Если бы вы знали (СИ)

Нинель Языкова

Если бы вы знали. . .

Св. № 21105180945 от 18.05.2011 г.

25 февраля, пятница, 19.00: Воспоминания, тпру! Куда прётесь!

Когда деревья были высокие, двор, с сидящими бабульками на лавочках уютным, а мне исполнилось четырнадцать лет, вот тогда и появилась на свет первая запись в дневнике.

Наверное, это было связано с переходным возрастом, который встряхивал мой организм с утра и до ночи. С его волнующими ощущениями, с какими-то невероятными эротическими сновидениями, с прикосновениями мальчишек и округляющейся под школьной формой грудью.

Моё взросление мной не понималось, не понималось оно и родителями, которые видели во мне всё ещё ребёнка, а не взрослеющую девушку. Они отмахивались от надоевшего чада, решая свои глобальные проблемы, оставляя меня один на один с моими маленькими и, как им казалось, детскими вопросами.

А мне нужно было выговориться, поделиться, и не с кем-нибудь, кто потом будет обо мне сплетничать, а с родственной душой, которая если не посоветует, то хотя бы поймёт.

Такой душой оказалась обыкновенная тетрадь в клеточку из двенадцати листиков. Собственно, тогда даже модно было заводить дневник, иметь тайный блокнотик, о котором никто не знает и не догадывается. А ты ходишь с загадочным видом и на вопросы своих подруг – «Что с тобой случилось?» - неопределённо пожимаешь плечами, как бы говоря – «Ничего особенного», - хотя прекрасно понимаешь, что у тебя есть тайна.

О какой только хреновине я не писала в этой тетрадке! Особенно мне нравилось обращение: « Дорогой дневничок». Такое ласковое обращение нежной «горгульи», потому что потом после своего ласкового приветствия я на лист выливала столько ерунды, столько непонятных домыслов, вымыслов, что сама диву давалась. Это же какой кавардак в голове!

Разве о таком можно с кем-нибудь говорить? Нет, такое можно доверить только бессловесной бумаге, терпящей немыслимые бредни молодой дурочки.

Сегодня пятница, конец рабочей недели. Значит, завтра можно будет выспаться. С этими мыслями я почему-то полезла в кладовку, откуда достала старый портфель со школьными фотографиями. В нём и оказались эти четыре тетрадки моей писанины.

Наверное, у меня опять переходный возраст, раз мне снова захотелось завести дневник. Или в этом виновата весна, громко стучащая в двери и разбудившая во мне давно уснувшие страсти. А может и подруга моя – Подлива, у которой постоянно случаются любовные романы. Не знаю, не могу дать ответа, но точно знаю или вернее сказать ощущаю, как грудь моя опять превратилась в девичью от переполнявших её желаний.

Наверное, в этом так же виноваты много лет покинувшие и, вдруг, ни с того ни с сего, вернувшиеся эротические сны, приводящие меня по утрам в тихое помешательство. Плюс ко всему выпрыгивающая из лифчика грудь, любовный жар, теснившейся в той самой груди, громкое пение синичек за окном и весеннее солнце, а в Запорожье весна начинается уже в конце февраля, – всё это собралось воедино и натолкнуло меня на мысль, что у меня очередной переходный возраст.

В свои пятьдесят лет признаться в этом даже близкой подруге я не могла, тем более, что подруга на двадцать лет моложе. Это было выше моих сил. Я стеснялась. Я была в ужасе. Но мне так хотелось! Хотелось поделиться своими старыми и в тоже время такими новыми ощущениями.

Я поняла, что это невозможно, и прибегла к вечному и проверенному способу – к дневнику.

Как хорошо, что человечество придумало такой способ откровений. Пиши, что хочешь, никто на тебя косо не посмотрит, никто не придерётся и в ответ не тыкнёт пальцем. Пиши свои бредни, дорогая. Пиши про всех всякую ерунду, благо никому не придёт в голову рыться у тебя в шкафах в поисках откровенного на них компромата. Пиши, не бойся.

Ну, раз так, тогда раздвиньтесь берега, раздайся море!

Нет, это точно переходный возраст, потому что меня несёт куда-то не туда. И вообще, об этом «не туда», я напишу уже завтра, а может послезавтра. На сегодня всё. Пора в люлю. Bonne nuit!

27 февраля, воскресенье, 12.00: От ненависти до любви один шаг.

- А ведь я тебя сначала терпеть не могла, - смеялась Подлива. Вообще-то на работе её все зовут Александрой Павловной. Она работает начальником экономического отдела, а я секретарём её начальника. Иногда я зову её Сашкой, но Подлива мне больше нравится. Я вообще люблю давать всякие необычные имена. Взять хотя бы мою дочь – Марысю.

Когда она родилась, а это случилось ровно тридцать лет назад, все тащились от польского кино, и на Барбару Брыльскую хотели походить многие девчонки Советского Союза.

Я тоже не отставала от женской половины населения и видела себя исключительно Барбарой, поэтому из роддома я выходила с Марысей на руках. Пока она была маленькой, как только я её не называла: и Марысюля, и Рыся, и Брыся.

Сейчас, когда она выросла и сама стала мамашкой, я, конечно, зову её Марысей, но в моих мыслях она осталась по-прежнему Марысюля. Так, опять воспоминания меня не туда завели.

О чём это я? Ах, да, Сашка меня терпеть не могла.

- Почему? – удивилась я.

- Ну, не знаю. Ты мне сначала показалась какой-то грымзой. Правда, очень красивой и совсем юной, - смеялась подруга. – Знаешь, как я тебе завидовала, когда узнала, сколько тебе лет на самом деле.

- У тебя с головкой всё нормально, - растерялась я от такой откровенности. – Завидовать женщине на двадцать лет старше.

- Ты не понимаешь, - махала руками от возбуждения Подлива. – Тебе пятьдесят, а выглядишь ты на сорок. А мне тридцать, и выгляжу я на все тридцать.

- Какая-то странная у тебя арифметика, - улыбнулась я. – В чём подвох?

- Что ж тут непонятного, - продолжала размахивать руками подруга.- По-настоящему, у нас разница в возрасте двадцать лет. А по внешнему виду мы с тобой смотримся ровесницами.

- Ну, так уж ровесницами, - обняла я Сашку за плечи. – Глупенькая, тридцать лет – это же вся жизнь впереди. Это рассвет молодости. А пятьдесят, даже если выглядишь на сорок, всё равно пятьдесят. Хотя не скрою, мне приятны твои комплименты. А когда ты меня полюбила? – всё же интересно, когда.

- Да сразу после того, как узнала, что ты в свои года, извини, конечно, о напоминании, ходишь на баскетбол.

- Ох уж этот баскетбол! Люблю его с детства, но, наверное, скоро перейду на плавание. Устала я в последнее время бегать. И что, после того, как ты узнала о моих спортивных достижениях, мой внешний вид тебя уже не смущал? – поддела я подругу.

- Наоборот, очень даже импонировал.

Да, я действительно выгляжу молодо. И это не хвастовство. Это гены и современная косметика. Вернее косметический салон, где я являюсь постоянным клиентом, и мой «банк», субсидирующий маски, массажи, ботоксы и мезотерапию.

Нет, я не крою своё тело направо и налево. И грудь не увеличиваю. С ней и так всё о,кей. Второй номер. Полная, а в свете новых ощущений, так вообще подросшая почти до третьего размера. Не каждая девушка может похвастаться такой грудью.

И на целлюлите я не заморачиваюсь. Конечно, он у меня есть. А у кого его нет? Даже моя бабушка ещё говорила: «Попа в ямочках, это прекрасно, значит, попа улыбается».

А вот к лицу я отношусь трепетно и бережливо. Молодые годы не вернёшь, но сохранить видимость юности в наше время вполне возможно. В общем, мои работы дают мне средства на поддержание неувядающей молодости.

Так, здесь надо разобраться, а то я в своих работах сама запуталась и окружающих путаю. Под окружающими я, конечно, имею в виду тетрадку, в которой сейчас вывожу загогулины.

Итак, секретарь в офисе – это побег от скуки. Это тренинг, потому что нужно рано вставать и стараться прекрасно выглядеть. Это движение, а не спячка на диване и лишний вес. Кстати, для фигуры полезно. Это, наконец, общество, где ты не одна.