Пленение (ЛП)

Чувство стыда, пока я размышляла над словами отца, заставило меня перестать ковырять формайку.

Он продолжил:

— Но у нее все получается чрезмерно. В твоем случае, она тебя уважает и доверяет до невозможности, поэтому надеется, что ты придешь к ней, когда будешь готова. Пока она только кусает ногти.

Я напряженно задумалась об этом, немного паникуя из-за того, что стояла бы перед разочарованной мамой.

— Что если я никогда не буду готова?

— Тогда ты будешь очень глупой, а ты не глупая. Ты упрямая, но не глупая.

— Я не знаю, как сделать это, пап. Как мне сделать все правильно?

— Приезжай домой на День благодарения. Поговори с мамой. Или покричи на нее. Просто сделай что-нибудь. Вы двое нужны друг другу, и я не смогу вынести следующий воскресный звонок без тебя, так что будь добра позвони сама. Просто... будь храброй.

* * *

Спустя семь месяцев после расставания…

— Между тобой, мной и деревом, думаю, мы должны устроить собственный День благодарения прежде, чем ты уедешь. — Сэм складывала чистое белье, пока я прибиралась на моем столе, убирая старые задания и записи. Я решилась ехать домой на День благодарения и уезжала на три недели. У меня был переизбыток беспокойной энергии. И я использовала ее, чтобы прибраться в комнате.

Папа был прав. Настало время для меня наладить отношения с мамой.

С началом октября я возобновила воскресные звонки, и никто из нас не поднимал тему моего многомесячного отсутствия.

Я была рада тому, что мы не затрагивали тему, что я взяла перерыв в учебе. Когда в середине октября мама позвонила мне, я попыталась объясниться и отстоять свою позицию. Она прервала меня.

Мама сказала:

— Тебе нужно время.

И она была права. Мне нужно было время расставить все по своим местам, не заостряя своё внимание на мысли, что я, должно быть, разочаровала её.

— Твоя мама будет снова готовить соевую индейку? — спросила я Сэм.

В ответ она сымитировала рвотный позыв.

Я усмехнулась. Ее мама была строгой вегетарианкой. А Сэм очень любила стейки.

— Эй, Сэм, как думаешь, я могла бы получить работу в твоем ресторане? Не как официантка, конечно, пока у меня нет опыта, но возможно я могла бы работать помощником официанта или мыть посуду.

Я снова собиралась поступать в институт весной, но теперь у меня была главная специализация музыка. Меня приняли в музыкальную программу, этим, вероятно, я отсрочила свой выпускной на несколько лет. И я, скорее всего, потеряла свою стипендию. Папа предложил оплатить обучение, поэтому я решила устроиться на вторую работу, чтобы оплатить проживание и расходы на время учебы.

— Я могу спросить... — Сэм посмотрела на меня долгим взглядом, кусая при этом губу с внутренней стороны. — Но ты не думала устроиться на работу в "Блюз Бин"? Я слышала, что одна женщина там нанимает только музыкантов в качестве бариста, заставляя их петь серенады клиентам.

Я усмехнулась.

— Ха-ха, очень смешно.

Я бросила кипу бумаг в мешок, который отложила для переработки, и обратила внимание к книжной полке. У меня было так много учебников. Я думала, что они нужны были мне в качестве справочников, нужно было просто продать их за наличные. Комната погрузилась в молчание, что было обычным делом для нас в последние дни.

Поэтому я была удивлена, когда Сэм выпалила:

— Ну, думаю пришло время поговорить о том, что с тобой происходит.

Я посмотрела на нее через плечо и увидела, что она смотрела на меня, уперев руки в бедра.

— Что ты имеешь в виду?

Ее челюсть напряглась, и она решительно прищурилась.

— Я имею в виду, ты не разговаривала со мной или с кем-то другим месяцами, пока не получила работу в июле. Черт, да даже, когда мы выбирали эту квартиру, это было подобно тому как вырывают зубы, так тяжело мне было заставить тебя высказать свое мнение. И не пойми меня неправильно, начался этот странный период злобной акустической гитарной музыки.

Я послала ей извиняющуюся полуулыбку. Я знала, что этот разговор должен был когда-нибудь произойти. Сэм была такой терпеливой со мной. Мне стало лучше, гораздо лучше, и сейчас было подходящее время, чтобы в открытую поговорить и разъяснить ей мое поведение за последние месяцы.

Я повернулась к ней лицом, присаживаясь на кровать.

— Знаю. Извини за злобную акустическую игру на гитаре.

Она продолжила, будто я ничего не говорила, будто плотину прорвало, и ей необходимо было высказать все свои мысли.

— Я знаю, тебе не нравится, когда я упоминаю его имя.

Я закатила глаза, вспоминая мое драматическое представление несколько месяцев тому назад, когда сказала ей, что никогда не хотела бы больше говорить о Мартине Сандеки, но это заставило меня понять, насколько я не была готова тогда делиться своими мыслями.

— А потом ты присоединилась к группе и начала пить "Ред Булл". После этого решила изменить специализацию и взяла перерыв в учебе, кстати, я полностью за. Просто ты никогда мне ни о чем не говорила. Ты все время в себе. И я хочу все знать, прошло уже восемь месяцев с тех пор, как вы расстались, и, думаю, пришло время рассказать мне. Ты его все еще любишь? Кэйтлин уже вернулась? Нормально, если я буду задавать вопросы, озвучивая нежелательные советы?

Я глубоко вздохнула, ласково глядя на нее, потом похлопала по месту рядом с собой на кровати. Она посмотрела на меня, потом на кровать и наконец плюхнулась рядом.

— Ладно, — начала я, пытаясь придумать, как рассказать ей подробную версию того, что мне пришлось пережить. Обычными словами объяснить это было тяжело, поэтому я решила использовать терминологию, с которой мне было проще. — Позволь мне начать сначала, с твердого состояния вещества.

Она выгнула бровь и недоверчиво раскрыла рот.

— Твердое состояние вещества? О чем ты говоришь?

— Дай мне закончить. Итак, после того, как М-Мартин и я расстались...

— Итак, теперь мы можем называть его имя?

— Просто слушай. После того, как Мартин и я расстались, признаю, я вела себя не очень хорошо. Я была словно неподвижная масса с низкой энергией. Я думала, что если не буду вспоминать об этом, то этого и не было.

— Итак, у тебя началось отрицание.

Я слегка рассмеялась на ее уместное упрощение.

— Да. В общем-то, я отделилась ото всех. Я стала твердой. Это длилось довольно долго, потому что я упрямая. И знаешь, мне нравились эти вечера сожаления и угрызения совести.

— Да, это длилось два месяца. Ты ходила на занятия, иногда на свои джем-сейшн, но, в основном, просто пряталась в шкафу.

Я прочистила горло, вспоминая это мрачное время и благодаря Бога, что оно прошло.

— Так вот, это приводит нас к жидкому состоянию материи. Ты знаешь, как я начала расслабляться, как только мы переехали в квартиру?

Она кивнула.

— Ага, но ты все еще ни с кем не говорила. Ты просто сидела в своей комнате и слушала злобную девчачью музыку Тейлор Свифт.

— Да, потому что я была злой. Я больше не была словно застывшая, я действительно была очень, очень злой. Думаю, новая квартира была катализатором моей перемены из твердого состояния в жидкое. Это как начать все сначала. Подальше от атмосферы общежития, подальше от колледжа. Это было как напоминание, что и за пределами занятий есть жизнь. Мне только девятнадцать, почти двадцать, и я поняла, что уже целые десятилетия провела на этой планете. Я больше не могу прятаться в шкафах...

Я размышляла о своих чувствах на тот момент. Да, я не могла прятаться в шкафах, но эта мысль разозлила меня. Я была счастлива, пока Мартин не разрушил все, почесав мой зуд.

И я ненавидела его за это.

Во время пребывания в жидком состоянии я удвоила усилия, избегая любых упоминаний о Мартине Сандеки. Я не могла принять того, что он тоже существовал в этом мире, несмотря на то, что существование Геркулеса я признавала. Я его никогда не увидела бы лицом к лицу, но, может быть, в журнале или в новостях. Наш разрыв был моим выбором, и это было правильное решение, но все равно меня это бесило.