Первая любовь

Оливия Уэдсли

Первая любовь

I

Есть женщины, при одном имени которых у мужчины меняется выражение лица: глаза становятся суровыми или озаряются нежностью, или же выражают страдание, — но лицо его меняется — это несомненно. Подобные женщины имеют необыкновенную силу; их влияние, даже когда они находятся вдали, могущественно. Такие женщины не принадлежат к числу избранных и светлых существ, умеющих создать счастливый уголок на земле; они имеют власть, а к власти всегда следует подходить с опаской, так как в ней часто таится угроза.

Лайла Гревиль читала и перечитывала письмо, сидя в своей прекрасно обставленной комнате, — и улыбалась.

Стоял июнь, и ее записная книжка была заполнена приглашениями. Развлечения чередовались непрестанно — на сегодняшний вечер у нее было четыре специальных приглашения, — но она предпочла провести время за городом, поехав туда в двухместном автомобиле с мужчиной, написавшим письмо, которое она держала в руках. Это был молодой человек двадцати семи лет, находящийся в стесненных обстоятельствах.

Лайле исполнилось тридцать два года; она была очень богата, так как удачно вышла замуж. Робин Вейн был для нее любимым развлечением; она вспоминала о его существовании, когда находила возможность уделить ему немного свободного времени.

Он увлекся ею во время войны, когда она распределяла улыбку и кофе в Красном Кресте, а он изредка приезжал в короткий отпуск и возвращался обратно во Францию. Об одном таком отпуске, длившемся всего два дня, он не сообщил своим родным в Англии. Он провел эти два морозных январских дня с Лайлой, выражая ей свое обожание и глубоко веря в то, что она прекраснейшая звезда на том клочке неба, который мы называем нашей жизнью.

Все предостерегали его и подшучивали над этой любовью.

Молодой Робин слушал, но так как он весь был полон страсти, то не верил никаким обвинениям, высказываемым по адресу его любимой. Разве не была ему известна жестокость света к видным и прекрасным женщинам?

Разве не знал он, как благородна была она, как далека от всякой обычной маленькой слабости, как непогрешимо права, как бескорыстна в каждом своем помышлении? Мог ли он поверить всякому скандальному слуху, — это было бы характерно для пустоголовых хулителей, для мужчин, готовых связать себя с девушкой, чтобы затем бросить ее с такой же легкостью, с какой они проигрывают в карты.

Ведь Лайла сама рассказала ему правду о ее браке с Гревилем, о разрыве с Кэррингтоном Феном, по вине самого Кэрра, оставившего Лайлу в состоянии отчаяния, от которого ее спас брак с Гревилем.

— Он показался мне таким добрым, таким внимательным… а я ведь была тогда невероятно молода. Я думала, что жизнь моя кончается, когда Кэрр разлюбил меня. Я совсем не размышляла, я просто ухватилась за первый попавшийся случай. Маленькая, бедная дурочка — я надеялась отомстить этим Кэрру. Мне известно, что все говорят, будто я порвала с Кэрром, когда узнала, что Гревиль решил не выдавать ему содержание, если он женится на мне, и вышла замуж за Гревиля только ради его денег. Но вы верите мне, Робин, не правда ли, вы знаете меня?

Робину стало неприятно, встречаясь с Кэрром, говорить с ним прежним дружеским тоном. Во Франции они были товарищами по оружию, когда Робин служил под начальством Кэрра, и Кэрр сильно привязался к нему. Он очень огорчился, узнав всю правду.

Робин сообщил об этом своему старшему брату Мартину, но Мартин удивленно взглянул на него и ответил коротко:

— Ради всего святого, не разыгрывай из себя такого дурака. Кэрр принадлежит к числу прекраснейших людей на свете.

Мартин решился добавить пару слов о Лайле:

— Робин, это не мое дело, но тебе надо взяться за работу. Ты знаешь, почему я уезжаю в Буэнос-Айрес. А ты ничего не добьешься на политическом поприще, если не прекратишь эту историю с Лайлой Гревиль. Раньше или позже Гревиль, несмотря на свой равнодушный вид, нападет на тебя. Не говори мне ничего о справедливости. Мне известны твои средневековые рыцарские взгляды на честь. Но если Гревиль нападет на кого-нибудь, виноватого или невиновного, то ударит так сильно, что человек, на которого он нападет, будет раздавлен. Я знаю, что тебе хочется выругать меня, но кроме тебя у меня никого не осталось, и потому я коснулся этого вопроса.

Робин не возмутился и ничего не сказал. Он повернулся и ушел, унося в душе странное смешанное чувство: наполовину затаенную злобу и наполовину непоколебимую привязанность к брату. Мартин был дорог ему, заботился о нем, приносил себя ради него в жертву, особенно с тех пор, как их родители умерли в Индии, оставив Мартина в возрасте двадцати, а Робина — двенадцати лет.

В конце концов, Мартин добился их разрыва. Он пошел к Лайле, и Лайла отказалась встречаться с Робином.

С тех пор прошло три года. В течение этих трех лет Робин и Мартин ни разу не написали друг другу. Теперь Мартин собирался вернуться в Англию, а месяц тому назад в одном загородном доме Робин снова случайно встретил Лайлу.

Он предполагал, встретившись с ней, держать себя спокойно и непринужденно, чтобы показать, как легко ему удалось побороть свою неразумную страсть.

Он возвращался домой после прогулки на реке, и Клив, его спутник, спросил:

— Не заедем ли мы на обратном пути к Трионам? Я хочу побеседовать со стариной о гонках.

Когда они вошли в прохладный, наполненный запахом цветов холл, Робин увидел Лайлу, сидевшую, откинувшись в глубоком кресле, и держащую в руках папиросу.

Его сердце болезненно сжалось и остановилось. Он почувствовал, что побледнел, что в лице его не осталось ни кровинки. Даже ради спасения своей жизни не мог бы он заговорить в эту минуту. Неясно, словно издалека, донеслись до него слова миссис Трион.

— Мистер Вейн… Леди Гревиль, — и затем через бесконечный промежуток времени, подобно яркому лучу, озарившему темноту, прозвучал голос Лайлы, тот самый голос, который называл его, казалось, так давно: «любимый, Робин, мальчик мой, такой глупый мальчик».

Как человек, внезапно прозревший, Робин подошел и сел рядом. Он смотрел на нее, и Лайла, успевшая совершенно забыть о нем, тотчас же согласившаяся на разлуку, услыхав недвусмысленные угрозы Мартина, Лайла. увидевшая выражение обожания в синих глазах Робина, дотронулась до его руки и в ответ на его хриплый, несвязный вопрос:

«Лайла… как вы могли… Лайла, я не забыл»… — отвечала:

— Я тоже не забыла вас.

Таким образом, началось снова это мучительное рабство, бесконечная смена надежды и страстного волнения. Казалось, Робин снова стал тем же юношей, которым был когда-то, но теперь в его чувство вкралась еще стойкость, свойственная любви, окрепнувшей, благодаря мучительной и долгой разлуке. Лайла опять увлекла его своей красотой, шелковистым блеском золотистых волос, глубоким взглядом лиловых глаз, обрамленных длинными ресницами, своей холодностью и неудовлетворенной до сих пор жаждой любви. Жизнь ее протекала сравнительно тихо после разлуки с Робином. Он был прирожденным любовником, а такие люди встречаются редко. Кроме того, Лайла смертельно устала от Гревиля, его любезной настойчивости во всех жизненных вопросах, его вечной правоты и холодной безукоризненной вежливости. Она немного боялась его, потому что он никогда не сердился, а был всегда терпеливым, потому что она не могла найти ни одной уязвимой точки в его доспехах и еще, главным образом, потому, что ей была известна та оценка, которую он ей давал. Иногда он говорил ей неприятные вещи. Это ей напоминало те дни, когда он сильно любил ее, и время, когда он ей высказал истину о ней самой. Он сказал тогда:

— Если бы вы могли полюбить меня — все было бы хорошо. Я предполагал, что смогу научить вас, я надеялся, что моя любовь достаточно сильна для этого. Мне не приходило в голову, моя дорогая, моя прекрасная Лайла, что вы вообще не умеете ни любить, ни ценить любовь. И многое теряете из-за этого.