Люблю только тебя

Наталья Анатольевна Калинина

Люблю только тебя

ВМЕСТО ПРОЛОГА

– Спасибо, что тебя не пришлось уговаривать, – сказала Луиза Маклерой, одарив Бернарда Конуэя очаровательнейшей из своих улыбок. – Ты чем-то озабочен?

– Да. Меня беспокоит состояние психики моей жены.

– О, это пройдет. Опыт вашей супружеской жизни еще столь ничтожно мал, что ошибки неизбежны.

Они ехали в «шевроле» Бернарда в сторону Лос-Анджелеса. Луиза попросила зятя отвезти ее в аэропорт – она летела в Вашингтон к мужу.

– Я бы не хотел, чтобы наша семейная жизнь начиналась с упреков и подозрений в измене, – говорил Бернард, не отрывая взгляда от дороги. – Мне нужна жена-друг. Обстоятельства складываются так, что я хочу выставить свою кандидатуру на ближайших выборах в конгресс.

– О, я заранее поздравляю тебя с успехом, – сказала Луиза и едва заметно подмигнула в зеркальце. – Признаться, я горжусь выбором моей дочери.

Бернард вздохнул и прибавил скорость.

– Не надо так спешить, Берни, – до самолета еще больше часа. К тому же я бы хотела задать тебе вопрос довольно интимного характера.

– Я тебя слушаю, Луиза.

– Это правда, что у тебя есть любовница?

Она обратила внимание, как дрогнули лежавшие на руле пальцы.

– Это… это не совсем то, что ты думаешь. Впрочем, да, это правда.

Луиза самодовольно усмехнулась.

– А тебе известно, что Синтия знает об этом?

– Вот оно в чем дело… Но откуда?

– Я же сказала, у тебя нет опыта семейной жизни. Ты никак не можешь выйти из образа плейбоя-холостяка.

Луиза не спеша достала из сумки конверт и, вынув из него фотографию, помахала ею перед носом Бернарда.

– Черт! – вырвалось у него. – Я и не знал, что мой дом нашпигован этой мерзостью.

– Ты сам виноват, что его нашпиговали ею, – сказала Луиза, засовывая фотографию в конверт.

– Это сделала Син?

– Теперь не имеет никакого значения, кто это сделал, – все материалы у меня. А я, как ты знаешь, не предаю старых друзей.

– Что тебе нужно взамен? – спросил Бернард. – Дело в том, что я не люблю быть обязанным даже таким верным друзьям, как ты.

– Ты неисправим, Берни. Но твой прагматизм нисколько не портит тебя. Надеюсь, твой сын унаследует от тебя этот здравый смысл истинного техасца.

– Сын?

Бернард резко сбросил скорость и внимательно посмотрел на Луизу.

– Ты разве не знал, что Синтия беременна?

– Я рад. Я так рад… – бормотал Бернард. – Так вот почему Син стала подозрительна и…

– Но это ни в коем случае не оправдывает твоей неосторожности. Кстати, это правда, что Мария русская?

Бернард увидел в руках у Луизы фотографию. Изображение было довольно расплывчатым, но вполне узнаваемым. Они с Маджи в чем мама родила сидели на полу возле горящего камина и курили. Что это были за сигареты, можно было догадаться по отрешенному выражению их лиц.

– Она бежала из России, – тихо сказал Бернард. Луиза удивленно округлила глаза.

– Ты хочешь сказать, ее преследователи коммунисты?

– Не думаю. Она влюбилась в американца.

– Вот оно в чем дело… Бедняжка. Он погиб, заслонив ее своим телом, и она от горя – я слышала, русские женщины очень серьезны и постоянны в своих чувствах, – пристрастилась к травке.

Бернард резко затормозил.

– Что тебе от меня нужно? – спросил он, поворачиваясь к Луизе всем корпусом.

– О, я думаю, мы сумеем договориться к обоюдному удовольствию. – Она умело изобразила смущение. – Тот участок земли в Форт-Уорте выгодное вложение капитала, не так ли? Но мне, помимо всего прочего, очень подходят тамошний климат и пейзаж. Если тебе удастся уговорить отца…

– Он родился в Форт-Уорте. На этой земле когда-то стоял барак, в котором жили его родители. Он не согласится…

– Очень жаль. – Луиза тронула Бернарда за плечо. – Поехали, Берни. Мы можем опоздать на самолет.

Он медленно тронулся с места.

– Что ты собираешься сделать с фотографиями?

– Пока не знаю. Посоветуюсь с мужем.

– Я куплю их у тебя.

Луиза откинулась на сиденье и расхохоталась.

– Деньги могут помешать дружбе. Особенно такой старой, как наша с тобой, Берни.

– Зачем тебе понадобился именно этот участок? – недоумевал Бернард.

– Техас напоминает мне Андалузию. Мы, женщины, бываем очень романтичны.

– Я постараюсь уговорить отца уступить тебе эту землю, но ты должна быть со мной откровенна.

– Каприз красивой женщины, не более того. Берни, эту Марию мог подослать КГБ. По крайней мере, газеты, узнав о том, что она русская, непременно будут спекулировать на этой теме.

– Черт! Ладно, считай, мы договорились. Давай фотографии и кассету.

– Пожалуйста. – Она протянула ему конверт. – Да, кстати, я велела этой глупышке Син отказаться от услуг детективов, но боюсь, она не послушает меня. Советую тебе быть осторожным и не встречаться с Марией ну хотя бы в период избирательной кампании.

Бернард стиснул зубы.

Остаток пути до аэропорта оба молчали.

– Помнишь, мы были с тобой в ресторане, а потом ты повез меня на ваше ранчо? – спросила Луиза, слегка наклонясь к Бернарду. Они сидели в зале ожидания для пассажиров первого класса, ожидая, когда клерк принесет посадочный талон.

– Да, – кивнул он, нервно барабаня пальцами по столу.

– Тогда еще стоял тот барак, но там уже никто не жил. Ты показал его мне, рассказал о матери, которую, мне кажется, очень любил. А потом мы занимались любовью в роще. И я тогда думала по своей глупости, что ты женишься на мне.

– Ты была отличная девчонка, Лу. Бернард натужно улыбнулся.

– Я построю большой деревянный дом с видом на эту рощу, – тихо сказала Луиза. – Знаешь, Берни, я сама не подозревала, как я сентиментальна. – Она поднялась, увидев клерка. – Чао, Берни, ты всегда был сильным и независимым в поступках. Мужчина глупеет от любви и перестает видеть себя со стороны. Поверь, мне кажется, я уже вижу тебя в Капитолии.

В купейном вагоне поезда Вильнюс – Ленинград было тепло и пахло чистым бельем. Двое попутчиков Яна – мужчины неопределенного возраста – сели буквально за две минуты до отправления. Четвертое место оставалось пустым. Один из мужчин, едва тронулся поезд, достал из портфеля бутылку коньяка и, кивнув лежавшему на верхней полке Яну, предложил:

– Давай на троих. На двоих будет многовато.

Ян, поколебавшись несколько секунд – не любил он крепкие напитки, тем более на ночь глядя, – все-таки спрыгнул вниз. Он уже успел переодеться в тренировочный костюм, и оба мужчины не без зависти смотрели на его гибкое стройное тело.

За рюмкой завязалась беседа. Ян сказал попутчикам, что ездил в Вильнюс, где когда-то родился, узнать хоть что-то о своих пропавших в войну родителях. Увы, безуспешно. А теперь едет в Ленинград к приемным.

Мужчина с родинкой на виске и уверенными панибратскими манерами сказал, что его ведомство, закрытый НИИ, подчиняющийся непосредственно Министерству обороны, как раз занимается поисками пропавших во время войны людей. И тут же пообещал оказать содействие.

– Правда, чаще мы находим их могилы, – добавил он и предложил тост за, как он выразился, «священные холмики земли, под которыми покоятся бренные останки нетленных душ».

Выпили, закусили бутербродами с сыром и колбасой, которые достал из полиэтиленового пакета второй мужчина, назвавшийся Антоном Мстиславовичем. Ян выложил на стол яблоки и пачку печенья. Слово за слово, и он незаметно рассказал своим попутчикам, что плавал когда-то старпомом на грузовых судах, знает, хоть и успел изрядно подзабыть, английский и немецкий.

Попутчики слушали внимательно и заинтересованно. Похоже, они были незнакомы между собой, хотя из разговора выяснилось, что Антон Мстиславович тоже военный и того, с родинкой, он звал просто – Палыч.

Беседа коснулась афганской войны, и Палыч сказал, что Советскому Союзу давно пора начать расширять свои границы.