Романтика любви

В среду утром, накануне Дня благодарения, в девять часов, Кэролайн сидела в кабинете Дугласа Хардинга. До заседания суда оставалось меньше недели. Хотя она заскочила домой, чтобы повидать Джека, принять душ и переодеться, двое суток, проведенных без сна, сказывались. Под глазами темнели круги, щеки запали. Волосы все еще пахли дымом, и вообще она вся как бы насквозь пропиталась отчаянием. Кэролайн кратко рассказала адвокату все, что она знала о пожаре, уничтожившем ее магазин.

— Он сгорел дотла, — сказала она ровным, безжизненным голосом. — Полностью. Все пропало...

— Мне очень жаль, — с сочувствием произнес Дуглас и стал подбирать выражения, чтобы его слова не прозвучали слишком уничтожающе. У него были плохие новости и для них сейчас было самое неподходящее время. Дуглас посмотрел в ее печальные глаза и понял, что не может говорить.

— Вы хотите что-то сказать мне? Что-нибудь относительно расследования, которое вы с помощником провели в отношении семьи Годдардов? — спросила его Кэролайн. Даже несмотря на собственное отчаяние, она чувствовала, что он в затруднении, и хотела помочь ему.

Дуглас кивнул.

— Есть кое-какие предположения насчет того, на чем Годдарды построили свое богатство и проложили себе путь на Уоллстрит. Также существуют умозрительные предположения насчет того, как Годдард стал единственным собственником фирмы, и насчет того, что случилось с его напарником.

— И эти слухи и предположения мы сможем использовать в суде в понедельник? — прервала его Кэролайн.

Дуг Хардинг вздохнул.

— Хотелось бы, — сказал он. — Люди с удовольствием обсуждают Чарльза Годдарда за его спиной, но ни один из них не поклянется на Библии. Ни один не станет говорить перед лицом суда.

— Все его боятся, — сказала Кэролайн, вспомнив, что даже Джеймс, его родной сын, боялся этого человека.

— Он очень влиятельный человек, — согласился с ней Дуглас. — Что же касается его жены, следователь выяснил, что Дина Годдард, когда она встретила Чарльза, была не юной наследницей с Парк-авеню, какой представлялась. Она происходит из семьи среднего достатка из Нью-Джерси.

— Происхождение из семьи среднего достатка не является пороком, — сказала Кэролайн, прервав своего адвоката. — И не она претендует на опекунство над Джеком.

— Да, даже несмотря на ее откровенную ложь о своем происхождении, которую она распространяла в обществе, создавая мнение о себе. Мне очень жаль, Кэролайн, но мы, кажется, зашли в тупик. Единственная поддержка, которая у нас есть, — это письменное подтверждение, что ты в состоянии материально обеспечить Джека, а также характеристики от его учителей.

— Но ведь этого недостаточно, — печально сказала Кэролайн, сердце которой болезненно сжалось.

— Не скажи! Никто никогда заранее не знает, какое решение примет судья. Никто не может сказать, каким свидетельствам он отдаст предпочтение. Именно поэтому мы постарались ничего не забыть, чтобы представить дело с самой выгодной для тебя стороны, — сказал адвокат.

— Но наше положение довольно шаткое, не так ли?

Дуг Хардинг немного помолчал.

— К сожалению, есть еще твоя деловая поездка в Лондон и все те мужчины, с которыми ты встречалась, — он имел в виду самые главные доводы Чарльза Годдарда. — И еще, почему ты не сообщила Годдардам о Джеке?

«Не сообщила им?!» — эти слова привели Кэролайн в полное негодование.

— Я пыталасьсообщить им! — воскликнула Кэролайн. — Я дважды писала им, и оба раза письма вернулись нераспечатанными. И еще я звонила Эмили. Но она так и не ответила на мой звонок.

Адвокат выглядел озадаченным.

— Но они заявили, что узнали о существовании своего внука только благодаря своей знакомой миссис Риттенбахер, которая, в свою очередь, узнала о Джеке из статьи в «Ярких страницах».

— От миссис Риттенбахер и из «Ярких страниц»? — переспросила Кэролайн. — Нет, это Клиффорд Хэмлин, исполнительный директор «Годдард-Стивенс», рассказал им о внуке.

Дуг Хардинг покачал головой.

— Исходя из официальных документов и слов самого мистера Хэмлина, он не имеет к этому никакого отношения. По правде говоря, он звонил мне несколько раз. Предлагал написать финансовое обоснование и характеристику, если это потребуется.

Кэролайн была просто уничтожена этой новостью. Ну как она могла так беспочвенно осуждать Клиффорда? Сразу увериться в собственном мнении, что он предал ее, и даже не выслушать его объяснения? Она повела себя с ним просто отвратительно: вычеркнула его из своей жизни и из круга друзей, несмотря на то что он так много сделал для нее. Да, ей следовало как можно быстрее позвонить ему, извиниться и надеяться, что он простит ее.

— Кстати о письмах, которые ты писала Годдардам. Ты их сохранила?

Кэролайн горько улыбнулась.

— Да, сохранила. Они лежали в ящике моего рабочего стола, который совсем недавно перевезли в новый магазин. — Она немного помолчала. — Они сгорели при пожаре. Сгорели вместе со всем, что у меня было.

Адвокат тоже молчал. Эти письма могли бы очень помочь следствию. Без них у Кэролайн совершенно не было доказательств, что она действительно пыталась сообщить Годдардам о существовании их внука.

— Все просто ужасно, не так ли? — спросила Кэролайн, понимая, что пожар стоил ей не только магазина, но и самых важных документов, которые помогли бы перевесить чашу весов правосудия в ее пользу.

— Нет, все не так уж и плохо... — начал было Дуглас, он не мог больше видеть отчаяние на лице Кэролайн. Но тут он осекся и покачал головой. Он не в силах был обманывать эту женщину. — Ты очень мужественная и храбрая женщина, Кэролайн, и я хочу быть предельно честным с тобой. Боюсь, что наши дела плохи...

В этот же вечер Кэролайн позвонила Клиффорду.

— Не знаю, с чего начать мои извинения, — сказала она, радуясь, что застала его дома и что он не положил трубку сразу же, как только услышал ее голос. — Сегодня я видела своего адвоката. Он случайно упомянул, что Годдарды узнали о Джеке от кого-то другого, не от тебя. От женщины по имени Бетси Риттенбахер.

— Я пытался сказать тебе это. — Клиффорд явно волновался. — Но ты ничего не хотела слышать, не отвечала на мои звонки. Просто решила, что я предал тебя, и вычеркнула меня из своей жизни, даже не дав мне возможности объяснить...

— Знаю, и мне очень стыдно за себя, стыдно за свое поведение. Ведь, если говорить честно, я поступила с тобой так же, как Годдарды поступили со мной, когда я пыталась сказать им правду, что беременна, что родила Джека: они тоже отказались слушать меня, отвернулись от меня. Казалось бы, что из всех людей на земле именно я должна была в первую очередь понять, что ты чувствуешь, — но нет же, этого не произошло. Я и сама не могу поверить, что могла быть такой жестокой. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, Клиффорд, — это то, что я просто потеряла способность здраво рассуждать из-за постоянной тревоги о Джеке. Если я его потеряю, мне не жить.

— Я понимаю, — тихо ответил Клиффорд. — Именно поэтому я позвонил твоему адвокату и выразил готовность свидетельствовать в твою пользу.

— Да, я знаю об этом и очень благодарна тебе, Клиффорд. От всего сердца благодарна за то, что ты на моей стороне, невзирая ни на что. — Кэролайн подумала, что под внешней выдержкой и бесстрастностью Клиффорда скрывается по-настоящему золотое сердце.

— Я на твоей стороне, — подтвердил Клиффорд. — И всегда буду на твоей стороне. Надеюсь, что хоть теперь ты веришь мне?

— Да. Я правда верю, и мне хотелось бы найти нужные слова или сделать что-нибудь, чтобы доказать, что я тебе действительно верю.

— У тебя будет такая возможность, — ответил Клиффорд, в голосе которого чувствовалось облегчение. — Когда это дело будет закончено, мне хотелось бы увидеться с тобой. В Нью-Йорке или, если это лучше для тебя, то в Палм-Бич.

— С удовольствием, Клиффорд. Честное слово, — сказала Кэролайн.