Metamorphose (СИ)

Комментарий к clipeum post vulnera sumere

Название главы переводится как «взяться за щит после ранения».

И — да, я помню про эту работу :3

Все мнения прошу в комментарии))

Принесённая Ганнибалом одежда оказалась немного велика кудряшке: пришлось закатывать рукава и подгибать штанины. Надевать вещи из чужого гардероба было некомфортно, но футболку и двухдневные штаны хозяин квартиры предусмотрительно унёс из ванной комнаты (вероятно, прямиком в мусорное ведро).

Прежде чем выйти, Уилл некоторое время стоял у двери, уговаривая себя открыть её: нельзя, к сожалению, простоять на этой холодной кафельной плитке вечно. Живот стал предательски болеть от голода — за весь этот нескончаемый день ни маковой росинки во рту, не считая глотка кофе и горьких лекарств.

Ручка от двери была тёмная и холодная — как, в принципе, и вся квартира Ганнибала. Решившись, Уилл всё-таки вышел в коридор — медленно, тихо, не пытаясь найти незнакомого мужчину взглядом — он сразу (и как можно более незаметно) направился в Большую комнату с книгами, чтобы из неё пройти в прихожую, надеть там ватник (вдруг он там ещё висит), ботинки и…

— Уилл, — Ганнибал мягко перехватил его за локоть в посередине Большой комнаты, — столовая в другой стороне.

Кудряшка обречённо посмотрел на мужчину, но зашагал за ним следом: Ганнибал уже показал, на что способен, если его вывести из себя. Перед тем, как зайти в столовую, мужчина тихо обронил Уиллу:

— Закроем глаза на то, что ты сейчас снова попытался сбежать, и попробуем насладиться ужином в спокойной обстановке.

«В спокойной обстановке?! Меня выкрали, усыпили, напоили лекарствами, изнасиловали, а в данный момент я нахожусь в одной комнате с волком (можно даже сказать, с двумя) и буду есть неизвестно что!» — Уилл горько поморщился, бегло взглянув на мужчину: неужели он не понимает?

«…прекрати называть её волком, она — волчица!» — всплыло в сознании кудряшки. Он рассеянно потряс головой — какая разница! Какая разница, кем быть укушенным — волком или волчицей, чёрт возьми?

Столовая оказалась довольно большой: длинный стол из тёмного дерева персон на двадцать, зияющий чернотой камин, большие окна с тяжёлыми алыми занавесками из бархата, картины на стенах.

«У подобного человека вряд ли бывает много гостей… Зачем такой огромный стол?» — рассеянно подумал Уилл, оглядывая комнату.

— Я предпочитаю готовить прямо перед приёмом пищи и редко оставляю блюда на потом. Ты был в ванной комнате около часа, и я реализовал один из наиболее простых рецептов. Надеюсь, ты простишь меня за это, — с этими словами Ганнибал ушёл на кухню за едой.

«Вот за всё остальное прощу, а за это — никогда! — с мрачной усмешкой подумал Уилл. Потом удивлённо вскинул брови, —… неужели я простоял в ванной у двери около часа?»

Проводив Ганнибала взглядом, Уилл, не оставляющий мысли о побеге, хотел было кинуться в прихожую, но тело вдруг налилось свинцом и сил хватило только на то, чтобы сесть на ближайший стул, над которым по счастливому стечению обстоятельств на столе уже покоилась большая серая тарелка. Ещё кудряшка остался потому, что не хотел, чтобы эта самая тарелка разбилась об его голову у входной двери благодаря стараниям и великолепной реакции Ганнибала.

Всхрапывая на ходу, с кухни вышла Эбигейл: волчица шла, покачивая головой и хвостом, не сводя жёлтых настороженных глаз с кудряшки; за ней показался Ганнибал. Он нёс в руках две тарелки, а под мышками удерживал два бокала и бутылку вина. Тарелки с едой он поставил на уже стоящие серые тарелки побольше, вино с бокалами на середину стола. Сам сел напротив, после чего одарил Грэма выжидающе-выразительным взглядом, приглашающим приступить к трапезе.

Уилл покорно опустил взгляд на принесённую еду: на свежих листьях салата лежали ломтики курицы, аккуратно приправленные каким-то светлым соусом. От мяса поднимался едва заметный пар; пахло просто восхитительно, и рот парня мгновенно наполнился слюной. По бокам курицы лежал виноград и несколько долек мандарина: выглядело это изящно и изысканно, и вовсе не походило на «реализацию самого простого рецепта». Ганнибал начал пояснять, всё больше распаляя аппетит:

— Соус состоит из вина, апельсинового джема и свежевыжатого лимонного сока. Я считаю, что достаточно нейтральный вкус белого куриного мяса отлично гармонирует с кисло-сладким, слегка островатым соусом-глазурью, — и добавил: — Надеюсь, у тебя нет ни на что из этого аллергии. Я взял на себя смелость предложить к курице мадейру «Boal», 1978 года. Она была выпущена ограниченным тиражом и изготовлена из винограда сорта Боал, выращенного на острове Мадейра, — с этими словами мужчина наклонился вперёд и наполовину наполнил оба бокала.

Судя по выражению лица кудряшки, он работал явно не сомелье и в вине вообще не разбирался. Ганнибал насмешливо улыбнулся, будто самому себе, и начал аккуратно разрезать мясо.

Может, инстинкт альфы подвёл, и Уилл вовсе не идеальная пара для него? Да — красивый, немногословный, загадочный парень, страдающий неясными видениями, но не было бы Ганнибалу лучше с человеком, одного с ним возраста, таким же утонченным гурманом и эстетом, не срывающим со стен картины? По идее все должно налаживаться, а, кажется, наоборот — становится хуже…

Хотя Уилл медленно, с длительными перерывами и пережёвываниями, но всё-таки ел.

— Термостат запрограммирован на 22 градуса днём и 18 ночью. Тебя это устраивает? — снова попытался узнать что-нибудь о своём пленнике Ганнибал. Он привык развлекать своих гостей разговорами, но с этим явно не клеилось, какая бы тема не была поднята. — Как ты, наверное, знаешь, при прохладной температуре лучше вырабатывается гормон мелатонин, иначе говоря, гормон сна. Он полезен тем, что регулирует работу всей нашей эндокринной системы и отвечает за крепкий иммунитет. Поэтому ночью температура установлена на понижение.

Уилл молча запихнул в рот виноградину, потянулся за вином: неужели Ганнибал действительно думал растопить лёд этими «интересными» фактами?

— Перед сном тебе надо будет принять таблетки и померить температуру. — вообще, по роду своей профессии Ганнибал привык слушать других людей, но с этим «пациентом» он бил все свои рекорды по красноречию и попыткам разговорить.

Уилл же, в свою очередь, бил все свои рекорды по молчанию: в ответ на слова Ганнибала он лишь чуть шире открыл глаза, неопределённо покивал и сделал глоток вина.

Уже ставший привычным за день шум в голове поутих после двух первых глотков: в груди начал теплиться огонёк, постепенно согрелись ладони. Скорее всего, про термостат Ганнибал наврал: в комнате было холодно, как в Антарктиде, по крайней мере, до этих пор.

— Уилл, — через некоторое время снова нарушил молчание хозяин квартиры, — мне бы хотелось знать, в каком возрасте у тебя была первая течка, — отчаявшись завести светский разговор, Ганнибал решил действовать напрямую и без обиняков.

Парень сначала замедлил пережёвывание курицы, потом и вовсе прекратил, медленно подняв на мужчину исступлённый взгляд. И, наконец, заговорил:

— Я уже говорил тебе, что я не омега. Я обычный человек. У меня никогда не было течек, и я никогда не различал запахи посторонних людей.

— In contumaciam [«В ответ на упорство», лат.] я готов признать, что это действительно могло быть так до позавчерашнего дня.

Уилл устало покачал головой: он не знал, как объяснить тот вечер, то происшествие и тот умопомрачительный запах, который ветер услужливо донёс до него. Он уже тысячу раз пожалел о том, что сказал задумавшемуся на парковке незнакомцу про парфюм, но больше всего душу выворачивало то, что он до сих пор его чувствовал — щекочущий ноздри дразнящий запах не покинул Ганнибала даже после душа.

Лектер до сжатия рук в кулаки хотел знать, что тогда почувствовал Уилл. Это незнание раздражало, точно не отрезанная на одежде бирка, царапающая кожу, бесконечно напоминая о себе.

Но мужчина так ничего и не спросил: гордость брала своё.