужное ей отдохновение от собственного присутствия.

За завтраком мы обменялись неотложными сообщениями для родителей, не глядя в глаза друг другу. Она сказала:

− В мае я улетаю на выставку в Германию.

Я ответил в тон и в никуда:

− У меня бессрочная командировка. Я улетаю сегодня.

Полные недоумения глаза родителей, заикающиеся отговорки и порывы переубедить обоих отпрысков не возымели должного эффекта, мы молчали и не слушали, всё решившие за себя и за других.

Думал ли я о горьких словах сестры, которые были услышаны мной в искажённой реальности. Ответ: Нет, не думал.

Меня не обидело, не ошеломило, не разорвало от её обвинения.

«ОН никогда не был твоим ребёнком», − звучало в дребезжащих перепонках.

Она хотела ранить больнее. Верила в то, что говорила. Не простила моё убийство.

А я вдруг осознал, что не смотря ни на что поступил бы так снова… И снова, и снова, и снова.

Я мог бы убить ради неё. Я уже сделал это.

− Отныне ты в полном распоряжении моей сестры. Будешь подчиняться её приказаниям. Но в первую очередь ты отвечаешь за её безопасность. − Руки в карманах брюк, взгляд буравит неровный асфальт под ногами, но я уверен, что парень в стойке смирно внимательно глотает мои слова. − Отчитываешься передо мной за каждый волос на её голове, понял? − И вот теперь только я смотрю на насупившегося охранника.

− Да, Владислав Сергеевич, не беспокойтесь.

− Вот и хорошо, Владик, − я похлопал паренька по плечу и вернул руку назад в карман, губы раздвинул в усмешке на долю секунды, а затем отвернулся и пошёл прочь. − Приступай.

В лифте раздумывал над неизвестным порывом приставить к Мире своего человека. Всё было правильно, по крайней мере, та часть, которая касалась безопасности сестры, только вот эту безопасность я поручил одному из ненавистных мне людей − одноразовому водителю сестры Владу. Но безошибочное чутьё подсказывало в самых закромах сознания, что выбор был сделан верно, и парень больше, чем кто бы то ни было будет старательно исполнять свои обязанности.