Частная школа (ЛП)

Кейт Брайан

Частная школа

ТАМ, ГДЕ ЖИВЕТ КРАСОТА

Там, откуда я приехала, все серое. Обыденные квадратные стрип-моллы. Вода в центральном городском озере. Даже солнечный свет тусклый. У нас едва ли бывает весна, и никогда не бывает осени. В начале сентября со слабых деревьев опадает листва прежде, чем она успевает измениться, заваливая кровельные крыши домов стандартного выпуска, которые абсолютно не отличаются друг от друга.

Если вы захотите увидеть красоту в Кротоне штата Пенсильвания, то вам нужно будет сесть в своей спальне десять на десять в скучном двухэтажном доме и закрыть глаза. Вам придется воспользоваться своим воображением. Некоторые девушки видят себя, идущими по красной дорожке с бойфрендом-кинозвездой под вспышками камер. Другие, уверена, представляют себя принцессами, вызывая в воображении алмазы, диадемы и рыцарей на белых лошадях. Все, что представляла я в течение всего девятого класса, была “Академия Истона”.

Я до сих пор не совсем понимаю, как очутилась там, в месте из моих грез, в то время, как остальные мои одноклассники ходили в промозглую мрачную школу Кротон Хай. Наверно, повлияли мои навыки в футболе и по лакроссу, оценки, выдающаяся рекомендация, направленная в Истон выпускницей Фелицией Рейнолдс (крутая бывшая девушка моего брата Скотта), а также, думаю, немного, папиного мастерства упрашивать. Но мне это не интересно. Я была там, и это место именно такое, как я себе и представляла.

В то время, как по солнечным улицам Истона в Коннектикуте мой отец вел нашу Субару, все, что я могла делать, так это сидеть у окна и пускать слюни, как собака. У магазинов здесь были разноцветные тканевые навесы и мерцающие окна. Старомодные уличные фонари теперь были электрическими, но когда-то зажигались мужчиной на лошади, перевозящим палку с огнем. С этих фонарей свисали растения в горшках с ярко-красными цветами, с которых все еще капала вода после недавнего полива из садового шланга.

Даже тротуары были красивыми: опрятные и выложенные брусчаткой, с возвышающимися дубами. В тени этих деревьев пара девушек моего возраста болтая выходили из бутика “Милые глупости”, раскачивая яркими сумками с аккуратно сложенными свитерами и юбками. Чувствуя себя настолько неуместно в своих поношенных джинсах Ли и голубой футболке, мне нигде так не хотелось жить, как здесь, в Истоне. Я не могла поверить, что очень скоро это действительно произойдет. В груди я ощущала что-то теплое. Что-то, что я чувствовала все меньше и меньше за последние несколько лет с момента несчастного случая моей матери. Мне смутно показалось, что это надежда.

Академия Истона находится у небольшой двухполосной дороги, которая выходит из города и заканчивается на холмах. Маленькая деревянная табличка на невысоком каменном пьедестале отмечает вход в школу. Блеклыми буквами на ней написано “АКАДЕМИЯ ИСТОНА. УСТАНОВЛЕНО В 1858 ГОДУ”. Табличку прикрывает низкая ветка березы, будто говоря о том, что если вы принадлежите этому месту, вы знаете, куда идете, а если — нет, то они не приложат больших усилий, чтобы помочь найти собственный путь.

Когда отец свернул под арку из железа и кирпича, меня затянуло. Сильно. Здания здесь были из кирпича и камня, увенчанные крышами с деревянной черепицей и шпилями, каждый старинный угловой камень излучал традицию и гордость. Здесь были древние выветренные сводчатые проходы, толстые деревянные двери на железных петлях, выложенные булыжником аккуратные цветочные клумбы. Здесь были нетронутые спортплощадки с зеленой травой и светящимися белыми линиями. Все, что я видела, было совершенным. Ничто не напоминало мне о доме.

— Рид, ты — наш навигатор. Куда мне ехать? — спросил отец.

Карта Истона превратилась в потный мятый комок у меня в руке. Я разгладила ее на бедре, будто не просматривала ее уже десять раз.

— Поверни направо у фонтана, — сказала я ему, стараясь, чтобы мой голос прозвучал спокойнее, чем я сама себя ощущала. — Женское общежитие для второкурсниц последнее в круге.

Мы проехали мимо соответствующих мерседесов с откидным верхом. Девушка со светлыми волосами стояла рядом как неприкаянная в то время, как мужчина — ее отец? дворецкий? — выгружал на бордюр огромное количество багажа Луи Виттон. Мой папа присвистнул.

— Эти люди определенно знают, как надо жить, — сказал он, и я тут же ощутила раздражение из-за его благоговейного трепета, даже не смотря на то, что и сама его испытывала. Он наклонил голову так, чтобы увидеть вершину башни с часами, где находилась старинная библиотека, я узнала это после многих часов рассматривания истонского каталога.

Мне хотелось сказать: “Па-а-ап!”. Но я сказала: “Я знаю”. Он скоро уедет, и если я буду огрызаться на него, то позже буду сожалеть об этом, когда останусь одна в этом странном месте, сошедшим из книжек с картинками. Кроме того, у меня было чувство, что девушки, как та, что мы только что видели, никогда бы не сказали ничего подобного, как “Па-а-ап!”.

Снаружи трех внушительных общежитий, стоящих по кругу в центре холма, семьи целовались, обнимались и проверяли, что у каждого есть все, что нужно. Мальчишки в хаки и белых рубашках перебрасывали футбольный мяч, их блейзеры были отброшены в сторону, щеки раскраснелись и покрылись пятнами. Пара суровых учителей стояли возле высохшего каменного фонтана, говоря что-то друг другу на ухо, качали головами. Девушки со сверкающими волосами сравнивали расписания, смеясь, жестикулируя и шепчась за прикрытыми ладошками.

Я глядела на девушек, размышляя, узнаю ли я их к завтрашнему дню. Будут ли кто-то из них моими подругами. У меня никогда не было много подруг. Или на самом деле каких-либо. Я была вынужденной одиночкой, удерживая людей подальше от моего дома, моей матери и вследствие этого, от меня самой. Кроме того, я не интересовалась теми вещами, которые, казалось, были интересны большинству девушек: одежда, сплетни и журнал “ЮЭс Уикли”.

Дома мне всегда было более комфортно с парнями. Ребятам не хотелось задавать вопросы, проверять твою комнату и дом и знать все интимные подробности твоей жизни. Поэтому я в основном тусовалась со Скоттом и его друзьями, особенно с Адамом Робинсоном, с которым я встречалась все лето и который в этом году будет выпускником Кротон Хай. Думаю, тот факт, что я порвала с ним и приехала сюда, из-за чего я была не первой второкурсницей, которую парень-старшеклассник в первый день привез в школу, станет просто еще одной вещью, которая удивит девчонок в моем классе.

Конечно, их легко удивить.

Я надеялась, что здесь все будет по-другому. Я знала это. Посмотрите. Разве может быть иначе?

Отец остановил машину у обочины между золотистым Лэнд Ровером и черным лимузином. Я взглянула вверх на обвитые плющом стены Брэдвелла, общежитие второкурсниц, которое будет моим домом в течение следующего года. Некоторые окна уже были открыты, откуда на студентов и родителей лилась музыка. В одной комнате висели розовые занавески, а внутри туда-сюда ходила девушка с иссиня-черными кудрями, раскладывая свои вещи.

— Ну, вот мы и приехали, — сказал отец. Повисла пауза. — Ты уверена в этом, малышка?

Внезапно я не смогла дышать. Все те месяцы, что родители спорили о моем приезде в Истон, отец — был единственным человеком в семье, кто никогда не показывал и тени сомнения. Даже Скотт, это в первую очередь была его идея отправиться сюда вслед за Филицией — она приехала на время предпоследнего и последнего годов обучения, закончив прошлой весной перед тем, как направиться в Дартмут и, несомненно, к успеху — начал упираться, когда увидел огромную сумму за обучение. Но отец не отступал с самого первого дня. Он отправлял мои записи с соревнованиями по лакроссу и футболу. Часами общался по телефону с отделом финансовой помощи. И все это время он постоянно убеждал меня, что я всех сражу наповал.

Я смотрела ему в глаза, такие же голубые, как и у меня, и знала, что он не сомневался в том, что я могла бы сделать это здесь. Он сомневался, сможет ли он вернуться домой. У меня перед глазами пронеслись образы пузырьков с таблетками. Маленькие белые и голубые пилюли рассыпаны по круглому мокрому следу на ночном столике. Мусорное ведро, заполненное пустыми бутылками из-под ликера и смятыми платками. Моя мать жилистая и бледная, ворчащая о боли, о том, что с ней произошло все плохое и никто из нас о ней не позаботился. Она терзала меня, Скотта, говоря нам, что мы ничего не стоим, чтобы заставить нас чувствовать себя такими же несчастными, как она. Скотту уже удалось спастись: он собрал свои вещи и уехал на прошлой неделе в Государственный университет Пенсильвании. Теперь в этом крохотном домике остались только мать и отец. Эта мысль угнетала меня.