Лизонька и все остальные

Нигде так не говорят, как в России…» – «Ваня! Пошли! Стоим на огороде, как два пугала».

Ниночка взяла не ту скорость. Хотя она уже успела сбегать в молодость и вернуться, она все еще продолжала оставаться в некоем безвозрастном состоянии, где все сдвинуто, стронуто туда-сюда, и она одновременно и победившая измену женщина, и мать взрослой дочери, и бабушка, которая оделась копать огород, а тут – на тебе – гость, и совсем уж несуразное – Ниночка чувствовала: на нее смотрит мужчина и она отдает себе отчет, как он это делает. «Наверное, я спятила, – думала она, широко шагая в нелепых сапогах, – что это ему я будто обрадовалась? Чего, спрашивается?»

– Сейчас позвоним Розе.

Ниночка достала из кармана двушку и едва влезла во всей своей огородной амуниции в телефонную будку.

– Роза! – кричала она. – Роза! Все бросай и приезжай немедленно. Слышишь меня? Нет! Все живые! Живые, говорю, но все равно приезжай…

Этот тип, довоенный муж, стоял и плакал, эдакий не по-нашему упакованный плачущий Ванька.

– У-у-у! – сказала она ему. – У тебя, Иван, нервы ни к черту. Это не дело! Неужели ты там жалеешь на платное медицинское обслуживание? Неужели жмотишься?

– Ниночка, Нинуля, – бормотал он. – Откуда же я мог знать про Розу?

– Конечно, – сказала Нина, – папа покойник записал ее на свою фамилию. А откуда ты взял Лизину книжку, вот что меня интересует?

– Мне навели все нужные справки.

– Ваня! Скажи сразу. Ты шпион?

Ниночка была убеждена, на этот прямой вопрос последует прямой ответ, такие между ними уже сейчас возникли отношения. И если Ваня – шпион, то он так и скажет: «Да, Ниночка, я шпион. А как иначе мог я к вам приехать? Но ты не волнуйся, я никаких диверсий совершать не буду. Я тебе обещаю… Я только вас посмотреть… Но пришлось за это, пришлось поступиться кое-чем…»

Но Ваня засмеялся тонким смехом пополам со слезами.

– Это поэтому Леля убежала? – спросил.

– Ей иначе нельзя, – ответила Нина. – Ее муж в органах.

– Вот беда, – заволновался Иван. – Ты им объясни, Христа ради… Я не шпион. Я делаю спортивный бизнес.

– В тебе и смолоду сидел авантюрист, – ответила Нина.

Она привела его домой, рассказала, кто у нее муж. Инженер-новатор. Про то, что человек хороший – и говорить нечего. За другого я разве пошла бы? Вот, слава Богу, с самой послевойны живем. А кто твоя жена, Ваня?

– Один я, – сказал он. – У меня плохое было ранение. Из-за него остался жив. В концлагере меня демонстрировали как интересного урода. Каждый день – а ну снимай штаны! И пошел хохот. Так и жил. Освободили лагерь американцы. Тоже попросили снять штаны, тоже посмеялись, но стали лечить. В общем, возвращаться таким не было смысла, Нина… Ну кому я нужен?

Конечно, на такие слова полагался бурный протест. Но Ниночка смолчала, потому что как-то все очень ясно себе представила, так ясно, будто это было с ней и при ней. Не вообразилось, а прошло день за днем.

Вот он возвращается, и все ему: «Ваня! Ваня! Да без тебя тут и игры на поле нет! Да без тебя