Лицо и сердце (СИ)

Тони тем временем встал и пошел в спальню. Алекс поставил на стол чашку и пошел за ним. Тони, очевидно по привычке, расстегивал рубашку. Алексу было очень приятно находиться рядом, наблюдать за ним, за его обычными действиями, смотреть, как он ест, как двигается. Опять хотелось кричать. Но он сдержался. Только снова обнял любимого, вдохнул запах и задрожал от возбуждения и нежности. Целовал ключицы, шею и ощущал, как Тони замер, словно испуганный зверь, обнаруженный в своем укрытии.

— Можно, я тут спать буду? — тихо спросил Алекс отвлекшись от своего занятия и показывая на полюбившееся ему место.

— Да, — прошептал Тони. — Спи, где захочешь… Хочу тебя…

— О, Ти… Да, да! Хочу сейчас тоже на спине, как ты в нашу первую ночь!

— Ал, это будет очень откровенно!

— Хочу!

Алекс лег на спину и обнял его. И от осознания того, что они снова вместе, что Алекс пришел к нему, что он не потерял свое счастье, Тони срывало крышу. Ему казалось, будто оба они сейчас были единой птицей, и каждый толчок, словно взмах крыльев, увлекал его в безумие. Еще немного — и из его сердца, из его губ вырвется слово, только одно слово, заполняющее целиком и грозящее взорвать жизнь окончательно и бесповоротно. Он целовал, прикрывая глаза, Алекса в губы, пытался сдержать разгорающийся в душе пожар и продолжал двигаться. Алекс, будто специально, делал все, чтоб разжечь его чувство еще сильнее: смотрел в глаза, тянулся за поцелуями, все чаще и откровеннее подавался ему навстречу, стонал громче и громче, наверняка даже не догадываясь, насколько еще и этим возбуждает сейчас сильнее. Движение за движением, стон за стоном, ярче, быстрее, громче…

Алекс чувствовал, что вот-вот все-таки закричит, не выдерживая того, что творил с ним Тони. Со знанием дела тот доводил его до беспамятства, уже в который раз за эти три дня. Ни один вздох Алекса не оставался без чуткого внимания. Тони много рассказывал и объяснял, говорил без всякого стыда о сексе в промежутках между их «раундами». Алекс краснел, но внимательно слушал, а затем снова не мог отвести взгляд от карих глубоких глаз. «Люблю! Люблю!» — выдыхал он и в этот вечер безмолвно в рот Тони. Тот целовал его долго, часто. Имел так, что Алекс метался, сам не зная, чего же он хочет больше: чтоб эта пытка закончилась или чтоб она продолжалась вечно. Ощутив еще один, уже просто невыносимый удар, он все-таки закричал…

Тони больше не мог сдерживаться… Жить… Торопиться… Сейчас… Ведь «потом» может не наступить… Никогда… Сердце разрывалось от счастья…

— Люблю тебя, Ал! — вскрикнул он, тоже, как и Алекс, кончая.

Тони почти упал на друга, в последний момент удержавшись на руках. Закрыл глаза, ложась сверху, и выдохнул тихо еще раз:

— Люблю…

У Алекса потемнело в глазах. Он все еще тяжело дышал. Кажется, у него дрожали ноги. И руки. Он обнял Тони.

Так много хорошего — и все ему одному? Всего каких-то четыре дня назад он мысленно попрощался с жизнью, и вот сейчас… Мужчина, от чьего взгляда у него слабели колени, признался ему, недоутопившемуся несчастью, в любви? Алекс, не веря своим ушам, только едва слышно шепнул:

— Это правда? То, что я услышал сейчас?

— Да.

Это краткое, тихое «да» обрушилось будто ударом на Алекса. Он чувствовал, что Тони пытается скатиться с него, и не отпускал любимого. Он ведь его больше никогда не отпустит. Ти, спасший ему жизнь, обогревший его своим теплом тогда, когда он так нуждался в поддержке, любит его! А он, как последний дурак, стеснялся сказать о своих чувствах, думая, как теперь «принято» или «не принято» говорить о том, что на сердце.

— Я тебя тоже люблю, — тихо сказал Алекс.

— Правда? — только и смог повторить Тони слова любимого, глядя ему в глаза.

— Да.

Они оба долго молчали. Наконец Алекс смог отпустить своего Ти. Тот сполз с него и лег рядом.

Успокоившись немного, Тони вздохнул:

— Завтра есть нечего. Придется в магазин вечером идти.

— Давай вместе сходим?

— Давай…

***

Утром Тони растолкал Алекса в полшестого утра. Тот побудке поддавался плохо, но все же приполз на кухню, когда Тони дожаривал яичницу. Запах еды, судя по всему, действовал на Алекса куда лучше будильника и даже поцелуев. Поставив перед другом тарелку, Тони сел напротив него. Он любовался Алексом и едва сдерживался от того, чтоб разложить его, заспанного, время от времени трущего глаза и зевающего, прямо на столе, а затем вспомнил, что он еще чуть не забыл сделать. Он поднялся и пошел в гостиную. Вернувшись, подошел к доедающему булочку Алексу и обнял его.

— Ал, это тебе, — Тони положил перед ним на стол ключи.

— Ти! — только и смог прошептать Алекс. — Чтоб я не потерялся, да?

— Да, — тихо ответил Тони.

Алекс помолчал, но потом спросил:

— А ты много кому ключи давал?

Тони прижал его крепче к себе.

— Ревнуешь?

— Очень, — вздохнул Алекс.

— Никому не давал… И не только ключи не давал много лет.

— Серьезно?!

На душе у Алекса стало почему-то очень тепло. Тягостное, мучительное чувство ревности, нахлынувшее на него тяжелой волной при мысли о том, сколько еще других людей были, кроме него, близки с его, его, черт побери, Ти, постепенно растворялось в теплом шепоте друга, обнимающего и целующего в макушку поначалу нежно и ласково, но затем все более настойчиво и страстно.

— Угу…

— Ревность — это так тяжело, — вздохнул Алекс.

— Я, если представляю себе, что ты с кем-то другим, убивать готов, — тихо сказал Тони.

— У меня то же самое, — ответил Алекс, — я совсем не сторонник свободных отношений.

— И я…

Алекс зацеловывал Тони, задрав ему футболку, и чувствовал, как тот в ответ на ласку обнимает его все крепче. Он начал стаскивать с любимого шорты, что было уже непросто сделать.

— Ал! Ты что творишь?! Я ж тебя сейчас прямо на столе разложу!

— И на работу опоздаешь, — Алекс высвободил наконец налитой член друга и слизнул с него капельку выступившего секрета. Такой «завтрак» начинал и его возбуждать до дрожи.

— Не опоздаю…

— Тогда сделай это…

— Хорошо…

***

Вечером, вернувшись домой вовремя, Тони заметил в прихожей кроссовки Алекса. И тут его воробушек, снова почему-то взъерошенный, вылетел из гостиной с радостным воплем:

— Ты пришел, Ти! — улыбнулось его счастье.

«Радость моя», — думал Тони, снова крепко прижимая его к себе. Ему очень хотелось сказать нежность вслух, но он стеснялся. Хотелось звать любимого «воробушком», «солнышком»… Он целовал Алекса и не мог остановиться. А Алекс… Отвечал отзывчиво на его поцелуи, обнимал в ответ, как зверек терся, так сладко, до боли…

— Я рисовал. Ты не возражаешь, я там на твоем письменном столе… Немного того?

— Не возражаю, Ал! Собирайся, пойдем за продуктами.

— Идем!

Тони заглянул в комнату. Да, его чистый, убранный стол был, кхм, «немного того» — завален блокнотами, карандашами и смятыми листами бумаги. Он вздохнул. Что ж, «у всех свои недостатки». Разведение хаоса — еще не самый страшный.

***

В магазине, когда Тони завис возле полок с вегетарианской едой, Алекс очень удивился:

— Ты ж вроде мясо ел? Чего возле этой травы застрял?

— Оно вкусное… — задумчиво ответил Тони.

— Да? Никогда не пробовал. Идем!

— Сейчас…

— Ти, да что ж ты там вычитываешь-то так?!

— Срок годности…

— О-о-о…

Алекс смотрел на друга, тщательно перебирающего содержимое их тележки. Когда он услышал, что они, оказывается, закупают «ингредиенты», а не «еду», то чуть не заржал. Но потом вспомнил, как Тони передернуло при взгляде на свой письменный стол, заваленный им всего лишь совсем чуть-чуть, и подумал, что разборчивость в покупках и стремление наводить порядок — не самый страшный «грех». То, чем Тони его угощал, было очень вкусным, а пространство рабочего стола и освещение — продуманным и правильным. Когда он сел на стул, то почувствовал, будто находится в «центре управления полетами», настолько мебель была удобной. Работалось ему очень хорошо. Оставалось надеяться, что его спонтанность и способности устраивать «фейерверки» будут дополнять организованность и упорядоченность любимого.