Любовные прикосновения

Женщина, которая провела Лари в приемную, вернулась.

– Вас сейчас примут.

Лари вошла в большой кабинет, заново обставленный, с коврами, которые придавали ему домашний вид. Рядом с окном стоял большой письменный стол, в другом конце комнаты вокруг камина были расставлены диван и кресла.

Из-за стола вышел мужчина, чтобы приветствовать ее.

– Привет, Лари. Я очень рад, что ты смогла так быстро прилететь.

Ее удивил фамильярный тон чиновника, но в то же время она оценила, что ей позволили чувствовать себя непринуждённо. Потом, когда он подошел ближе и протянул руку, Лари взглянула на него во второй раз.

– Дэвид?

Он крепко пожал ей руку.

– Очень рад, что ты помнишь меня, – сказал он с довольной улыбкой. – Ведь это было очень давно.

– Если даже и так, как ты мог подумать, что я когда-нибудь забуду?

Дэвид Уайнэнт был тем самым помощником посла, которому поручили оказывать содействие ей и Джину в поисках Кат. Он не просто был внимательным и полезным. Именно Дэвид тогда устроил им быстрый и безопасный выезд из страны. Лари вспомнила, что он был безумно влюблен в нее, но их свидание не состоялось из-за трагических событий.

– Мне жаль, что мы тогда так и не пообедали вместе, – сказала она.

– Все из-за твоего отца, – заметил он с улыбкой. – Он невзлюбил меня. Я уже начал подозревать, что это он спровоцировал вторжение Советской Армии, чтобы не допустить нашей встречи.

Лари рассмеялась.

– Это вовсе не из-за тебя, Дэвид. Я была тогда еще совсем юная, и, полагаю, он считал себя обязанным защищать меня.

Они помолчали, на мгновение погрузившись в воспоминания. Лари помнила о доброте Дэвида Уайнэнта, но забыла о его привлекательности. В то время его пылкое увлечение было лестно для нее, но ее занимали совсем другие проблемы и она отвечала ему только учтивостью. Теперь Лари пристально рассматривала Дэвида. Он был высок, хорошо сложен, с густыми темными волосами, небесно-голубыми глазами и мужественными чертами, придававшими его лицу выражение искренности и надежности, а также проницательности и сдержанности. В целом, это была внешность прирожденного дипломата.

– Ну что ж, времени у нас в обрез, – сказал он. – Давай перейдем к делу.

Они уселись в кресла возле камина лицом друг к другу.

– Сегодня утром, – продолжал Дэвид, – когда я увидел бланк, в котором запрашивалась информация о Катарине Де Вари, я огорчился, узнав, что твои поиски так ни к чему и не привели. Но в этом нет ничего необычного. Тысячи людей пропали без вести в странах за железным занавесом, и их власти неохотно сотрудничают и предоставляют сведения. Я не могу обещать тебе сделать больше, чем в прошлый раз.

Увидев, что Лари разочарованно нахмурилась, Дэвид серьезно добавил:

– Но я попросил тебя приехать сюда, чтобы лично заверить в том, что сделаю все от меня зависящее.

– Не могу выразить, как я ценю это, Дэвид.

– Завтра я улетаю в Восточную Европу. Мне придется остановиться на пару дней в Будапеште, потом в Белграде, но после этого я буду в Праге и смогу лично заняться твоим делом.

Она благодарно улыбнулась.

– Мне повезло, что ты был здесь и узнал о моем звонке! И еще большая удача – что ты отвечаешь за дела, связанные с Чехословакией.

– Ну, нельзя сказать, что это большая удача. То, что меня вначале отравили в Прагу, было чистой случайностью. Дипломатов на младших должностях постоянно меняют, чтобы дать им представление о разных странах мира. Но когда мне пришлось выбирать регион специализации, я остановился на этом.

– Почему? – спросила Лари.

– Это может показаться странным, но и с этим связаны счастливейшие воспоминания моей жизни. Пока Пражская весна не закончилась трагически, то было волшебное время. Пережив ее, я в некотором смысле влюбился в этот народ, в его мужество и силу духа.

Он заколебался.

– Признаюсь, что очарование тех дней было связано с прелестной девушкой, которую я встретил. Мне хотелось стать ее рыцарем в сверкающих доспехах и помочь ей найти то, что она искала, ради чего проделала такой долгий путь.

Дэвид говорил искренне, и Лари с благодарностью посмотрела на него, взволнованная таким признанием.

– Прости меня, Лари. Я не для того так поспешно притащил тебя сюда, чтобы рассказать о несбывшихся мечтах молодого человека.

Она хотела что-то возразить, но он продолжал:

– Мне необходимо, чтобы ты сообщила мне все подробности, которые тебе известны.

– Вот письмо, – сказала Лари, протягивая ему конверт. Пока Дэвид читал, ее взгляд блуждал по кабинету. Как она заметила, ни на столе, ни на стенах не было фотографии жены и детей.

– Дама с единорогом, – произнес он наконец. – Это что – зашифрованное обозначение твоей матери?

– Так она была изображена на гобелене, который получила в качестве свадебного подарка, о котором упомянуто в письме.

Уайнэнт снова взглянул на написанные от руки строчки.

– Здесь говорится, что подарок в безопасности.

Теперь Лари вспомнила, что Дэвида не было в то время, когда она и Джин встретились с Фредди, и они не рассказали ему о существовании этого гобелена.

– Моя мама хотела, чтобы он достался мне, поэтому она попросила человека, дочь которого написала это письмо, спрятать его. Когда я была в Чехословакии, я видела гобелен. Разумеется, я не могла увезти его с собой.

– Полагаю, это гобелен Кирменов.

Его догадка удивила Лари, но потом она вспомнила, что именно Дэвид устроил для Джина визит к Милошу Кирмену в тюрьму.

– Представляешь себе его цену, Лари? Все самые лучшие гобелены Кирменов были изготовлены до Второй мировой войны. Коммунисты уничтожили их производство, поэтому стоимость гобеленов взлетела вверх.

– Мне говорили, что он может стоить несколько сот тысяч долларов.

– Да, десять лет назад. А сейчас, возможно, больше миллиона.

Лари отметила этот факт без всякой радости.

– Меня волнует не гобелен, Дэвид. Я с радостью забыла бы о нем, если бы можно было отыскать мою мать.

– Не сомневаюсь. Но гобелен – это путь к ней через человека, который прятал его. Если бы коммунисты узнали, что Кат скрыла от них бесценную вещь, они могли бы обвинить ее в краже государственной собственности.

Лари судорожно вздохнула, узнав о такой перспективе для своей матери: даже если ее когда-нибудь удастся отыскать в Чехословакии живой, она снова может быть предана суду.

– Поэтому мы должны быть крайне осторожны в выборе способа наших поисков, – продолжал Дэвид.

– Я так счастлива, что это дело оказалось в твоих руках. Дэвид.

Он помолчал.

– А как насчет Джина Ливингстона? Он не хочет помочь?

– Именно из-за контактов с ним моя мама попала в тюрьму, – ответила Лари, не скрывая своего гнева.

– Понимаю. Значит, ты ничего не сказала ему о письме.

– Я даже не собираюсь встречаться с ним, пока я нахожусь в Вашингтоне.

Лари размышляла над тем, не открыть ли ему другой долго скрываемый секрет, что Джин, может быть, вовсе не ее отец. Но ей не хотелось вызывать к себе жалость.

Дэвид снова взвесил значение письма.

– Язык такой запутанный, что слова могут относиться только к гобелену.

– Я понимаю. Но пока есть хоть малейший шанс, я должна что-то предпринять.

– Лари, я только хочу спасти тебя от слишком жесткого приземления, если твои надежды не оправдаются.

Она кивнула, показывая, что понимает его. Потом спокойно произнесла:

– Но ведь кое-что хорошее уже произошло, не так ли? Дэвид улыбнулся, поняв, что она ценит их встречу. Потом Лари слегка покраснела. Она не хотела, чтобы ее замечание прозвучало так кокетливо.

– Ну что ж, не буду больше отнимать у тебя время. Тебе, должно быть, нужно многое успеть до отъезда.

Дэвид тоже встал и взял ее руку, которую она ему протянула. И сразу же от его прикосновения по всему телу стало разливаться тепло.

– Лари… я уже все подготовил для поездки, и этот вечер у меня свободный. Разве ты когда-то не предложила мне перенести несостоявшийся обед на другой раз?